Та форма обращения, в которой денежная куколка превращается в капитал, противо-
речит всем развитым раньше законам относительно природы товара, стоимости, денег и
самого обращения. От простого товарного обращения ее отличает обратная последователь-
ность тех же самых двух противоположных процессов, продажи и купли. Но каким чудом
такое чисто формальное различие может преобразовать самое природу данного процесса?
Более того: этот обратный порядок существует лишь для одного из трех деловых дру-
зей, вступающих между собой в сделку. Как капиталист, я покупаю товар у А и продаю его
затем В; как простой товаровладелец, я продаю товар В и потом снова покупаю товар у А. Для
деловых друзей А и В этого различия не существует. Они выступают лишь в качестве про-
давца и покупателя товаров. Я сам противостою им всякий раз как простой владелец денег
или товаровладелец, как покупатель или как продавец. Как при той, так и при другой после-
довательности метаморфозов я противостою одному из них только как покупатель, другому
– только как продавец: одному – только в качестве денег, другому – только в качестве товара,
но я никому из них не противостою в качестве капитала или в качестве капиталиста, т. е. как
представитель чего-то такого, что было бы больше, чем деньги, или больше, чем товар, чего-
то такого, что могло бы производить какое-либо иное действие, кроме того, которое свой-
ственно деньгам или товарам. Для меня купля у А и продажа В образуют один последователь-
ный ряд. Но связь между этими двумя актами существует только для меня. А нет никакого
дела до моей сделки с В, В – никакого дела до моей сделки с А. Если бы я захотел объяснить
им ту особую мою заслугу, что я перевернул порядок следования сделок, то они доказали бы
мне, что я заблуждаюсь относительно самого этого порядка следования, что сделка в целом
не началась куплей и не кончилась продажей, а наоборот, началась продажей и завершилась
куплей. В самом деле: мой первый акт, купля, есть продажа с точки зрения А, мой второй
акт, продажа, есть купля с точки зрения В. Не удовольствовавшись этим, А и В заявят кроме
того, что весь этот порядок следования есть совершенно излишний фокус-покус. А мог бы
прямо продать свой товар В, В прямо купить у А. Вместе с тем вся сделка превращается в
односторонний акт обычного товарного обращения – продажу с точки зрения А, куплю с
точки зрения В. Таким образом, перевернув порядок следования актов, мы отнюдь не вышли
из сферы простого товарного обращения: нам приходится поэтому посмотреть, допускает
ли природа самой этой сферы возрастание входящих в нее стоимостей, а, следовательно,
образование прибавочной стоимости.
Возьмем процесс обращения в той его форме, в которой он представляет собой про-
стой товарообмен. Эта форма имеется налицо во всех тех случаях, когда два товаровладельца
покупают друг у друга товары и с наступлением срока платежа сводят баланс взаимных
денежных обязательств. Деньги служат здесь счетными деньгами; они выражают стоимости
товаров в их ценах, но не противостоят самим товарам телесно. Очевидно, поскольку дело
касается потребительных стоимостей, в выигрыше могут оказаться оба обменивающиеся
между собой лица. Оба отчуждают товары, которые бесполезны для них как потребитель-
ные стоимости, и получают товары, в потреблении которых они нуждаются. Но выгодность
сделки может даже не ограничиваться этим. Возможно, что А, продающий вино и покупаю-
щий хлеб, производит в течение данного рабочего времени больше вина, чем мог бы произ-
вести его в течение того же самого рабочего времени возделыватель хлеба В, и наоборот: В,
возделывающий хлеб, производит в течение данного рабочего времени больше хлеба, чем
его мог бы произвести винодел А. Таким образом, А получает за ту же самую меновую сто-
имость больше хлеба, а В больше вина, чем получил бы каждый из них, если бы оба они
вынуждены были производить для себя и вино и хлеб, не прибегая к обмену. Следовательно,
в отношении потребительной стоимости можно сказать, что “обмен есть сделка, в которой
выигрывают обе стороны”.284 Иначе обстоит дело с меновой стоимостью.
«Человек, имеющий много вина, но не имеющий хлеба, вступает в сделку с человеком,
у которого много хлеба, но нет вина, и между ними происходит обмен пшеницы стоимостью
в 50 на стоимость 50 в виде вина. Этот обмен не представляет собой увеличения меновой
стоимости ни для первого, ни для второго, потому что уже до обмена каждый из них обладал
стоимостью, равной той, которую получает при посредстве этой операции»