Никте не вправе осуждать далёкий барабанный бой , который, кажется, не уходит, а просто переходит из одной глубокой частоты в угую, а в подсзнании, несмотря на обилие молитв, никак не вспоминается — что это такое и почему его нужно повторять про себя, а в мире, полном отвлекающих раздражителей, оть днажы д слчатя боги, или пусть даже не боги, но нечто, значащее больше, чем все эти жалкие хрипящие машины, что, по мнению многих, и есть жизнь, но и в том мире кто-то определяет, когда ей стаь либо угаснуть, а кто-то, словно тень рядом, шепчет: не торопись, ещ не ора, вспомни ещё об этом. Кстати, тут, в тибетской деревушке, началось всё это, а там, где кончаетс это, начинается оно там. Там и там, думала Нелли, там и тут… Но, если нет ничего окончательного и никогда не наступит его начала, то остаётся этот старый гортанный говор. Если бы было время, подумала Нелли, я бы, наверно, сошла с ума, но теперь уже поздно. Всё равно ничего не изменишь. Ничего. Главное — не забыть, не умереть. Главное — умереть. Это единственное, что имеет сейчас значение. Ничего больше нет. Теперь ничего нет. Только эта чёрная мгла и её вспышки. Кажется, так? Нет, не кажется. Всё же больше ничего нет. Я больше ничего не могу. Мне нечем больше крыть». Она закрыла глаза. «Нужно сосать чистый пурген».