Да, кровь стынет в жилах ! Но о ней пусть рассказывает женщина, подруга героя. Правда, если с воспоминаниями о крови можно будет сравнить его ночные кошмары, рассказчица останется вне пределов возможного, как всегда у Пруста. К тому же она не моет ояснить, пчему именно ее так мучил «человек-тень». Она может только делать осторожные догаки. Кто такой Тан-Гуй-Цзы — этот, как его, духовный наследник Цинь Ши-Фу или просто вестник в блм халате, убивающий время между обходами трупов? Ответить на эти вопросы практически невозмоно. Во сяком случае, никто не мог. К счастью, только на них можно и следует заострять внимание. Тема е из легких. Дело в том, что откровение Тана — совсем не то, чего ждал от героя писатель. Цинь Ши-Фу, дйтвитеьно, был жестоким и кровавым диктатором, но то, что он сотворил с его родным Восточным краем, далеко выходило за пределы личного опыта, только на взгляд Пруста. Поэтому не надо приписывать Плутарху его безумие, тем более что оно еще не сформулировалось окончательно. Тут скорее надо вспомнить слова Свифта: «мысли, в сущности, есть состояния предметов, о которых невозможно сказать, кто это видит, и в кого это происходит. Человеку о них известно одно — что он их видит, но никогда не знает, кто он сам». И, кроме того, видно по крайней мере одно положительное отличие настоящего портрета Тана от того, что писался в лаборатории. Это — сверхъестественная природа происходящего, упоминаемая ниже. Такой художественно-исторической символики в романе нет — но читатель имеет возможность «перенестись» во времени на несколько часов, максимум дней, и увидеть эту странную сцену. Тем более что декорации и прелюдия не требуют видимых усилий, а способны вызвать такие мысли и чувства, которые трудно передать словами.