В интервью Алексей рассказал о том, каким трудом ему дались съемки об истории Ивана Ермакова, о выстрелах в воздух, недавнем юбилее и мужском воспитании наследника.
— Как родилась эта история? И как вы пришли к тому, чтобы снять свое кино в качестве режиссера?
— Последние лет десять я подыскивал себе материал, чтобы дебютировать, как режиссер. Хотел попробовать себя в режиссуре и искал материал, который бы меня сильно зацепил. Но все как-то не складывалось. А в феврале 2019 года я поехал в Екатеринбург, на «Дни творчества Алексея Балабанова», где представлял свой первый фильм «Война». 20 лет назад, кстати, я получил за него приз «За лучшую мужскую роль» на фестивале в Монреале. На показе было много молодых людей от 20 до 40 лет, они задавали вопросы, благодарили за роль Ивана Ермакова, цитировали фразы из фильма. И я понял, что фильм до сих пор живет и работает, и образ Вани Ермакова помнят многие, он продолжает свое путешествие по стране. Леша Балабанов сумел создать образ, который во многом стал народным. Может быть, не таким супернародным, как Данила Багров, но все равно, Ивана помнят и любят. После встречи со зрителями я сел в самолет, и мне пришла идея рассказать о том, как живет Иван Ермаков сейчас, что с ним стало спустя столько лет. Мне стало так интересно рассказать эту историю, что я прямо в самолете начал писать наброски сценария. А приехав домой, засел за сценарий плотно, была зима, и все к этому располагало — мало солнца, холодрыга, отсутствие съемок. Ровно за два месяца я написал первый драфт и отправил его, дико переживая, Сергею Михайловичу Сельянову. Тогда я еще не знал, как будет называться фильм, и назвал сценарий «Война. Продолжение». История Сергею Михайловичу понравилась, и мы стали его дорабатывать. Поначалу я не собирался сам снимать фильм, но спустя полгода, когда сценарий был практически готов, понял, что мне будет жалко отдать его какому-то режиссеру. Получилась довольно личная история, с моим собственным видением, и было странно отдавать этого ребенка кому-то другому. Поделился своими сомнениями с главным редактором СТВ Сашей Архиповым. А через пару дней пришел в офис, и первое, что услышал от Сельянова: «Что, режиссером хочешь стать?». Казалось, он дальше продолжит: «Леша, даже и не думай об этом! Это утопия!». Потому что снимать и самому же сниматься в главной роли 50 смен, где мой герой прыгает, бегает, падает, летает в процессе дикого экшена, погонь и трюков, — это казалось чем-то нереальным. А Сергей Михайлович сказал, наоборот: «Иди и снимай тизер. Покажи, что ты способен работать как режиссер». После того, как я снял тизер, мою кандидатуру утвердили в качестве режиссера. Я был очень рад, но одновременно ощутил невероятный груз ответственности, понимая, что впереди предстоит настоящая война. Съемки были очень непростыми, мы прошли огонь и воду.
— И насколько сложно оказалось совмещать актерство и режиссуру?
— Максимально сложно, насколько только можно себе представить. Эта работа потребовала от меня грандиозной дисциплины, по-настоящему спортивного, олимпийского характера. Например, спать я ложился в девять вечера, и вставал в четыре утра, абсолютно не пил алкоголь. Сын Федор, который приехал ко мне, ложился спать позже. Все, конечно, смеялись: «Надо же, Федя еще тусуется, а папа уже десятый сон видит». Для меня это была настоящая война с самим собой — смогу я или не смогу, такой сумасшедший вызов, в котором я очень хотел победить.
— Что было самым ярким, запоминающимся из съемочного процесса?
— Все съемки боевых действий, связанные с техникой, с трюками, были осложнены всевозможными препятствиями. Основной палкой в колеса стала пандемия, когда весь мир, все города и страны закрыли свои двери. А фильм мы снимали про Сирию, и съемки были запланированы в Иордании, Марокко, Тунисе либо Турции. Мы искали пути, как же нам снять Сирию при закрытых границах, вели серьезные переговоры, но в итоге все оказались в локдауне. Надо же было десять лет искать материал, написать свой и в итоге запуститься в пандемию по невероятному совпадению обстоятельств! В итоге, как только нас выпустили с карантина, мы возобновили съемки, навалились всей группой и вытянули, сняли картину за три месяца со всеми экспедициями и боевыми действиями. Основные съемки проходили в Краснодарском крае, а часть материала я дистанционно снял в Сирии.
— Работа режиссера — это всегда нервы, стресс, непредсказуемые ситуации. Приходилось повышать голос на съемочной площадке?
— Я вообще не люблю, когда кто-либо повышает голос, а уж тем более кричит. Но иногда это бывает необходимо. Я мечтаю жить в таком обществе, среди людей, которые умеют слышать, видеть и понимать. И любить, но это если говорить о совсем уж идеальном обществе. Я всегда говорю спокойно три раза, но когда меня не слышат, начинаю повышать голос. Так заведено у меня в семье, об этом знает сын. Три раза я говорю спокойно, потом повышаю голос только для того, чтобы человек меня услышал. В основе своей в группе были люди, которые меня слышали и понимали. Но были и такие, кто, будучи взрослыми людьми, не умели слушать и слышать. И соответственно, не понимали поставленную перед ними задачу в должной мере. Были случаи, когда я прибегал к экстремальным, более агрессивным методам. Потому что когда подключаешь агрессию, люди начинают обращать на тебя внимание. Я вообще очень добрый и ласковый человек, и в жизни, и в работе, но ради результата могу быть разным — могу быть нежным и пушистым, а могу быть монстром. На мне была дикая ответственность, и я не мог предать тех людей, кто мне поверил. И поэтому иногда мне приходилось «стрелять в воздух», то есть орать.
— В фильме будет много экшена, а вам самому пришлось какие-то трюки выполнять?
— Да, практически все трюки я выполнял сам, хотя дублеры у меня, конечно, были. Трюки, которые я придумал, были достаточно экстремальными. Когда я понимал, что могу выполнить трюк сам, я это делал, в остальных случаях это делали каскадеры. Например, я не умею прыгать на мотоцикле с трамплина, да и ни один актер, думаю, не умеет, это чисто каскадерский трюк. И в нашем фильме его просто бесподобно исполнил известный каскадер по кличке Сокол.
— В «Своей войне», да и в большинстве фильмов вы играете крутых и бесстрашных парней, героев. А в жизни у вас есть какие-то страхи, фобии?
— Фобий у меня нет, страхов в принципе тоже. Я бы назвал себя смелым парнем, и если о чем и переживаю, то только о своих близких. Все мои опасения связаны только с моими родными людьми. Помню, кто-то из ваших коллег меня спрашивал: «Вы не боитесь, что ваш фильм может не понравиться? А вы не боялись сам и снимать, и сниматься?..». Да не боюсь я! Мне было интересно, и я несся сломя голову. Я реалист и прекрасно понимаю, что я не червонец и не должен всем нравиться. Тем более, это моя первая режиссерская работа, кому-то она, возможно, и не зайдет, а кому-то очень даже зайдет. А страх — он разрушает людей, вспомните «Апокалипсис» Мэла Гибсона: «Посмотри на этого человека, он заболел страхом и это его погубит».
— В сентябре у вас случился юбилей — 40 лет, который мужчины обычно не отмечают из-за суеверий…
— Да никакие это не суеверия! Мне исполнилось 40 лет, я зашел в интернет, потратил два часа и узнал, почему же не принято отмечать 40 лет. Наши предки точно не были дураками, чтобы делать что-то бездоказательно. Они были очень умными, чувственными и отвечающими за свои слова людьми, в отличие от многих представителей современного мира. И я, как человек, уважающий своих предков, решил поинтересоваться, откуда же ноги растут у этой традиции. Вы знаете, что числа четыре во многих восточных странах просто не существует? Там есть три, и сразу идет пять. У них нет четвертой квартиры, четвертого этажа, как в Америки нет 13. А в православии есть определенное отношение к числу 40 — сорок дней, сорок сороков и прочее. Все это связано с определенной энергией, учениями, прожитыми годами и веками. Также есть мнение, что ангелы-хранители ведут нас до сорока лет, а дальше в качестве защиты ты используешь свой нажитый опыт. Здесь очень много всего интересного, и оно точно не помещается в такое простое слово, как суеверие. Сам я вообще не суеверный человек, но с большим уважением отношусь к предкам и прислушиваюсь к тому, как они относились к тем или иным вещам. Так что сам я 40 лет не отмечал, скажем так, — у меня не было ощущения праздника рождения. Просто собрались с родственниками 2 сентября и устроили проводы лета.
— В одном из прошлых интервью вы говорили: «Мудрость приходит с возрастом. Как в той поговорке: мальчикам до сорока живется очень тяжело, но после сорока они становятся взрослыми дядьками». Чувствуете ли вы себя сейчас тем самым взрослым дядькой?
— Да, начинаю это чувствовать и понимать, что я уже не мальчик. Даже шутил с друзьями: «Ну все, был Алексей, Алешенька, сынок, а теперь стал дядя Леша».
— А что из прошлого вы вспоминаете с наибольшей ностальгией?
— У меня не так развито чувство ностальгии, я редко к нему прибегаю. У меня нет такого, чтобы я сидел и ностальгировал по какому-то времени. Меня, скорее, больше интересует будущее. Поскольку я все время нахожусь в движении, на пути к своим целям, очень активно существую и живу, то у меня нет времени ностальгировать. Прошлое, это прошлое, пусть местами и прекрасное. Но возвращаться к нему не возникает потребности, это не мое качество. Фильм про ностальгию я бы точно не стал снимать, потому что я в этом ни черта не понимаю. Я люблю фантастику, и появись у нас машина времени, я бы не полетел в прошлое, только в будущее! Вот еду сейчас в пробке, разговариваю с вами, и мне так интересно представить — раз, и мы попали на сто лет вперед! Какой я увижу город, какой будет Москва и москвичи в следующем веке, какие машины будут на дороге?..
— Что вам сегодня дает ощущение твердой почвы под ногами? Что вас вдохновляет?
— Мой сын. Федор меня очень вдохновляет. И мои отношения с ним — это моя любовь, моя радость, я очень счастлив рядом с сыном. Мы любим с ним пошалить, подурачиться, и интересно при этом обоим — мне, как взрослому человеку, ему, как семилетнему мальчику.
— Задействуете сына в своих мужских делах, например, отремонтировать что-то в доме? Вы сами мастеровиты в этом плане?
— У меня дома есть свой гараж, где я делаю все своими руками. И Федя тоже очень любит труд любого характера, например, всегда помогает нашему садовнику. Если кто-то начинает что-то чинить, делать по дому, сын всегда первый помощник. Ему нравится убирать снег, подметать листья, он вообще любит трудиться. Мы с Федей ездим на квадроцикле чистить лес. Например, у нас там есть свое место для костра, и там за полгода, пока мы не приезжали, какие-то засранцы накидали кучи мусора. И наша задача приехать туда, все почистить, сжечь весь мусор. Так же чиним квадроциклы — и мой, и Федин, повесили турник в лесу. Особенно увлеклись домашними делами на карантине, когда благоустраивали вместе гараж. И то нам времени того локдауна не хватило, чтобы сделать все совсем идеально. Причем я ничего не делаю специально, я действительно так живу и люблю делать все по дому своими руками, главное, еще времени бы на это хватало.
— Федор в этом году пошел в первый класс, какими словами напутствовали сына в долгий учебный путь?
— Я сказал: «Сынок, ну что, я тебя поздравляю! Прощай детство! Пора начинать работать над собой». Мы вообще любим шутить, порой на грани, я его воспитываю легко воспринимать колкий юмор, уметь отвечать на него. Сыну нравится учиться, он стремится в школу. Для меня главное, что детей там учат мыслить, и я вижу, как он сейчас начинает думать, размышлять над разными вещами.
— Недавно вы спрашивали совета у подписчиков по поводу приобретения собаки породы самоед. Появился уже новый питомец в вашем доме?
— Пока нет, все-таки я еще присматриваюсь. Самоед классная порода, но слишком уж волосатая. А поскольку я чистоплюй, мне будет сложно с этим мириться и комфортно существовать, я очень люблю чистоту и порядок в доме. Так что собаки у меня пока нет, зато есть кот Алекс, его можно наблюдать в моем Инстаграме.
— Какие у вас планы на будущее, о чем мечтаете?
— Я не строю планов на далекое будущее, усвоив к сорока годам весьма важный урок. Например, в сценарии своего фильма я придумал три финала, снял четвертый, а в монтаже получился пятый. Вот так же и в жизни. Не нужно строить далеко идущих планов, это бесполезно, все равно все будет по-другому. А чего я хочу, так это работать, двигаться вперед, продолжать учиться и добиваться каких-то результатов.
— А жениться еще раз хотите или вам комфортнее в статусе холостяка? Не разочаровались ли вы в чувстве, именуемом любовью?
— Нет, я ни в чем не разочарован, так же трепетно отношусь к этому прекрасному чувству. А что касается женитьбы, тут я бы иначе поставил вопрос: а хотите ли вы еще детей, Алексей? Вот на это я вам отвечу. Да, я мечтаю о детях, очень люблю детей и хотел бы их еще. Но мне кажется, что о женитьбе стоит думать, когда вы уже твердо решили создать семью и родить общих детей. Конечно, когда в семье мужчины и женщины появляется ребенок, отношения необходимо скрепить узами брака. В любых других вариантах я придерживаюсь все-таки холостяцкого образа жизни. И пока я, возможно, еще не созрел для новой семьи.
