Весь четверг он ходил и думал, что это, конечно, из-за его грубости, что Дикие Гуси не хотели брать его с собой в Лапландию. И когда он сделал вечером, что жена Сирла белки была похищена, и что его дети умирали от голода, он решил помочь им, и уже рассказано, насколько хорошо это ему удалось.
Когда мальчик вошел в парк в пятницу, он услышал, как снегири поют в каждой чаще о том, как жена Сирле белки была похищена жестокими грабителями у их маленьких детей и как Нильс госапог отважился выйти в люди и отнес к ней маленьких беличьих детей.
"Кто сейчас так знаменит в парке Эведсклостера, - пел бофинкарна, - как большой палец на ноге, тот, кого все боялись в то время, когда он был поездом Нильса гуся? Сирл, белка, даст ему орехов, бедные зайцы будут играть с ним, олень возьмет его на спину и убежит с ним, когда приблизится Лиса Смирре, слабаки предупредят его о ястребе-перепелятнике, а зяблики и Жаворонки будут петь о его героическом поступке".
Мальчик был уверен, что и Акка, и Дикие Гуси слышали все это, но все равно ходил всю пятницу, ничего не сказав о том, что ему разрешили остаться с ними.
До субботы гуси паслись на полях вокруг Эведа, не потревоженные лисой Смирре. И было так, что, когда они вышли в поле в субботу утром, он подстерег их и преследовал их от одного поля к другому, и у него не было для них пищи. Когда Акка поняла, что он не намерен оставлять их одних, она быстро приняла решение, поднялась в воздух и улетела со стаей на несколько миль над равнинами Ферс-хара и Линдередсосенс-энбакар. Они не ломались до тех пор, пока не оказались в районе с белыми капюшонами.
Но здесь, в Витцкевле, Гусака украли, как уже упоминалось. Если бы мальчик напряг все свои силы, чтобы помочь ему, он бы никогда больше не смирился.
Когда мальчик в субботу вечером вернулся с Гусаком в Вомбсьен, он подумал, что хорошо поработал за день, и много думал о том, что скажут Акка и дикие гуси. И дикие гуси ни в коем случае не скупились на похвалы, ибо они не произносили того слова, которое он жаждал услышать.
Итак, снова было воскресенье. Прошла целая неделя после того, как мальчика заколдовали, а он все еще был таким же маленьким.
Но не похоже было, что он собирался создавать себе из-за этого какие-то проблемы. В воскресенье днем он сидел в большом кустарнике на берегу озера и дул на васпипу. Вокруг него сидело так много кисок, бофинков и скворцов, которых мог вместить Куст, и щебетали песни, которые он пытался научиться играть. Но мальчик не очень хорошо разбирался в искусстве. Он дул так фальшиво, что перья поднялись у всех маленьких мастеров обучения, и они закричали и захлопали в отчаянии. Мальчик так хорошо посмеялся над их усердием, что уронил бочку.
Он начал снова, и так же плохо все пошло, так что все маленькие птички застонали: "Сегодня ты играешь хуже, чем обычно, зубастик. Вы не принимаете чистый тон. Где твои мысли, зубастый?"
"Они в другом месте", - сказал мальчик, и это было правдой. Он сидел, гадая, как долго он пробудет с дикими гусями или, может быть, сегодня его отправят домой.
Вдруг мальчик отшвырнул от вас ствол и выскочил из Куста. Он видел, как Акка и все гуси длинной вереницей подошли к нему. Они шли так необычно медленно и торжественно, что мальчик сразу почувствовал, что теперь он узнает, что они намеревались с ним сделать.
Когда они наконец остановились, Акка сказал: "У тебя могут быть все основания удивляться мне, крыса-пальчик, которая не сказала тебе Спасибо за то, что ты спас меня от Смирре Фокса. Но я таков, что скорее поблагодарю вас делом, чем словом. А теперь, большой палец на ноге, я думаю, что мне удалось оказать тебе большую услугу. Я послал весточку тому Санте, который тебя очаровал. Сначала он и слышать не хотел о твоем исцелении, но я послал ему заповеди и рассказал, как хорошо ты вел себя среди нас. Теперь он позволяет сказать тебе, что как только ты вернешься домой, ты станешь человеком".
Но представьте себе, как счастлив был мальчик, когда Дикий Гусь начал говорить, как он огорчился, когда она замолчала! Он не сказал ни слова, а просто отвернулся и заплакал.
"Что это такое, черт возьми?" - спросил Акка. "Похоже, вы ожидали от меня большего, чем я вам сейчас предложил".
Но мальчик подумал о беззаботных днях и веселых шутках, о приключениях и свободе и путешествиях высоко над Землей, которых ему будет не хватать, и он действительно взвыл от горя. "Я не забочусь о том, чтобы стать человеком", - сказал он. "Я хочу поехать с тобой в Лапландию". - "Я скажу тебе одну вещь", - сказал Акка. "Этот заговор возбуждает, и я боюсь, что если вы не примете его предложение сейчас, вам будет трудно уклониться от него в другой раз".
С этим мальчиком было странно, что, пока он был жив, ему никто бы никогда не понравился. Ему бы не понравились ни отец с матерью, ни школьный учитель, ни одноклассники, ни мальчики из соседних дворов. Все, что бы они ни хотели, чтобы он делал, будь то Игра или работа, он просто показался бы скучным. Поэтому сейчас не было никого, по кому бы он скучал или тосковал.
Единственными, с кем у него было что-то настолько близкое, были Оса госапига и Лилль Матс, пара детей, которые гуляли с гусями в полях, как и он сам. Но на самом деле они ему тоже не нравились. Нет, далеко не так.
"Я не хочу быть человеком", - взвыл мальчик. "Я хочу поехать с тобой в Лапландию. Вот почему, например, я был добр целую неделю". - "Я не хочу отказывать тебе в том, чтобы ты поехал с нами, так далеко, как ты хочешь", - сказал Акка, - "Но подумай сейчас только после, не лучше ли тебе вернуться домой! Все это может прийти однажды, когда ты пожалеешь об этом".
"Нет, - сказал мальчик, - тут не о чем сожалеть. Мне никогда не было так хорошо, как здесь, с тобой."
"Ну, тогда будет так, как тебе нравится", - сказал Акка.
"Спасибо!" - сказал мальчик и почувствовал себя таким счастливым, что ему пришлось плакать от радости, как раньше он плакал от горя.
IV. Мерцающий
Черные или серые крысы
На юго-востоке Сконе, недалеко от моря, находится старинный замок под названием Глиммингехус. Он состоит из одного Высокого, большого и крепкого каменного дома, расположенного, казалось бы, в нескольких милях по равнине. Его высота не превышает четырех этажей, но он настолько велик, что обычный жилой дом, стоящий на том же дворе, превращается в маленький детский игровой домик.
Большой каменный дом имеет такие толстые наружные стены, перегородки и арки крыши, что в его интерьере едва ли найдется место для чего-либо, кроме толстых стен. Лестница узкая, вестибюли маленькие, а комнат мало. Для того чтобы стены сохранили свою прочность, на верхних этажах занято лишь небольшое количество окон, а в нижних их вообще нет, только узкие световые проемы. В старые военные времена люди были так же счастливы закрыться в таком крепком и очень уютном доме, как сейчас влезть в шубу холодной зимой, но когда наступило хорошее мирное время, они больше не хотели жить в темных и холодных каменных залах старого замка. Они уже давно покинули Великий Глиммингехус и переехали в жилища, такие, чтобы в них могли проникать свет и воздух.
В те дни, когда Нильс Хольгерссон бродил с дикими гусями, в Глиммингехусе не было людей, но поэтому в нем не было недостатка в жителях. На крыше каждое лето жила пара аистов в большом гнезде, на чердаке жила пара кошачьих сов, на кленах висели летучие мыши, в печке на кухне жила старая кошка, а внизу, в подвале, было найдено несколько сотен старых черных крыс.
Крысы не пользовались большим уважением у других животных, но черные крысы в Глиммингехусе были исключением. О них всегда говорили с уважением, потому что они проявили большую храбрость в битве со своими врагами и большую выносливость во время великих бедствий, обрушившихся на их народ. Ибо они принадлежали крысиному народу, который когда-то был очень многочисленным и могущественным, но теперь вымирал. В течение многих лет черные крысы владели Сконе и всей страной. Они были в каждом подвале, на каждом чердаке, в амбарах и хижинах, в домах мудрости и пекарей, в амбарах и конюшнях, в церквях и замках, на винокурнях и мельницах, в каждом здании, построенном людьми, но теперь они были вытеснены из всего этого и почти уничтожены. Только в каком-нибудь старом уединенном месте могло произойти несколько из них, и нигде они не были найдены такими большими, как в Глиммингехусе.