Бэкон иллюстрирует метод объяснением тепла. Результаты экспериментальных наблюдений должны быть сведены в три таблицы. Таблица присутствия содержит множество различных случаев, в которых возникает тепло; таблица отсутствия-те, в которых при прочих равных обстоятельствах оно отсутствует; таблица степеней или сравнения перечисляет явления, увеличение и уменьшение которых сопровождают аналогичные колебания степени тепла. То, что остается после исключения теперь, когда предстоит предпринять (того, что не может быть природой или причиной тепла), в качестве предварительного результата или начала интерпретации (в качестве "первого урожая") дается определение тепла: "движение, расширяющееся, сдержанное и действующее в своей борьбе на более мелкие частицы тел".]
[Сноска 2: Эта цель бэконовского исследования ни в коем случае не совпадает с целью точного естествознания. Закон для него, как для современного ученого-физика, означает не математически сформулированное изложение хода событий, а природу явления, которая должна быть выражена в определении (Э. Кениг, Entwickelung des Causal Problems бис Кант, 1883, с. 154-156). Бэкон своеобразно сочетает древние и современные, платонические и корпускулярные фундаментальные идеи. Отвергая конечные причины вместе с атомистами, все же передавая материальные и эффективные причины (последние из которых опускаются вместе с ним до уровня простых изменяющихся случайных причин) эмпирической физике, он приписывает метафизике, как истинной науке природы, поиск "форм" и свойств вещей. В этом он руководствуется следующими метафизическое предположение: явления, однако они коллекторе может быть, это дно состоит из нескольких элементов, а именно: постоянного свойства, так называемые "простые природы", которые образуют, так сказать, Азбука природы или цветов на ней палитра, сочетание которых она выпускает разнообразные рисунки; Эл. г., природа тепла и холода, красного цвета, силы тяжести, а также возраста, смерти. Теперь возникает вопрос, который необходимо исследовать: что же тогда такое жар, покраснение и т. Д.? Основная сущность и закон природы заключаются в определенных формах, которые Бэкон понимает платонически как понятия и субстанции, но феноменальные, и, в то же время, у Демокрита, как группировку или движение мельчайших материальных частиц. Таким образом, форма тепла-это особый вид движения, форма белизны-определенное расположение материальных частиц. Ср. Натге, Уэбер Ф. Баконс Форменлехре, Лейпциг, 1891, в котором более подробно изложена точка зрения Хойслера. [См. далее, Бэкон Фаулера, серия "Английские философы", 1881, глава iv.—ТР.]]
[Сноска 3: Метод Бэкониана следует называть индукцией, это правда, только в широком смысле. Еще до того, как Сигварт, Апелт, Теория индукции, 1854, стр. 151, 153, заявил, что обсуждаемый в ней вопрос был, по сути, методом абстракции. Это, однако, не умаляет славы Бэкона как основателя теории индуктивного исследования (в более поздние времена тщательно разработанной Миллем).]
Бэкон намеревался, чтобы его принципы реформирования также принесли пользу практической философии, но с этой целью дал только афористические намеки. Все движимо двумя желаниями, из которых одно направлено на индивидуальное благополучие, другое—на благополучие целого, частью которого является вещь (bonum suitatis-bonum communionis). Второй не только благороднее, но и сильнее; это относится как к низшим существам, так и к человеку, который, когда не вырождается, предпочитает общее благо своим индивидуальным интересам. Любовь-высшая из добродетелей, и она никогда, как и другие человеческие дарования, не подвергается опасности избытка; поэтому жизнь действия более ценна, чем жизнь созерцания. Этим принципом морали Бэкон наметил путь для английской этики более поздних времен.[1] Он отмечает отсутствие науки о характере, для которой более материал дается в обычных рассуждениях, у поэтов и историков, чем в работах философов; он объясняет власть чувств над разумом тем фактом, что идея настоящего добра наполняет воображение сильнее, чем идея грядущего добра, и призывает на помощь последнему убеждение, привычку и мораль. Мы должны стараться так управлять страстями (каждая из которых сочетает в себе мужскую порывистость с женской слабостью), чтобы они выступали на стороне разума, а не нападали на него. В другом месте Бэкон дает (не совсем бесспорные) указания, касающиеся искусства прокладывания своего пути. Острых наблюдений и остроумных замечаний повсюду предостаточно. Чтобы сообщить самому себе о намерениях и целях человека, необходимо "сохранять хорошую посредственность в свободе слова, которая предполагает подобную свободу, и в тайне, которая вызывает доверие". "Чтобы преуспеть, нужно быть немного глупым и не слишком честным". "Как багаж для армии, так и богатство для добродетели. Его нельзя ни пощадить, ни оставить позади, но он мешает движению; да, и забота о нем иногда приводит к потере или нарушению победа" (препятствие—багаж и помеха). О зависти и злобе он говорит: "Ибо умы людей будут питаться либо их собственным добром, либо злом других; ... и тот, у кого нет надежды достичь добродетели другого, будет стремиться к тому, чтобы прийти на помощь, удручая судьбу другого".
[Footnote 1: Cf. Vorlaender, p. 267 seq.]
In ethics, as in theoretical philosophy, Bacon demands the completion of natural knowledge by revelation. The light of nature (the reason and the conscience) is able only to convince us of sin and not to give us complete information concerning our duty,—e.g., the lofty moral principle, Love your enemies. Similarly, natural theology is quite sufficient to place the existence of God beyond doubt, by reasoning from the order in nature ("slight tastes of philosophy may perchance move one to atheism but fuller draughts lead back to religion"); but the doctrines of Christianity are matters of faith. Religion and science are separate fields, any confusion of which involves the danger of an heretical religion or a fabulous philosophy. The more a principle of faith contradicts the reason, the greater the obedience and the honor to God in accepting it.
%(c) Hobbes%.—Hobbes stands in sharp contrast to Bacon both in disposition and in doctrine. Bacon was a man of a wide outlook, a rich, stimulating, impulsive nature, filled with great plans, but too mobile and desultory to allow them to ripen to perfection; Hobbes is slow, tenacious, persistent, unyielding, his thought strenuous and narrow. To this corresponds a profound difference in their systems, which is by no means adequately characterized by saying that Hobbes brings into the foreground the mathematical element neglected by his predecessor, and turns his attention chiefly to politics. The dependence of Hobbes on Bacon is, in spite of their personal acquaintance, not so great as formerly was universally assumed. His guiding stars are rather the great mathematicians of the Continent, Kepler and Galileo, while Cartesian influences also are not to be denied. He finds his mission in the construction of a strictly mechanical view of the world. Mechanism applied to the world gives materialism; applied to knowledge, sensationalism of a mathematical type; applied to the will, determinism; to morality and the state, ethical and political naturalism. Nevertheless, the empirical tendency of his nation has a certain power over him; he holds fast to the position that all ideas ultimately spring from experience. With his energetic but short-breathed thinking, he did not succeed in fusing the rationalistic elements received from foreign sources with these native tendencies, so as to produce a unified system. As Grimm has correctly shown (Zur Geschichte des Erkenntnissproblems), there is an unreconciled contradiction between the dependence of thought on experience, which he does not give up, and the universal validity of the truths derived from pure reason, which he asserts on the basis of the mathematico-philosophical doctrines of the Continent. A similar unmediated dualism will meet us in Locke also.
Томас Гоббс (1588-1679) был отвергнут во время учебы в Оксфорде схоластическими методами мышления, с которыми он соглашался только в их номиналистических результатах (нет универсалий, кроме имен). Во время неоднократных поездок в Париж, где он познакомился с Гассенди, Мерсенном и Декартом, он посвятил себя изучению математики и находился под сильным влиянием доктрин Галилея; в то время как беспорядки английской революции привели его к принятию абсолютистской теории государства. Его главными работами были "Политика" под названием "Левиафан", 1651, и "Философия элементов"., в трех частях (De Corpore, De Homine, DeCive), из которых третья, DeCive, появилась первой (на латыни; в более краткой форме и анонимно, 1642, увеличена в 1647 году), первая, De Corpore, в 1655 году, а вторая, De Homine, в 1658 году. Им предшествовали две книги [1], написанные, как и две последние части Стихий, на английском языке: "О человеческой природе" и "De Corpore Politico", составленные в 1640 году, напечатанные без согласия автора в 1650 году. Кроме того, он написал два трактата О свободе и необходимости, 1646 и 1654, и подготовил в 1668 году собрание его сочинений (на латыни). В издании Молсуорта, 1839-45, латинские произведения занимают пять томов, а английские-одиннадцать[2].
[Сноска 1: Или, скорее, одна; трактат о человеческой природе состоит из первых тринадцати глав работы, Элементов права, естественного и политического, и De Corpore Politico остальной части.]
[Footnote 2: Cf. on Hobbes, G.C. Robertson (Blackwood's Philosophical Classics, vol. x.), 1886; Tönnies in the Vierteljahrsschrift für wissenschaftliche Philosophie, Jahrg. 3-5, 1879-81.]
Философия формально определяется Гоббсом как знание следствий из причин и причин из следствий посредством законного рационального вывода. Это подразумевает равную обоснованность дедуктивного и индуктивного методов,—в то время как Бэкон провозгласил последний наиболее важным инструментом познания,—а также исключение теологии, основанной на откровении, из области науки. Философия объективно определяется как теория тела и движения: все, что существует, - это тело; все, что происходит, - движение. Все реальное телесно; это относится к точкам, линиям и поверхностям, которые, как пределы тела, не могут быть бестелесными, равно как и к разуму и Богу. Разум-это просто (и для чувств тоже) утонченное тело, или, как сказано в другом месте, движение в определенных частях органического тела. Все события, даже внутренние события, чувства и страсти, являются движениями материальных частей. "Усилие" - это уменьшительное движение, поскольку атом-самое маленькое из тел; ощущение и представление-это изменения в воспринимающем теле. Пространство-это идея существующей вещи как таковой, то есть., просто как существующее вне воспринимающего субъекта; время, идея движения. Все явления-это телесные движения, которые происходят с механической необходимостью. Не существует ни формальных, ни конечных причин, а существуют только эффективные причины. Все, что происходит, берет свое начало в деятельности внешней причины, а не само по себе; тело, находящееся в состоянии покоя (или в движении), остается в состоянии покоя (или в движении) навсегда, если только на него не влияет другое в противоположном смысле. И как тела и их изменения составляют единственные объекты философии, так и математический метод является единственно правильным методом.
Есть два вида тел: естественные тела, которые человек находит в природе, и искусственные тела, которые он сам производит. Под последним Гоббс имеет в виду, в частности, государство как человеческий артефакт. Человек стоит между ними как наиболее совершенное естественное тело и элемент политического тела. Философия, следовательно, помимо вводной философии прима, в которой обсуждаются основополагающие концепции, состоит из трех частей: физики, антропологии и политики. Даже теория государства способна к демонстративному обращению; моральные явления так же подчиняются закону механической причинности, как и физические явления.