Ранее, как знают мои постоянные читатели, я публиковал здесь статью о романе "Как закалялась сталь", которая вызвала просто море гнева неокрасных. Недавно такие бурные потоки вызвала статья Егора Холмогорова о повести Гайдара "Тимур и его команда". И тогда я решил опубликовать тут специально обработанный для "Тетрадей по консерватизму" текст из статьи о литературных героях и антигероях. Это дальнейшее развитие моей статьи о книжке Островского и её персонаже.
Период 1920-х годов – это время, когда шло активное наступление со стороны власти на русскую культуру, русские традиции, на все основы и ценности прежнего общества. Людей насильно тянули в «светлое будущее». Главным врагом была объявлена религия, против которой вели активную войну, устраивали репрессии против верующих и духовенства. Швондеры распоряжались, Шариковы помогали, но главным бойцом, идущим в первых рядах атакующих, был литературный типаж, который в галере антигероев занимает довольно примечательное место. Его вполне можно назвать чем-то средним между Швондером и Шариковым. К размышлениям о данном литературном персонаже сподвиг спор об авторе произведения, в котором он является главным героем. Точнее, значимости этого персонажа в современном мире. Речь идет о советском писателе Николае Островском, авторе романа «Как закалялась сталь». Пожалуй, не было в советское время молодых людей, кто не читал его, тем более что роман был включен в обязательную школьную программу по литературе. Главного героя романа Павку Корчагина (выдуманного персонажа, в котором, однако, было немало автобиографических черт писателя Островского) ставили в пример как «героическую личность», как «пример несломленности и борьбы» и так далее.
В советское время было снято три экранизации этого романа: первая – в годы Великой Отечественной (с антигерманским посылом, где больше внимания было уделено периоду участия Павки в борьбе с немцами, занявшими территорию Малороссии после Брестского мира), вторая – в середине 1950-х, с артистом Василием Лановым (по счастью, он потом снялся в одной из главных ролей в фильме «Офицеры» – роль Ивана Варравы затмила Павку; хотя, стоит отметить, в конце фильма был показан фрагмент из той самой экранизации) и третья – в первой половине 1970-х, с Владимиром Конкиным. Популярностью эта книга пользуется в Китае (там сняли и четвертую ее экранизацию), сторонники коммунистических идей в спорах в Интернете часто ссылаются на то, что герой боевиков с восточными единоборствами Джеки Чан (а также его коллега Джет Ли) считает эту книгу важной для себя и т.д.
Начнем рассматривать этот образ с самого начала романа. Там Павка подбрасывает махорки в тесто для кулича священнику, законоучителю, с которым у него возникли разногласия. Вот что писал по этому поводу русский писатель Владимир Солоухин:
«Но вот кто помнит, с чего начинается “Как закалялась сталь”? Священник, учитель в школе закона Божьего, спрашивает учеников, кто перед Пасхой приходил к нему на дом сдавать уроки. Дело в том, что один из учеников, а именно, как потом выяснилось, Павел Корчагин, образец человеческого и коммунистического поведения для многих последующих поколений, насыпал в пасхальное (для кулича) тесто махорки. И это тоже преподносилось нам как доблесть. Пакости, предавай, доноси, ненавидь, воруй (вскоре Павка украдет наган) [если точно, то манлихер – С.З.] – все хорошо, если ты воруешь у “классового врага”, если ты пакостишь “классовому врагу”. Тогда ты не пакостник, не гаденыш, не воришка, а – герой».
Это был осознанный Павкин бунт против Бога. Конечно, можно отметить, что нередко священнослужители плохо выполняли свою миссию по духовному просвещению учащихся, порой вели себя не очень достойным образом, но все же данные страницы романа написаны в предвзятом ключе, с однозначной ненавистью к священнику. Собственно, это начало является ключевым, важным для понимания дальнейшей сути всего романа. Надо понимать, что Павка – это такой шепетовский ницшеанец, бросивший вызов Богу. И закономерно, что он потом был Им наказан. Стоит вспомнить судьбу Ницше – и тогда становится понятно, что бунт против Господа всегда заканчивается самым печальным образом. На все свои дальнейшие мучения и Павка, и Островский обрекли себя, взбунтовавшись против Бога. Причем ранее это уже не раз отмечалось исследователями. Борис Парамонов прямо называет Павку «этаким Ницше для советского ширпотреба». Михаил Визель считает, что данная книга это «история превращения способного, но недисциплинированного юноши в безупречного “солдата партии”, фактически советское житие». Последние слова станут ясными чуть ниже.
Публицист Николай Андреев в статье о данном романе пишет:
«Павка (а, скорее, автор – Николай Островский) вообще не терпел поповского сословия. Попы у него руководят антисоветскими восстаниями. Отец Василий почему-то оказывается во главе эсэровского комитета, хотя из истории известно, что эсэры были стопроцентные атеисты. Павка, когда победила большевистская революция, выгнал из дома поповскую семью и разметил в нем райком: “В большом зале, где благочестивые хозяева лишь в престольные праздники принимали гостей, теперь всегда людно. Поповский дом стал партийным комитетом”. Отомстил. Молодец. Где бедовали батюшка с семьей – не сообщается».
У Павки Корчагина действительно присутствует лютая ненависть к священнослужителям и христианству, к Церкви. И, конечно же, она у него от автора, поскольку роман имеет автобиографические черты. Отмечается также следующее:
«Тогда-то и выработался его мстительный характер, он поклялся: “Никому не прощу своих обид! Не забуду, не прощу!”».
А ведь это абсолютно противоречащее духу христианства качество. Если христианство учит людей прощать обиды, не гневаться, то подобные Павке богоборцы как раз мстительны, жестоки и готовы уничтожать всех, кто хоть в чем-то перешел им дорогу. Так что все последующее стоит рассматривать именно через призму этого богоборческого бунта. И тут стоит обратить внимание на одну крайне любопытную оценку романа, проясняющую его суть. В статье на сайте Украина.ру сообщается следующее:
«Их [создателей второй экранизации книги – С.З.] поразили слова известного французского писателя, прозаика и драматурга Андре Жида. В 1934 году после встречи с Островским он вышел от него и, пораженный железной волей смертельно больного писателя, произнес: “Это ваш коммунистический Иисус Христос” [выделено мной – С.З.]. Вот они и хотели снять героя-максималиста, героя-мессию, готового жертвовать жизнью ради светлого будущего человечества и не видящего в жизни другой, более достойной цели».
Чтобы понять смысл этого, достаточно открыть Евангелие:
«Иисус сказал им в ответ: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: “я Христос”, и многих прельстят» (Мф. 24: 4–5).
Так что это лишний раз подтверждает, что перед нами попытка в богоборческом духе заместить Христа образом коммунистического лжесвятого Павки.
Теперь обратимся к теме половой распущенности и аморальности, которая является важной для понимания данного персонажа. Павка Корчагин прямо воплощает взгляды, которые выдвинулись в ходе «сексуальной революции» в 1920-х и были подхвачены в 1960-х. Вот что говорит об этом старик Кюцам, у которого поселился Павка:
«Семейные законы теперешние осуждаю, – говорил он. – Захотел – женился, а захотел – разженился. Полная свобода. <…>Вот со своим хахалем сошлась, не спросясь, и разошлась, не спрашивая. А теперь, извольте радоваться, корми ее и чьего-то ребенка. Безобразие!».
У Павки возникает мысль «расколоть семью – матери и дочерям уйти навсегда от старика», то есть устроить «семейную революцию». Фактически же это разрушение традиционной семьи как основы общества. Как раз то, что сейчас делают на Западе современные левые и то, что хотят сделать в нашей стране сторонники глобализма. Собственно, все это было уже тогда, в первые годы советской власти – все эти эксперименты с разрушением семьи, традиционной морали и прочее. По сути, «сексуальная» и «семейная революция» не что иное, как торжество самого настоящего блуда. Попытки Павки осуществить эту самую «революцию» вызывают довольно неприятные ощущения: он целыми днями валяется на кровати с «Капиталом», который так и не может освоить, водит к себе друзей, с которыми пьет и распевает революционные песни (назло трудолюбивому старику Кюцаму) и прерывается лишь на сексуальные утехи с Таей Кюцам, которую потом попросту забирает с собой в Харьков. Кроме того, он осуждает своего старшего брата за то, что тот создал нормальную традиционную семью:
«Какая нелегкая затянула сюда Артема? Теперь ему до смерти не выбраться. Будет Стеша рожать каждый год. Закопается, как жук в навозе. Еще, чего доброго, депо бросит, – размышлял удрученный Павел, шагая по безлюдной улице городка. – А я, было, думал в политическую жизнь втянуть его».
Для него главной «святыней» является коммунистическая партия: «Партия и комсомол построены на железной дисциплине. Партия – выше всего. И каждый должен быть не там, где он хочет, а там, где нужен». Вот что сам Павка говорит Тоне Тумановой, своей первой любви:
«Тоня, мы уже говорили об этом. Ты, конечно, знаешь, что я тебя любил и сейчас еще любовь моя может возвратиться, но для этого ты должна быть с нами. Я теперь не тот Павлуша, что был раньше. И я плохим буду мужем, если ты считаешь, что я должен принадлежать прежде тебе, а потом партии. А я буду принадлежать прежде партии, а потом тебе и остальным близким».
Вот так – партия для него важнее семьи, важнее всего нормального, всего человеческого. Перед нами – самый настоящий фанатик, для которого семья и любое традиционное устройство являются помехой на пути к поставленной цели. Стоит отметить, что комсомол был создан для того, чтобы вырвать молодежь из традиционной русской среды, прежде всего крестьянской, в которой была сильна власть отцов и матерей, носителей традиций. Молодежь требовалась советской власти для проведения антирелигиозной политики, для идеологического слома традиционной Руси. Большевики страстно желали уничтожения религии, которая мешала им проводить свои бесчеловечные эксперименты по полному искажению русского общества. Антирелигиозная деятельность комсомола сочеталась с самым разнузданным развратом. О том, как комсомольцы принимали участие в антирелигиозных беснованиях, можно прочесть, например, в повести Александра Солженицына «Люби революцию», где один из персонажей с гордостью рассказывает Нержину, как переодевал комсомолок в чертей и с ними на церковные праздники ходил к храму. Это было самое настоящее и осознанное глумление над святынями. Таким образом, мы видим, что богоборчество и половая распущенность всегда идут рука об руку. Осознанное глумление против Бога, против Церкви, против христианства, борьба с традициями – и рядом чудовищный разврат. Это мы видим у Горького, это видим у Павки, это видим у комсомольцев тех лет.
Николай Андреев считает, что Павка вызывает
«не восхищение, не желание подражать ему, а жалость: как же бездарно он промотал свою короткую жизнь. Недалекий, необразованный, бескультурный, упертый, а взялся устанавливать новый порядок – будущее всего человечества. Если же кто не соглашался с ним, с его идеями, того в расход. Впечатление, что это помесь Шарикова со Швондером».
Сторонники коммунистических идей могут сказать, что «на этом романе выросли будущие победители в Великой Отечественной». Однако эта война произошла потому, что в 1918 году большевики, подписавшие позорный Брестский мир, фактически лишили русскую армию победы над Германией. К тому же большинство победителей Великой Отечественной были русские беспартийные крестьяне, зачастую, рожденные в Российской Империи, а порой даже и участники еще Первой мировой войны.
И, как уже отмечалось, на подвиги порой вдохновлял бойцов не «пролетарий» Павка Корчагин, а «классово чуждый» князь Андрей Болконский. И советская власть в 1941 году, чтобы вдохновить солдат и офицеров Красной армии на защиту Отчества, обратилась к образам Александра Невского, Дмитрия Донского Суворова, Кутузова, Минина и Пожарского (эти имена прозвучали в речи Сталина на параде в Москве 7 ноября 1941 года).
Роман «Как закалялась сталь» оказал большое влияние на молодое поколение и на писателей того времени. Его обсуждали, о нем велись споры. Один из таких споров между молодым человеком по фамилии Лобашев, отстаивавшим роман, и пожилым человеком, который выступал против, подвиг присутствовавшего при нем писателя Вениамина Каверина на написание романа о молодом человеке, который добивается своего, несмотря на все препятствия и преграды. Одним из прототипов главного героя он сделал участника спора – Михаила Ефимовича Лобашева, ученого-генетика. Каверин тщательно расспрашивал нового знакомого о его жизни и все тщательно записывал. Дело в том, что он давно хотел написать произведение о взрослении и становлении характера, но никак не мог найти подходящего героя. Книга была написана от первого лица, а не от третьего, как замышлялось изначально, к тому же Каверин перенес действие в свой родной Псков, выведенный в романе как Энск.
Главного героя было решено сделать летчиком, поскольку в 1930-х годах огромной популярностью пользовались представители именно этой профессии. Каждому были известны имена Чкалова, Ляпидевского, Водопьянова и других. Большое внимание уделялось исследованиям Арктики. Собственно, первыми Героями Советского Союза стали полярные летчики, которые осуществили спасение экипажа и пассажиров парохода «Челюскин» в Чукотском море. В этом направлении Каверина консультировал полярный летчик Самуил Яковлевич Клебанов. Было также решено добавить в книгу линию освоения русскими Арктики до 1917 года. Каверин собирал необходимые материалы в архивах, разыскивал живых свидетелей и участников полярных экспедиций под командованием Георгия Седова, Георгия Брусилова и Владимира Русанова, ставших коллективными прототипами капитана Татаринова. Одним из важных его информаторов был художник и исследователь Севера Николай Васильевич Пинегин, бывший соседом писателя по дому. Он в 1912 году участвовал в экспедиции к Северному полюсу вместе с Георгием Седовым, фотографировал, рисовал и даже снял первый в мире документальный фильм об Арктике.
А об экспедиции Русанова Каверин узнал от летчика Леонида Елькина, лучшего воздушного разведчика авиации Северного флота, который, ослепнув на один глаз, смог вернуться в строй и воевать. Елькин в юности прочел дневники штурмана Альбанова (прототип Климова) и загорелся желанием установить, что же случилось с экспедицией. Каверин и Елькин познакомились в Доме флота в Полярном, разговорились, и капитан рассказал писателю о своей мечте. 22 января 1944 года он получил звание Героя Советского Союза, а через месяц, 29 февраля 1944 года, не вернулся с боевого задания. Первую часть «Двух капитанов» печатали в журнале «Костер» с 1938 по 1940 год, а в 1940 году в издательстве «Детгиз» роман вышел отдельной книгой. Во время Великой Отечественной войны Каверин был военным корреспондентом «Известий» на Северном флоте и там собирал материал для продолжения книги, которая была закончена в 1944 году и через год опубликована.
Роман получил Сталинскую премию и стал популярным, читаемым и сегодня не лишен интереса к нему читательской аудитории. «Два капитана» дважды были экранизированы в советское время, а уже в начале XXI века по нему был поставлен печально известный мюзикл «Норд-Ост». Роман Каверина получился полной противоположностью роману Николая Островского. Это история молодого человека из самой простой семьи, который волею случая узнает о пропавшей в Ледовитом океане экспедиции и загорается желанием найти ее, выбирая это целью своей жизни. Проходя через множество испытаний, он становится летчиком и, наконец, воплощает свою мечту в жизнь. Саня Григорьев показан как человек чести, порядочный и смелый, настойчивый и упорный в достижении поставленной цели. Он влюбляется в дочь капитана Татаринова, командовавшего пропавшей экспедицией, и завоевывает ее сердце, она становится его женой. Антагонистами героя являются Николай Антонович, брат погибшего капитана, который фактически предал его, и Ромашов, с которым Григорьев вместе учился. Ромашов, бесспорно, один из ярких антагонистов в литературе, выписанный довольно хорошо и реалистично в плане характера. Саня Григорьев уделяет немало внимания прошлому, капитан Татаринов становится для него примером (наряду с появляющимся в романе без упоминания фамилии летчиком Чкаловым), на которого стоит равняться. По сути, он становится его духовным наследником, преемником, подхватывает упавшее знамя и представляет научному сообществу сведения об экспедиции и о ее судьбе. Собственно, если бы революции 1917 года не было, то Александр Григорьев точно так же мог бы стать летчиком – в Российской Империи действовали социальные лифты, способные крестьянского или мещанского сына вывести в генералы.
Хотелось бы упомянуть еще один культовый для советских читателей роман – «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого. Эта книга повествует о совершенно реальном историческом персонаже – летчике Алексее Маресьеве, который лишился ног, но вернулся в строй и сбивал вражеские самолеты. Полевой изменил всего одну букву в его фамилии. Книга стала очень популярной, по ней практически сразу был снят фильм, в работе над которым принимал участие сам прославленный летчик – точнее будет сказать, настоящая слава пришла к нему именно благодаря роману Полевого и его экранизации. Название повести расшифровывается при упоминании похорон полкового комиссара Степана Ивановича Воробьева, который сыграл решающую роль в жизни главного героя:
«И Мересьев запомнил это: настоящего человека. <…>И очень захотелось Алексею стать настоящим человеком, таким же, как тот, кого сейчас увезли в последний путь».
Именно этот настоящий человек, лежавший в одном госпитале с главным героем, убедил его не падать духом и понять, что жизнь не кончилась и что он может продолжать сражаться с врагом. Как же это осуществлялось? Сначала решили прибегнуть к уже упоминавшейся выше книге «Как закалялась сталь», которую читали вслух специально для Алексея. Но, как выясняется, она мало его утешала, хотя он «Корчагина уважал с детства. Это был один из любимых его героев». Но эта книга не стала утешением и поводом для того, чтобы бороться, она не вдохновила главного героя – ведь «Корчагин не был летчиком», а Островский не понимал того, каково это – полюбить небо, «заболеть воздухом». Как не имел успеха роман, так не имели успеха и рассказываемые истории про людей с травмами и физическими недостатками, которые добились результатов в своей профессии, несмотря ни на что – ведь эти люди тоже не были летчиками. И тогда Воробьев нашел средство, которое счел подходящим. Он достал журнал, в котором, как было сказано главному герою, якобы была статья о нем:
«Степан Иванович уже нес Мересьеву журнал. Небольшая статья была отчеркнута карандашом. Алексей быстро пробежал глазами отмеченное. <…> Это была статейка о русских летчиках времен первой мировой войны. Со страницы журнала глядело на Алексея незнакомое лицо молодого офицера с маленькими усиками, закрученными “шильцем”, с белой кокардой на пилотке, надвинутой на самое ухо. – Читай, читай, прямо для тебя, – настаивал Комиссар. Мересьев прочел. Повествовалось в статье о русском военном летчике, поручике Валерьяне Аркадьевиче Карповиче. Летая над вражескими позициями, поручик Карпович был ранен в ногу немецкой разрывной пулей “дум-дум”. С раздробленной ногой он сумел на своем “фармане” перетянуть через линию фронта и сесть у своих. Ступню ему отняли, но молодой офицер не пожелал увольняться из армии. Он изобрел протез собственной конструкции. Он долго и упорно занимался гимнастикой, тренировался и благодаря этому к концу войны вернулся в армию. Он служил инспектором в школе военных пилотов и даже, как говорилось в заметке, “порой рисковал подниматься в воздух на своем аэроплане”. Он был награжден офицерским “Георгием” и успешно служил в русской военной авиации, пока не погиб в результате катастрофы. Мересьев прочел эту заметку раз, другой, третий. Немножко напряженно, но, в общем, лихо улыбался со снимка молодой худощавый поручик с усталым волевым лицом. Вся палата безмолвно наблюдала за Алексеем. Он поерошил волосы и, не отрывая от статейки глаз, нащупал рукой на тумбочке карандаш и тщательно, аккуратно обвел ее».
После недолгих увещеваний Степана Ивановича, Мересьев стал склоняться к тому, что и в самом деле ничего не потеряно. Конечно, здесь полковой комиссар прибег к официальной идеологической аргументации, которая должна была подразумевать, будто бы «советский человек» выше и лучше, чем русский человек, живший и сражавшийся до 1917 года. Но именно этот пример из дореволюционного прошлого оказал решающее воздействие на главного героя:
«Я, брат, от тебя не отстану, – убеждал он Карповича. – Буду, буду летать».
Летчик Карпович придуман писателем Полевым, но у него были реальные исторические прототипы. Один из них – Юрий Владимирович Гильшер, русский летчик ас, герой Первой мировой войны. Выходец из дворянской семьи, в 1914 году поступил в Николаевское кавалерийское училище, окончил ускоренный курс и в звании прапорщика был направлен в драгунский полк. Но летом 1915 года добился перевода в авиацию и в октябре окончил Гатчинскую летную школу. По прибытии в часть получил серьезную травму руки и попал в госпиталь. В феврале 1916 году отправлен в Одесскую авиашколу для повышения квалификации. В апреле вернулся на фронт, служил в 7-м авиационном отряде истребителей на Юго-Западном фронте. Был произведен в чин корнета. 27 апреля/10 мая одержал первую воздушную победу, сбив австрийский самолет. Однако на следующий день, 28 апреля/11 мая 1916 года, Гильшер из-за неисправности системы управления элеронами на его самолете «Сикорский» С-16, попал в штопор и разбился. Юрию ампутировали левую ступню. Это означало полное списание и демобилизацию из армии, но, не желая расставаться с авиацией, Гильшер научился летать с протезом. В октябре 1916 года летчик возвратился на фронт, в свой 7-й авиаотряд и продолжил сражаться с врагом. Всего им было одержано пять воздушных побед. 7/20 июля 1917 года в воздушном бою Гильшер был подбит, его самолет рухнул на землю, и отважный летчик погиб. Его торжественно похоронили в галицийском городе Бучаче (ныне районный центр в Тернопольской области Украины).
Другим прототипом Карповича был летчик, изобретатель и авиаконструктор Александр Николаевич Прокофьев-Северский. Он, как и Гильшер, происходил из потомственных дворян. В 1914 году окончил Морской кадетский корпус, произведен в мичманы. К моменту поступления в корпус он уже умел летать, так как у его отца был собственный самолет. Был зачислен в 1-й Балтийский флотский экипаж. Когда на флоте начали создавать авиационные группы, предназначенные для морской разведки и совместных действий с кораблями, по приказу командующего Балтийским флотом адмирала Эссена мичман Прокофьев-Северский был направлен на Курсы авиации и воздухоплаванья имени В.В. Захарова при Петербургском политехническом институте для получения теоретической подготовки. После их окончания, откомандирован в Севастопольскую военную авиационную школу для подготовки летчиков морской авиации. В июле 1915 года успешно сдал необходимый экзамен на звание морского летчика, после чего был направлен на службу на базу гидросамолетов «Конкорд», стоявшую на острове Эзель (ныне – Сааремаа, Эстония). Однако прослужил Прокофьев там недолго – 6 июля 1915 года при возвращении из боевого вылета он подорвался на собственной бомбе и был тяжело ранен. Летчику ампутировали правую ногу, однако Александр решил вернуться в строй и упорно стал учиться ходить сначала на костылях, а затем и с протезом. Но вместо фронта он был в начале 1916 года направлен служить на Петроградский завод 1-го Российского товарищества воздухоплавания в качестве наблюдателя за постройкой и испытанием новых гидросамолетов для авиации Балтийского флота. Тогда же начал работать в качестве конструктора. Чтобы доказать, что он может летать, во время показательных полетов Прокофьев без разрешения заменил недостающего летчика. Узнав об этом случае, Государь Император Николай II пожелал лично увидеть этого офицера и собственным распоряжением разрешил Прокофьеву-Северскому летать. С весны 1916 года Александр Николаевич служил морским летчиком 3-й авиационной станции Авиационного отдела службы связи Балтийского флота. Одержал ряд побед, дослужился до старшего лейтенанта и имел множество боевых наград. В начале 1918 года эмигрировал в США и стал работать там в качестве конструктора, оказав огромное влияние на развитие американской военной авиации. Прокофьев-Северский является также героем рассказа Александра Куприна «Сашка и Яшка» и упоминается в романе Валентина Пикуля «Моонзунд». Итак, вовсе не «герой революции», а русский летчик, дворянин, оказал влияние на желание Мересьева снова встать в строй и летать, служить в авиации. Как русский дореволюционный полярный исследователь капитан Татаринов стал на всю жизнь примером и источником вдохновения для Саши Григорьева, так для Мересьева из романа Полевого примером стал русский летчик Карпович (важно отметить неоднократное упоминание слова «русский»). Это говорит о том, что именно русская многовековая традиционная культура, русские традиции, русские герои были важными факторами, которые вдохновляли русских людей в борьбе против врага. В отличие от Корчагина, русский военный летчик Алексей Маресьев (он же Мересьев) остался востребованным и после того, как рухнула советская система. Прежде всего потому, что он воевал за Родину, а не за «мировую революцию». Учитывая то, что в нашем современном обществе огромное и важное значение имеет тема Великой Отечественной войны, тема Победы, этот образ останется востребованным. Но не следует забывать, что у него были предшественники, объединенные в образе вымышленного поручика Карповича. Невозможно до конца понять историю Второй мировой войны, не зная историю Первой мировой – тем более что это была фактически одна война, длившаяся с перерывами почти 30 лет. Вспомним и о том, что литературный герой князь Андрей Болконский, русский офицер и аристократ, был одним из тех, кто служил для молодежи того времени примером для подражания.