Пока жёны оформляли загранпаспорта, пока добирались, у нас с Лёней — это мой новый приятель — было целых два месяца холостяцкой жизни. Немного освоившись в полку и присмотревшись друг к другу, мы с Лёней решили время не терять даром и продегустировать местные горячительные напитки. Время для этого было самое удобное - и не потому, что жён не было, а, главным образом, из-за того, что нас ещё не задействовали ни в наряды, ни в дежурное звено. Поэтому вечера, свободные от лётных смен, мы могли провести за столом с немецкими напитками и немецкими продуктами.
Первое время эти самые продукты и напитки, а точнее — их изобилие и разнообразие ассортимента, и были темой наших разговоров. Мы оба слышали и во время службы в Союзе про этот рай в ГДР. Но одно дело слышать, а другое — видеть своими глазами. И пробовать всё на зубок. Сосиски, сардельки, колбасы, сыры, фрукты, конфеты, булочки и прочее, прочее. И никаких очередей. Мы с Лёней недоумевали: как так могло получиться, что освобождённые от фашизма социалистические немцы умудрились оторваться в благополучии граждан от своих освободителей? Мы находили ответы, лежащие на поверхности, но они нас не удовлетворяли. А углубляться нам было неохота. И в училище нас этому не учили.
Вино сухое у немцев — так себе. Мы не в восторге были от него, потому что привыкли на Дальнем Востоке к болгарским и румынским винам. Да и креплёные вина как-то не пошли. Не могу ни одного наименования вспомнить, которое нам бы безусловно понравилось. Зато помню напиток, который мы не смогли осилить. Назывался он - «Мирелла». На чём было настояно это вино я не знаю, но оно застревало в глотке, словно маленький ёж. Мы его забраковали после первого же глотка. Другого напитка у нас в этот вечер припасено не было и мы давились этим. Но едва осилили половину бутылки. Тут даже обсуждать нечего было. Но мы за месяц общения прониклись доверием друг к другу и наступило время поделиться своими историями.
Я рассказал Лёне почему я хожу до сих пор старлеем, а он — почему не хочет общаться со своими ребятами из Угловой. Лёня своих парней знает давно, ещё с училища. У них были приятельские отношения, но потом он на них обиделся. Не поняли они его поступка, не одобрили, а их жёны ему даже что-то вроде бойкота объявили. Из-за того, что он развёлся, бросил жену с дочкой и опять женился. Лёнина бывшая — красавица и аккуратистка, не в пример его новой. У бывшей был пунктик — стерильная чистота в квартире. И этот пунктик сделал Лёню несчастным, а их брак — недолговечным. И дочку бывшая настроила против папы. Остался Лёня без семьи и без квартиры.
Жил в общаге. Моральный облик не позволил ему получить командирскую должность, но позволил познакомиться с местной девицей и жениться на ней. К моменту его рассказа супруга родила ему дочку, которую он ещё не видел. Жена осталась у родителей на Дальнем Востоке. И оформляла загранпаспорт, чтобы воссоединиться с супругом. Лёня обещал обязательно познакомить со своей семьёй. Я не возражал, надеясь, что и у моей жены здесь появится новая подруга-землячка.
Попробовали мы с приятелем и немецкий шнапс. Не пошёл. Перешли на пиво. Распробовали местные закуски к нему, например — соломку с солью. Интересная закуска, мне понравились крупные кристаллы соли на этих хлебных палочках. Нам-то уже рассказали, что в гаштетах немцы неодобрительно относятся к солёной рыбе, которые русские приносят с собой. Они такого не употребляют. Даже были прецеденты, когда официанты демонстративно разбивали кружки, из которых наши военные пили пиво и закусывали рыбой. Но в гаштетах мы с Лёней не были ни разу вместе. Далеко ходить, а времени мало.
А вот я в ГДР рыбу в гаштет никогда не носил. Там я перешёл на употребление пива с монпансье. Если не было жареных сосисок или курицы. А сосиски у немцев были знатные! Горячие, с хрустящей оболочкой, со вкусом домашней колбасы . До сих пор слюнки текут, как только вспомню про них.
Пока не приехали контейнеры, мы с Лёней сидели без телевизоров. В одиночестве я коротал время с книгами, которых в Военторге оказалось изобилие. А когда мы с приятелем сходились в одной квартире, то играли в «балду». Листок и ручка — вот и весь потребный инвентарь игровой. У нас-то он всегда имелся в штурманских портфелях. И поле делали побольше, чтобы долго играть. Лёня был азартным игроком, всегда требовал подтверждения неизвестных ему слов, которые я составлял. И злился, когда я их ему показывал в словаре Ожегова, а этот словарь был одной из первых моих книжных покупок. Давно о нём мечтал.
А в полку в это время образовался кружок карате. Его негласно организовал новый комэск, который успел получить какой-то пояс, пока учился в академии. Молодёжь увлеклась новым веянием и повалила в спортзал. Лёня тоже загорелся, тянул и меня туда, но я категорически отказался. Тема была в Союзе полуподпольная, для пилотов — травмоопасная, и я полагал, что рано или поздно, но комполка прикроет эту лавочку. После первой же травмы и сигнала доктора. Даже и начинать не стоит.
Я дорвался до русской классики, которой в книжном магазине было навалом, покупал книгу за книгой, и читал. Пока семья приехала, у меня весь подоконник был завален новыми книгами.
А Лёня теперь по утрам жаловался на ноющие мышцы, а по вечерам, свободным от тренировок, взахлёб рассказывал о тренировках и показывал растяжки. Я не поддался на его агитацию секции каратэ.
Контейнер приехал раньше семьи. Я его разгрузил с помощью своих коллег — дальневосточников, которым и сам помогал разгружать их вещи. Но с расстановкой мебели не парился: всё-равно жена по-своему будет их располагать. А вот ящики на балконе не пришлось складировать. В доме было подвальное помещение, которое было поделено реечными стенками на секции. Эти секции и служили жильцам кладовками. Сухое и тёплое помещение. Секции закрывались дверью, тоже сделанной из реек, и запирались навесным замком. Очень удобно. Хотя всё просматривалось из прохода. Да и что там прятать?
С налётом в октябре и ноябре было слабовато. В октябре налетал 2 часа на три смены, успел сделать один вылет на боевом. Восстановился — называется. Ноябрь ушёл на освоение сложного пилотажа. Летал только днём всего 4 смены. Успел восстановиться в СМУ, провериться с инструкторского сиденья при минимуме и сделать 3 полёта на сложный пилотаж на боевом. Налёт составил 6 часов 30 мин. Год неудачный по налёту. Зато удачный по замене. Орловка осталась в воспоминаниях, как страшный сон. Потому что теперь я её сравнивал с условиями жизни в Фалькенберге.
Пилотаж на МиГ-23М ничем не впечатлил. Перегрузки те же, радиусы и время меньше, чем на МиГ-21БИС, но не настолько, чтобы удивить. Делали и прямой и косой пилотаж без ограничений.
Но то, что у меня текущий уровень подготовки ниже, чем у моих подчинённых, меня тяготило.
Декабрь ничего не изменил в боевом расчёте — то же звено, та же эскадрилья. А когда подошло время ожидать семью в гарнизон, меня отправили на курсы командиров звеньев в придворный полк — в Мерзебург. Там располагался штаб нашей гвардейской дивизии. Потому и полк — придворный. Предполагалось, что мне там удастся восстановиться днём при минимуме и ночью. Несколько смен мне удалось там отлетать, отметился на перехватах, вылетел ночью. Но я ожидал от этой командировки большего. Так и не понял — в чём был смысл этих сборов. Может для меня его не было? А другим, только что назначенным, давали инструкторские допуски.
Запомнилась эта командировка тем, что командир полка не разрешил мне отлучиться с полётов, чтобы встретить семью. Меня это сильно расстроило - жена могла растеряться, да и отказ был сделан в грубой форме. Но командир заверил, мол, кого-нибудь за ними отправит. Попросил отправить за моей семьёй Лёню, он хоть фотки семейные видел. Командир как-то неопределённо пообещал.
Такое отношение со стороны командира было мне непонятно и обидно. Вряд ли это благотворно повлияло на мой психологический настрой на полёты. Понимал, конечно, что никуда моя семья с Германии не денется, добрые люди обязательно помогут. Но беспокойство точило меня: хоть бы там и Лёня не подвёл.
Лёня не подвел. Нашёл мою жену с дочкой, когда жена уже наревелась и надумалась про меня всякого. Положив руку на сердце, надо признать, что я предполагал такое развитие событий. Ведь в службе всякое может случиться: и тревога, и перебазирование, и командировка в Тьмутаракань… А связь была ненадёжной. Как я вообще узнал когда они приезжают? Телеграмма, скорее всего. Поэтому ключи от квартиры я отдал соседям по площадке и Лёне. Деньги оставил в квартире на виду. Но надеялся, что такое развитие событий имеет ничтожную вероятность. Надежды юношей питают!
Через несколько дней я появился в своей квартире, которую жена уже привела в божеский вид. Семья воссоединилась. Всё — хорошо, что хорошо кончается!
В декабре налетал около десяти часов, из них — один час ночью. И календарный год завершил с общим налётом 72 часа, а ночью налетал за год - 21 час. Такого маленького годового налёта после училища у меня ещё не было.
В декабре было и ещё одно радостное для меня событие: догнал меня приказ о присвоении воинского звания «капитан». Больше года я ждал эту заветную звёздочку. Лётчики на обмывании звёздочки порадовались вместе со мной и поделились своими первыми впечатлениями обо мне при первом моём появлении в полку. Теперь они поняли, что моя «нелюдимость» никому вреда и неудобств не причиняет, да и вообще - со мной служить можно. Старший лётчик тоже ко мне потеплел: теперь мы были с ним «одной крови» - капитаны. И моё звание теперь ничего не намекало окружающим о его карьерном росте.
Я почувствовал, что в полку лётчики меня приняли за своего. Это меня порадовало.
Жизнь вошла в спокойное русло. Жаль, что ненадолго.