На снимке вы видите фотопортрет Николая Михайловича Рубцова, поэзия которого, по выражению скульптора и автора памятника Н.М. Рубцову в Тотьме, Вячеслава Михайловича Клыкова, стала "родником народной души". Таким остался поэт и в моей памяти. Я знал Николая в лучшие годы его жизни, когда восходила новая поэтическая звезда на небосклоне великой русской поэзии, имя которой — Николай Рубцов. Он запомнился мне скромным обаятельным человеком с кристально светлой душой, проницательным взглядом и высоким лбом, символизирующими его умственную одарённость и недюжинный самобытный поэтический талант. Ссылка на ценный источник публикуемых мной фотографий и документов: https://rubtsov-poetry.ru
Автор фотопортрета Н.М. Рубцова Аркадий Петрович Кузнецов — корреспондент газеты "Вологодский комсомолец". Снимок поэта сделан в Кировском сквере города Вологды среди засыпанных снегом берёз. Сквер раскинулся напротив здания, в котором располагалась в шестидесятых годах прошлого века дорогая моему сердцу редакция этой газеты.
"Вологодский комсомолец" по праву считается, если не колыбелью, то одной из опор творческого роста многих молодых поэтов, писателей, художников и журналистов северного края. Благодаря многолетним усилиям таких главных редакторов газеты и прекрасных организаторов как Леонид Фролов и Василий Оботуров, всего журналистского коллектива, газета ( я этому непосредственный свидетель) превратилась в трибуну знаменитой "вологодской литературной школы", славу которой составили Василий Белов, Александр Яшин. Виктор Астафьев, Сергей Викулов, Александр Романов. В их числе также находились Ольга Фокина, Виктор Коротаев и Николай Рубцов, которые в разные периоды работали непосредственно в штате редакции газеты, ставшей легендой.
. "Вологодский комсомолец", заботливо оберегавший молодые дарования, по праву занимает достойное место в истории советской журналистики и в биографии выдающегося русского поэта Николая Михайловича Рубцова.
Впервые я увидел поэта мимолётно поздней осенью 1966 года. Возможно в этот период и были сделаны его фотографии в Кировском сквере в тот день, когда выпал первый снег. Я был ещё мальчишкой — учеником одиннадцатого "Б" класса средней школы №1 города Вологды, но, несмотря на свой возраст, уже почти один год ходил на редакционные задания с удостоверением внештатного корреспондента газеты, которая изредка публиковала мои заметки.
Тесная комната редакции, где я периодически появлялся на встречах участников юношеского объединения "Гренада" (вдохновителем и организатором которого был Клим Леонидович Файнберг), предназначалась для "идеологического отдела". Здесь работали: талантливый Альберт Третьяков и обаятельная Лариса Малаева. Третий стол в этой комнате занимал Клим.
Сейчас я уже не смогу перечислить все подробности того дня, когда я впервые увидел Н.М. Рубцова. Помню лишь, что довольно долго во время обеденного перерыва я находился в редакции один. Периодически незнакомый мне молодой низкорослый мужчина, показавшийся мне весьма невзрачным и несколько странным на вид, периодически заглядывал ко мне а комнату, чтобы выяснить, не пришёл ли на рабочее место Алик (Третьяков).
Думаю, что Николай, который фактически рос не только без матери, но и без отца (долгие годы считал его погибшим на фронте), испытывал чувства неразделённой сыновней любви. Твердого отцовского плеча, на которое он мог бы опираться, у него не было. Если раньше я не размышлял об этом, то сейчас, наоборот, убежден, что он всю жизнь , начиная с того дня, когда отец ушел на фронт, "искал" отца и во сне, и наяву.
Разумеется, это только моя версия, подтверждающая тот факт
(отражённый, в частности, в воспоминаниях Сергея Чухина), что Николай Рубцов порой стремился вырваться из "интеллектуальной среды" к простым людям с улицы, из деревни, ближайшей рюмочной. Он знакомился, общался и проводил с ними много времени, хотя этот круг его знакомых был далёк от поэтического творчества. И я бы добавил, что многие из его "случайных" друзей по возрасту годились ему в отцы, что, возможно, подтверждает мою версию его "неразделённой сыновней любви".
В конце 1966 и в 1967 году Вологда была основным местом творческой жизни Николая Рубцова. Здесь чаще, чем с другими, его могли видеть с поэтом Виктором Коротаевым. Моя мать Мигунова Людмила Алексеевна (1920-1996) по этой причине даже называла их "неразлучниками", но про Николая добавляла, что он "неприкаянный" ( мыкавшийся с места на место).
Виктор Коротаев был нашим соседом по дому, расположенному на пересечении улиц Александра Яшина и Герцена (Вологда, ул. Герцена, 97) . Жил он в соседнем подъезде на третьем этаже, а мы — на втором. Частенько мои родители и Виктор общались друг с другом, выйдя на балконы, которые хотя и были на разных этажах пятиэтажной хрущёвки, но располагались близко друг к другу ( мой отец шутливо говорил:" Витя, ты вечно разговариваешь со мной свысока"). Иногда Виктор со своего балкона , в свою очередь, мог бросить и пару шутливых фраз в мой адрес, когда меня тоже видел на балконе ( вроде такой: " Сашка, а ты, наверное, уже девкам под подолы заглядываешь?")
Несмотря на то, что наша семья была хорошо знакома с В.В. Коротаевым и поддерживала с ним добрые соседские отношения, ни он у нас, ни мы у него в квартире никогда не были. В 1966 году с приездом в Вологду Н.М. Рубцова всё изменилось. Друзья зачастили к нам в гости.
Спустя много лет после смерти Н.М. Рубцова , в начале девяностых годов, В.В. Коротаев во время поездки со мной в Сокол и обратно в Вологду (он возил меня туда на своей машине, чтобы познакомить с его друзьями и вместе с ними устроить наш совместный бизнес) рассказал мне, как встретились и познакомились друг с другом два Коли: Николай Михайлович Рубцов и Николай Васильевич Мигунов, мой отец (1918-2000).
Оказывается, в один из дней осени 1966 года Николай неожиданно для В.В. Коротаева приехал в Вологду. Он достаточно долго по времени ожидал Виктора во дворе нашего дома, чтобы у него переночевать. Но на звонки в квартиру никто не отвечал. Николай очень устал после дороги и долгого ожидания друга на улице, поэтому спросил проходившего мимо него мужчину ( им оказался мой отец), не знает ли тот, где найти Виктора Коротаева.
Мой отец ответил, что он хорошо знаком с Виктором, но, правда, ему не известно, когда он будет дома. Видя плачевное состояние замерзавшего от холода Николая, отец предложил ему подождать В.В. Коротаева не на улице, а в тепле, у нас дома, а заодно познакомиться и выпить по чашке чая, на что Н.М. Рубцов с радостью согласился.
Через некоторое время нашёлся В.В. Коротаев и, придя в нашу квартиру, обнаружил Николая и моего отца, сидящими за столом с обильной закуской и тем, без чего не обходилось ни одно застолье того времени (вынужден, к сожалению, заменять слова по требованиям издателя). Причем Н.М. Рубцов даже не отреагировал на его появление, так как увлеченно, взахлёб читал стихи моему отцу (надо отметить: мой отец был очень далёк от поэзии и воспринимал стихи только своим сердцем). Как заметил Виктор, ему стоило большого труда увести от нас уже плохо стоявшего на ногах Николая и уложить его спать в своей квартире.
Мои родители почему -то скрывали эту историю или просто не придали ей значения. Позднее мой отец подтвердил, что В.В. Коротаев правильно описал его первую встречу и знакомство с Н.М. Рубцовым, добавив несколько слов для меня: "ты уже фактически с конца мая 1967 года с нами в Вологде не жил, а Коля мне был как родной сын. Мать также всегда его встречала радушно, когда он с Виктором приходил к нам в гости."
Сейчас даже невозможно себе представить, чтобы кто-то пришёл внезапно в гости без приглашения. В Вологде того времени это было обычным явлением: любой твой знакомый мог явиться к тебе тогда, когда ему вздумается. Двери для друзей и соседей всегда были открыты нараспашку, а гостям радовались. Для моего отца, выросшего на Двинице ( деревня Аверинская Двиницкого сельсовета Сямженского района Вологодской области) это была привычная житейская традиция.
Если мне не изменяет память, Альберт Третьяков, которому я очень доверяю как человеку и объективному журналисту, в своих воспоминаниях о Н.М. Рубцове писал, что в Вологде друзей у поэта не было. Не знаю по каким не известным для меня причинам Алик не считает Виктора Коротаева другом Николая. Про дружбу Н.М. Рубцова с моим отцом, возможно, знал только один В.В. Коротаев. Я могу сделать собственный вывод лишь на основании того, что видел и слышал сам в 1966-1967 годах, то есть на очень коротком отрезке времени. Тогда Н.М. Рубцов и В.В. Коротаев, как говорили мои родители, были "неразлучниками". Я тоже видел их только вместе. По этой причине я считал и продолжаю считать, что Виктор Коротаев был закадычным другом Николая Рубцова, который частенько приходил в его, а значит и в наш дом.
Впрочем, это подтверждает и стихотворение Виктора Коротаева "Памяти Николая Рубцова" (январь, 1971 года):
За окнами мечется вьюга,
Дрожит предрассветная мгла.
Душа одинокого друга
Такой же бездомной была.
И мне потому – не иначе –
Всё кажется, если темно,
Что кто-то под тополем плачет
И кто-то скребётся в окно.
Не раз ведь походкою зыбкой,
То весел, то слаб и уныл,
Он с тихой и тайной улыбкой
Из вьюги ко мне приходил.
В тепле отогревшись немножко,
Почти не ругая житьё,
Метельные песни её
Играл на разбитой гармошке.
Гудела и выла округа,
Но он вылезал из угла,
И снова холодная вьюга
Его за порогом ждала.
И он уходил тихомолком,
Как будто суля наперёд,
Что будет разлука недолгой –
Он с новою вьюгой придёт.
…Но нет больше бедного друга,
Нет больше ни силы, ни сна.
Одна только чёрная вьюга,
Осталась лишь вьюга одна.
Вот пример 1967 года, когда я застал двух друзей у нас в гостях.
Как-то вечером, придя домой, я открыл дверь гостиной комнаты, в которой шумело застолье. Н.М. Рубцов, стоя за столом, очень эмоционально, даже с надрывом, читал свои стихи из нового сборника "Звезда полей". Поскольку в то время этот сборник еще не поступил в продажу, хотя многие любители поэзии его уже ожидали, то считаю, что Николай и Виктор были у нас в гостях в марте или апреле 1967 года. В мае Н.М. Рубцов уже дарил отдельные экземпляры книги со своим автографом самым близким для него людям, а я в конце этого месяца уже уехал из Вологды в Москву .
Они оба горячо обсуждали дату, когда же, наконец, выйдет тираж и "Звезда полей" появится в магазинах. Им не терпелось взять в руки долгожданную книгу. Николай снова и снова читал стихи, а потом поднял тост за фронтовиков, за дядю Колю и обнял моего отца...
Мать тут же принесла еще горячей отварной картошки и миску с квашеной капустой. Мяса, к сожалению, на столе у нас никакого не было. Но не было и рыбы. В связи с этим В.В. Коротаев рассказал уже забытой мной одесский анекдот на счёт "ни мяса — ни рыбы". Все долго смеялись от души.
Потом Виктор всерьёз взялся за меня. От него мне влетело за то, что я якобы "не отхожу от Клима Файнберга", а "он нам не друг!" Я пытался отбиваться как мог, защищая Клима, которого я в ту пору буквально боготворил. Николай Рубцов прекратил эту стычку, в прямом смысле заткнув рот В.В. Коротаева своей рукой, сказав: "Отстань от парня, он и без тебя разберётся!" По моему мнению, поддерживая нормальные внешне отношения с Климом, идеологически оба поэта были с ним не совместимы и придерживались позиции, которая близка к тому, что о К.Л. Файнберге, спустя многие годы, напишет Сергей Катканов: https://www.litmir.me/br/?b=579889&p=43
Не помню о чём еще тогда шел разговор, но не забуду как из за стола встал Виктор Коротаев, чтобы сказать, как мне показалось, что-то важное: "Дядя Коля ! Вот тут у вас два друга и оба поэты. Но мы совершенно разные по своему таланту. Рубцов, находясь в любом состоянии, пишет лучше, чем Коротаев трезвый. Все мои книги не стоят даже одной его стихотворной строки! Он — гений ! " Николай при этом не произнёс ни одного слова, напряжённо глядя через окно на улицу, как будто не здесь, а там, на природе, что-то происходило важное для него...
Моя мать несколько раз просила меня не только запомнить, но и записать, сохранить то, что сказал Виктор, как она заметила "для истории". Незадолго перед её смертью (1996 год) она снова мне напомнила об этом. Отец первым позвонил мне в Ленинград, где я учился в ЛГУ, на следующий день после смерти Н.В. Рубцова (20 января 1971 года). Он плакал и дрожащим голосом шептал: "Коленьку убили"...
22 января 1971 года на Пошехонском кладбище города Вологды состоялись похороны убиенного поэта земли русской Николая Михайловича Рубцова. Мои мать и отец вместе со всей Вологдой проводили поэта в последний путь. Сегодня они покоятся на одном кладбище с Н.М. Рубцовым, их могилы находятся неподалёку друг от друга...
Со дня злодейского убийства поэта прошло более полувека. Но время оказалось не властно над памятью души народа, в которой Николай Михайлович Рубцов предстает воистину великим русским поэтом. Никакие ложные наветы обозлённых на него самого и на его творчество ревнителей русофобий, не смогли поколебать его поэтическую славу. Поэзия Николая Рубцова стала одним из источников духовных сил русского народа. Пламенные слова поэта, зверски убитого его недругами — недругами России, звучат сегодня призывным вдохновляющим набатом:
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри, опять в твои леса и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времен татары и монголы,
Они несут на флагах черный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов в окрестностях России.
Кресты, кресты...
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они- и где-то у осин
Подхватит эхо медленное ржанье,
И надо мной - бессмертных звезд Руси
Спокойных звезд безбрежное мерцанье..
Несомненно, поэзия Н.М. Рубцова укрепляет незримую связь времён. Видный российский психолог и философ В.П. Зинченко пишет: "...В каждом новом поколении людей душа возрождается, так как в каждом из них всегда находятся “хранители очага”, испытывающие любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам. Благодаря таким людям, обладающим скромной и неодолимой душой, а вовсе не школьной истории, не прерывается связь времен...." *
В этом философском смысле нетленная поэзия Н.М. Рубцова, впитавшая в себя жизнь и смерть поэта, близка Ф.М. Достоевскому, о котором очень точно сказал З. Фрейд: " по мощи постижения и силе любви к людям ему был открыт другой - АПОСТОЛЬСКИЙ - путь служения"**. На этот путь Н.М. Рубцов, равно как и сам Ф.М. Достоевский, не мог вступить без особого призвания Свыше.
Читая мои воспоминания, вы можете споткнуться о слова по поводу трагической смерти поэта: "зверски убитого его недругами — недругами России". Если у вас возникнет впечатление, что мне неизвестно, кто и как его убил, то это ошибочное мнение. Я читал и уголовное дело, связанное с убийством Николая, и показания той, которая его задушила. Но количество злобных врагов, желавших его гибели, было просто несметным. Они до сих пор ликуют, выгораживая убийцу, потому, что она не была одиночкой! Понимая эти слова совсем не в том смысле, в каком их понимает следователь, а в том, какой заложен в философском противостоянии души русского народа иному, чуждому ему миру.
--------------------------------------------------------------------------------------------------
*Источник: http://psychlib.ru/mgppu/Zro-001/Zro-001.htm#$p3
**Источник: "Dostojewski und die Vatertoetung ", 1927. Цит. по: http://samlib.ru/s/sysoew/freuddost.shtml . Выделение текста жирным шрифтом и заглавными буквами моё — А.Н.Мигунов.