Со времен основания мира коррупция всегда считалась игрой без правил. Это явление называют основной бедой многих государств. Взятки, кумовство, откаты и прочие "распилы" ведут к разложению и продажности важнейших институтов общества. И я иногда думаю, что аттестат о среднем образовании мне тоже удалось закончить не слишком честным способом.
После 6 класса я перешел в новую школу. Само здание было старым. Школа просто была на более высоком месте в каком-то там городском рейтинге. На деле учреждение, в которое я ходил, мало отличалось от прежнего. Количество хулиганов только было меньше. А в остальном - те же доски, только сбоку.
С большим удовольствием и рвением я ходил в музыкальную школу. Там была моя компания, мои друзья, мои интересы. А в общеобразовательной школе мне было скучновато. В добавок ко всему, я абсолютно не питал любви к точным наукам. Особенно к математике, алгебре, геометрии. Сказать по правде, алгебру я до сих пор считаю лженаукой. Учительница этих дисциплин в новой школе, напротив, не питала страсти к гуманитарным дисциплинам. И ко мне не питала. И началась в тот год тема интегралов.
- Интеграл, дети, - говорила она, - важнейшее понятие в математике! Прямо сейчас, крошки, полюбите его и тогда он полюбит вас. И пригодится вам эта любовь до конца дней ваших, аминь…
Мои отношения с «важнейшими понятиями в математике» и до этого были на грани развода. Но человек я исполнительный, ответственный. Да и вид у учительницы был грозный. Расстраивать ее совершенно не хотелось. Думаю, надо бы действительно полюбить что ли, раз такое дело. Сижу. Стараюсь. Ничего не выходит. Не принимает душа. Идут дни, проходят недели. Ничего не получается. Контрольная – 2. Еще одна контрольная – снова 2. Алгебраичка стала задавать философские вопросы:
- Ты как жить-то собираешься? Как без интегралов в жизни? А дальше что? У нас тригонометрия, а у вас? Ой смотри...
И так далее. Дошло до того, что в школу вызвали маму. Выказали ей все про меня, обрисовали ложную и серую картину моего будущего.
Так прошел почти весь учебный год. Приближался май месяц. И вдруг, на одном из уроков, грозная алгебраичка говорит:
- Каждый из вас, драгоценные мои, должен написать сочинение на тему: «Мои родные в годы войны», к предстоящему Дню Победы! Время пошло!
Оказалось, что она заведует целым уголком, посвященным Великой отечественной войне. Возит желающих на экскурсии, проводит лекции и прочее.
-Что ж, - думаю, - сочинение, это не интегралы. Это в наших силах.
В короткий срок я опросил родителей по поводу павших родственников, поднял семейный фотоархив и написал содержательную хронику. Рассказал о прадедах, один из которых пропал без вести еще на фронтах Советско-финляндской войны, о которой мало кто тогда, да и сейчас вспоминает. Рассказал об отце бабушки, который также пропал без вести в сентябре 1941-го, успев прислать жене и детям с фронта одно письмо и теплые портянки. Рассказал о маминой тетке, которая была московской школьницей и разгружала трамваи с углем, а по вечерам скидывала с крыш домов зажигательные снаряды. Приложив несколько копий семейных фотографий, я сдал свое сочинение вместе с другими. Прошло недели две, и я даже успел забыть о написанном, как вдруг меня вызывают к завучу. «Ну, думаю, приехали! Сейчас сничтожат из школы…». С рассеянным лицом захожу. За столом сидят директриса, завуч, целый набор учителей. И говорят:
- Родной ты наш! Замечательно! Красочно! Глубоко! Патриотично! Великолепно! Твое сочинение лучшее из школы. Мы отправили его на городской конкурс. Его даже уже опубликовали. Вот, полюбуйся.
Мне протянули серенькую книжку, в которую была вложена закладка на моем рассказе. Сама алгебраичка, смотрю, даже слезу пускает.
- Не ожидала от тебя, Станислав… Не ожидала.
Я, конечно, засмущался. Но про себя подумал: «Так-то! Это вам не ваша сухая математика!». А вслух произнес что-то вроде:
- Ну вы уж слишком...
Встав из-за стола, ко мне подошла моя классная руководительница:
- Станислав! Ты же еще в музыкальной школе учишься?
- На оркестровом отделении, – говорю.
- А вот у Людмилы Максимовны, - она мягко указала рукой на учительницу географии, - выпускной класс в этом году. Не помог бы ты ей сделать торжественное выступление по этому случаю?
Смекнув, в чем дело, я сделал важное лицо, почесал подбородок и сказал озадаченно, что мол, крайне загружен в эти теплые весенние деньки. Но, что поделать, выручу. Улучу, так и быть, денек-другой.
В следующие дни мне выдали сценарий. Я познакомился с одиннадцатиклассниками, с которыми и надо было подготовить что-то вроде КВН. На уроки я ходить почти перестал. С утра мы шли в актовый зал, где разбирали программу, разучивали песни, читали кем-то написанные хвалебные стихи учителям.
На одну из первых репетиций зашла Людмила Максимовна. В это время я сидел в первом ряду и пальцами показывал двум невыспавшимся школьницам, где петь надо выше, а где ниже. Подсевшая ко мне географичка смущенно спросила:
- Ну и как они?
Не отрываясь от дирижирования я ответил:
- Что вам сказать, Людмила Максимовна? Сырой материал, ох сырой… Фальши пока много… Но будем работать, будем работать.
Под материалом я имел ввиду вверенных мне выпускников. Я рассказал им несколько основ выступлений на публике. О том, что не следует «гулять по залу глазами», когда идет сцена, а лучше всего выбрать какого-нибудь одного зрителя и выдать свой номер ему. Если не получается выбрать «жертву», тогда лучше расфокусировать зрение и смотреть сквозь благодарного зрителя. Девочкам я делал замечания такого рода:
- Катя, не нужно ковырять на себе одежду, когда поешь. Она от этого портится. И размахивать руками тоже не нужно. Наоборот, их нужно вот так красиво сложить у груди.
Так же пришлось обучить старшеклассников паузам и музыкальному счету. И так далее и тому подобное. Я чувствовал себя режиссером, упивался неожиданно свалившейся на меня властью и уважением. Так продолжалось около трех недель. Репетиций становилось больше. А с них я отправлялся в музыкалку, где репетиции были более профессиональные. В общем, репетировал с утра до ночи. И наконец, наступил день выпускного концерта.
Вступающие в большую жизнь выпускники уже с утра начали бегать стайками за школьный сарай, чтобы успокоить волнение. Когда они оттуда возвращались от них пахло табаком, вперемешку с пивом, глаза выпускников сверкали огнем.
В целом, концерт прошел без эксцессов. Номера без задержек шли друг за другом, зал окружал приличный по меркам школы звук и даже свет. На финальных аплодисментах меня вдруг осенило: а ведь они-то, эти ребята уходят, а я остаюсь. И еще как минимум на два года остаюсь. И опять к интегралам надо возвращаться. И на душе стало тоскливо.
Однако волновался я зря. Достигнутое уважение, неотразимое обаяние, немного удачи и… все долги я благополучно закрыл. Каждые последующие годы, по весне, моя мужественная фигура становилась на пару-тройку недель главным режиссером, аккомпаниатором и художественным руководителем выпускного карнавала. А после 9-го класса я из школы ушел. Но это, как говорится, уже совсем другая история.