Старенький, дребезжащий автобус, ехавший по привычному маршруту, остановился в маленькой деревушке, чтобы высадить, редко появляющихся здесь, пассажиров. Спустившись со ступенек, Петр Иванович, вдохнул пьянящий свежий воздух и окинул взглядом поле, напротив остановки. Убирали зерно...
Под звуки молотилки, мужчина медленно побрел по знакомым улочкам и, не успев дойти до дома, встретился с соседкой. Та бежала ему на встречу чем-то взволнованная.
-- Ну, наконец-то появился! Вот несчастье-то какое, вот горюшко горькое.., -- причитала Семеновна, переступая с ноги на ногу и растирала заплаканные глаза.
Петр Иванович, погруженный в свои мысли, шел рядом с женщиной и представлял, как он зайдет сейчас в свою избу, растопит печь, вдохнет аромат пылающих поленьев...Боже мой, как давно он не был дома...
Обвалившаяся крыша, прокоптелые стены и повалившийся, с резным зеленым узорчиком, палисадник. Это всё, что осталось от его родного очага...
Мужчина опустился на корточки, обхватил голову руками, достал сигарету и прикурил.
Семья Григорьевых была сплоченной и работящей, хоть особо и не богатой. Петр с Татьяной сами старались и детей к труду привлекали. Хоть младшенького Митю жалели все - таки больше, мол успеется еще, пусть подрастает, всегда говорила мама, а отец соглашался.
Сынок рос разбалованным и сразу после школы смотался в город. Провалив поступление, домой не вернулся, оформился подсобником и поселился в общежитии.
Татьяна всё сокрушалась, что тяжело Митеньке. Без поддержки, в таком юном возрасте, деревенскому, доверчивому мальчику. Что каждый обидеть сможет, обмануть.
Только выходило, как раз, наоборот. Митька сам, то за драку, то за воровство, частенько попадал в места, не столь отдаленные. Чем еще сильнее ранил сердце матери.
Все же, однажды, в дом Григорьевых постучало счастье. Сынок воротился!
-- Митенька, неужто приехал?! Насовсем или проведать родителей? -- На глазах Татьяны навернулись слезы радости.
-- Да погоди ты, мать, все ж хорошо, -- Митька попятился и из-за двери вытянул симпатичную девушку с синими глазами, -- вот, лучше познакомьтесь. Это Валентина. Мы вчера с ней расписались. Жена моя. Пополнение у нас будет. Жить с вами решили. Вы рады?
Так и жили вчетвером потихонечку. Хозяйство держали, огород возделывали. Правда молодые не сильно то помогали. Все больше в город зачем-то отлучались. Валя родню попроведовать, Митька по своим делам каким-то. А как внучка народилася, так вообще редко стали домой являться, есть же кому присмотреть, как-никак родные бабка с дедом.
Как-то, на семейном совете, Петр обмолвился, что пора бы молодым свое жилье иметь, что есть у него участок соседний в собственности, прикупил у уезжающих и, что с постройкой избы на нем, он готов принимать активное участие. На том и порешили. И вскоре сын с женой уже обживались в своем просторном новеньком доме.
Валентина устроилась на работу, мыла полы в сельсовете. А вот Митька, наоборот, стал прикладываться к бутылочке. Пошел вначале было работать в местную бригаду, да быстро ему там наскучило, уволился.
Все чаще стал пропадать в городе, а однажды вообще не вернулся.
Валентина, затаив обиду, к родителям мужа заходить стала всё реже, а потом и вовсе перестала, так всё о нём ей там напоминало сильно.
А вскоре, так и не дождавшись сына, слегла и отошла в мир иной Татьяна. Но ни Митька, ни Валентина на похоронах так и не появились.
Зато, через месяц-другой Дмитрий все-таки приехал, да не один, а с новой пассией. Поселились в родительском доме.
-- Как только совести хватило, -- судачили люди, -- при родном ребенке-то мимо с другой жениной ходить в обнимочку.
Да и Валентина вся мрачнее тучи сделалась. Проклинала бывшего, втихаря плакала от унижения.
Петр Иванович, чтобы не мешать, уехал в другое село к дочери. Та, как раз, развелась и жила одна с детишками.
А, однажды, ясным осенним днем, изба Грировьевых загорелась. Как не старались всей деревней, так затушить до конца не смогли. Языки пламени съели почти весь деревянный сруб, практически ничего не оставили.
Хорошо еще, что Митьки с новой женушкой в тот злосчастный день дома не было. И Петру Ивановичу сообщить не успели, а сын не удосужился.
***
Смахнув со щеки капли моросящего дождя, пожилой мужчина направился было к кладбищу, проведать жену и тут его отвлек голос девочки, подбежавшей к воротам:
-- Дедушка, дедушка, ты приехал! -- на глазах ребенка навернулись слёзы, -- прости меня, я не хотела, чтобы изба сгорела. Просто мамка сказала, чтобы я мусор возле палисадника подожгла.
-- Ну что ты, что ты, моя милая, ты ни в чем не виновата! Беги скорее домой, а то промокнешь и заболеешь еще. Выросла то как, внученька! -- разжимая крепкие объятия, ласково говорил Петр Иванович.
В поседевшей голове мужчины проносилась отчетливыми картинками вся его, прошедшая в этом доме, жизнь. Так ясно всплывали в памяти счастливые глаза Татьяны, с любовью смотревшие на него. Счастливый детский смех, раздававшийся со двора, бередил раненую душу...
-- Эх, Митька, что мы делали с матерью не так? Неужели мы как-то неправильно тебя любили?... -- вздохнул Петр Иванович, взглянул в последний раз на пепелище и, понурив голову, побрел на могилу жены.