Школа – заведение вредное: знаний не даёт, там людей убивают, винты для государства делают.
Это мне ещё Нина Михайловна Руденко объяснила, – великий педагог и учитель.
Мы думали: у неё глаза на затылке.
Аж до седьмого класса договаривались: одни её разговорами отвлекали, а другие сзади заходили и затылок рассматривали. Но глаза умели прятаться в тугом узле волос.
Это нас волновало так, что даже после армии, придя к ней, я спросил: как она могла писать на доске и, не поворачиваясь к классу, делать замечания «Быков, сядь на место! Крохин, отдай чужую ручку! Наташа, не показывай свою тетрадь Михееву, – он сам знает!»
Как?!!!!!
Женька! – сказала она, – я же вас всех любила. А когда любишь, – чувствуешь! Я вас по звуку, по шороху узнавала.
Всего-то! Оказывается – надо просто любить. Дела!
До сих пор горжусь, что пригодился ей: классе в пятом, уже в десятом часу вечера, в снегу с пацанами барахтались. Меня – хвать! – рука за шиворот.
Нина Михайловна!
Семьи отстающих посещала, с родителями-алкашами беседовала. А дома (я знал) ещё – тетради, муж и дочка, завтра в восемь первый урок.
"Женька! Жрать хочу! Сейчас сдохну! Тащи чего-нибудь".
Я – домой. Хлеб отрезал, маслом – толсто, сахаром – сверху много насыпал. Как себе! И после армии, она мне сказала: а, ведь, ты меня тогда спас. Я чуть не расплакался. Герой! Мужику героем надо быть. Она – позволяла.
Её перлы проросли в нас (кто выжил) на всю жизнь.
Она много чего говорила.
Например, она говорила:
«Дураку здравый смысл не поможет: он слишком мало знает. Да ему и не надо. Поэтому счастливее дурака нет никого. И чтобы по достоинству оценить глупость его жизни, нужно быть о-очень умным. А где таких взять? В школе же этому не учат. Поэтому, слушайте меня».
Вот мы и слушали. Это было счастье!
И все мы запомнили, что "от знаний освобождает только смерть!"
Простите! Я не виноват, что мне повезло больше, чем вам.
Тридцать лет, как умерла.
Земля - пухом!
Великий учитель!