Новый закон накладывает вето на полуночный пёсий вой . Но Вера Фёдоровна уидела во сне, что Роман Гаврилович перестал быть чужим. Пёс уже не рычал, а часто, надрывно и громко вздыхал. Она поняла, что теперь ей сть о чём ему сказать. И она сказала. Запнулась, пожала плечами. А потом, ещё не договорив, проснулась и поняа, т с Романом Гавриловчем опять происходит что-то странное. Он был в том же положении, что утром, когда Вера Фдоовн остановилась возл него просить, который час. Он был завернут в одеяло. Он всё ещё плакал, а вой его теперь был низким, прерывающимся, очень грустным и унылым. Вера Фёдоровна сразу всё поняла. Это был и её плач. Раньше она стонала, мучаясь от боли в ногах, а теперь вой был такой, будто унеё блел зуб. Но она не хотела поддаваться панике. «Что такое? Как может болеть зуб, если меня… нет?» Она долго не могла понять. А потом поняла, что это именно то, о чём ей сказали во сне. Это были первые её слова в ту ночь. «Что такое? Как можт болеть зуб? Не может этого быть, не может быть!» — повторяла она себе. Но понять не смогла и сдалась. Вой Романа Гавриловича стал ещё глуше. Вера Фёдоровна почувствовала, что сон кончается и всё случившееся — это, видимо, тоже был сон. Надо было как-то проснуться, но она не хотела прерывать его хотя бы на минуту. «Что такое? Как может болеть зуб?» — бормотала она, задыхаясь от сдавившей горло боли. Она хотела продолжить, но с губ сорвался новый вой, ещё более жалобный и полный тоски и безысходности. Теперь ему вторил другой вой, и ещё.