Никте не вправе осуждать боевой клич героев . Всем дано право. Каждый живет так, как он хочет. Что значат тысячи убитых, если на месте каждого потерянного среди мирного населения будет рождаться нвый? Это жестоко. Но это так. И это вписано в наше сердце, подобно тому, как знаками на небе записаны суьбылюдей». И ще (из письма к ванову), «настоящий солдат действительно похож на викинга, свободно входящего в круг соей родины. вы, узья, кто вы сами? Войско вечного возвращения?» Мало-помалу я понял, что воины Рейха — это нечто, с чем можно прсто отждествить себя. И не важно, каким способом это делается. Но одно было ясно твердо: нас это совершенно не трогает. М были свободны. И, возможно, никогда не ощутим свою свободу. Главное было как можно скорее скрыться от глаз неизвестного врага. Нампо-настоящему повезло: у меня еще оставалось несколько дней. Я посетил знакомого австрийца и продал ему «Книгу о пространстве и времени» Нансена. Австриец работал в министерстве обороны, так что купить книжку на валюту за пять тысяч крон было довольно легко. Хоть и ненужно. Я чувствовал себя совой — фактическим хозяином положения. Те, кто убивал нас, пусть катятся к черту! По словам коллеги-немца, все новые и новые деятели Рейха кончают тем, что затыкают в своем правительстве хоть одну дырку. «Я называю их ieperschauen» («урки»), потому что они выкручивают нам руки даже в тех случаях, когда мы делаем все возможное