Весь следующий месяц Филипп, по его словам, путешествовал по всей Святой Земле – от Мертвого моря на юге до Галилейского моря на севере.
Затем, вернувшись в Константинополь, он после долгих размышлений и молитв решил немного повременить с уходом в монастырь на Афоне.
Сначала, в этом он был почему-то твердо уверен, ему необходимо отправиться в Новгород и известить обо всем Мирославу...
– Это тоже тебе, – протянул ей Филипп не очень
большой, но тяжелый мешок, завязанный сверху. – Я не
знал, что мне еще с этим делать.
Развязав веревочку, Мирослава увидела, что невзрачный
с виду мешок набит серебром и золотом.
Как пояснил изумленной Мирославе странник, это богатство Ингви некогда получил от своего датского вождя за то, что спас ему жизнь во время битвы. Путешествуя, Ингви обычно носил мешок с собой, но если знал, что вскоре вернется к какому-то месту, то во избежание ненужного риска зарывал клад в землю, а с собой брал лишь небольшую
часть.
Полностью доверяя Филиппу, он прямо при нем спрятал деньги перед их путешествием из Иерусалима на Иордан.
– Я не взял отсюда ни гроша, – гордо сказал Филипп. –
Очень скоро, когда я уйду в монастырь, деньги мне вообще
не понадобятся. Думаю, Ингви обрадовался бы, узнав, что я
отдаю их тебе.
Мысль о монастыре потрясла Мирославу. Не будучи особо набожной, в отличие от своего возлюбленного, она никогда раньше не задумывалась о том, что кто-то выбирает себе такую жизнь. Но сейчас, непонятно каким образом, мысль о монастыре завладела ею.
Филипп, сидящий перед ней, являлся ее физическим воплощением. Вот только не появилось еще на Руси женских монастырей...