Его персональная выставка должна была состояться в сентябре 1941 года в Ленинграде. Все изменила начавшаяся война. Эвакуироваться из города художник отказался: «Из осажденной крепости не бегут. Ее защищают». Иван Билибин умер в блокадном Ленинграде 7 февраля 1942 года.
Текст: Арина Абросимова, фото: Александр Бурый
К 145-летию художника Всероссийский художественный научно-реставрационный центр им. академика И.Э. Грабаря устроил камерную выставку «Сказ об Иване Билибине». Более 40 экспонатов из собрания Ивангородского музея отреставрировано в мастерских графики и тканей: театральные эскизы, книжные иллюстрации, портреты, пейзажи, а также образцы русского народного костюма из личной коллекции Билибина. Ведь художник всю жизнь собирал и хранил предметы одежды и быта русской деревни, в которых черпал вдохновение.
Сколько радости приносит творчество Билибина всем, кто хоть однажды видел его работы! На них – прекрасная Русь в ее теплом житье-бытье и славные герои, которые найдут выход из любых ситуаций и будут вознаграждены за победу над злом. Билибин не искал в фантазиях убежища, как может показаться. Напротив, создавая свои образы, он помогал идее борьбы со злом жить и побеждать, ведь на его долю и долю его современников выпали Русско-японская и Первая мировая войны, три революции, Гражданская и Великая Отечественная. Были в его судьбе и годы эмиграции, и непростое возвращение на родину, и голодная смерть в блокадном городе. Странная выстроилась параллель между дивной Русью, которую он сотворил и любил всем сердцем, и страшной реальностью, потребовавшей от него всей силы духа…
ТОСКА ДУШИ
Иван Билибин родился под Петербургом, близ Сестрорецка, 4 (16) августа 1876 года. Его отец, Яков Иванович, дослужился до чина действительного статского советника и после Русско-турецкой войны 1877–1878 годов был назначен главным врачом Либавского военно-морского госпиталя. Мать, Варвара Александровна, была дочерью морского инженера Балтийского флота, обожала музыку и до замужества училась у известного композитора и педагога Антона Рубинштейна. Иван и младший, Александр, сначала учились дома, затем в гимназии. Иван окончил гимназию в 1896 году с серебряной медалью и по настоянию отца поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, который окончил в 1900 году. Однако юриспруденция его не привлекала.
«Насколько я себя помню, я рисовал всегда», – писал в автобиографии Билибин. Еще в 1895-м он поступил в рисовальную школу Общества поощрения художеств, где под руководством Яна Ционглинского проучился три года. Летом 1898-го Билибин два месяца занимался в художественной студии Антона Ашбе в Мюнхене, затем путешествовал по Италии, Швейцарии, был на Капри. Вернувшись в Россию, два года учится у Ильи Репина в частной школе княгини Марии Тенишевой. У него же в 1900–1904 годах Билибин проходит курс в Высшем художественном училище Академии художеств.
Это было время переосмысления традиций, начало великого Серебряного века русской культуры, отказ от поверхностного псевдорусского стиля, которым в России увлекались всю вторую половину XIX столетия. Началась настоящая работа с искусством древней Руси. Одним из первых эту дорогу нащупал Виктор Васнецов. Неслучайно, побывав в 1899 году на выставке Васнецова в Академии художеств, Билибин долго не мог оторваться от «Богатырей»: «Сам не свой, ошеломленный ходил я после этой выставки. Я увидел у Васнецова то, к чему смутно рвалась и по чем тосковала моя душа». А в 1904 году в статье «Народное творчество Русского Севера» Билибин напишет: «Только совершенно недавно, точно Америку, открыли старую художественную Русь, вандальски искалеченную, покрытую пылью и плесенью. Но и под пылью она была прекрасна, так прекрасна, что вполне понятен первый минутный порыв открывших ее: вернуть! вернуть!» Статья была напечатана в журнале «Мир искусства», издаваемом одноименным объединением художников, участником которого был и Билибин.
Летом 1899 года Иван Яковлевич гостит у друзей в глухой деревушке Егна Весьегонского уезда Тверской губернии. Впервые в жизни человек, выросший в городе, оказался в аутентичной русской глубинке с ее природой и бытом, услышал крестьянские песни и сказки, осознал необходимость увидеть и прочувствовать незнакомую сторону родной земли. Именно здесь он впервые создает рисунки, на основе которых появится в будущем знаменитый «билибинский» стиль. Художник отпустил длинные волосы, ходил в старомодном сюртуке. В альбоме одного из друзей он записал: «Я, нижеподписавшийся, даю торжественное обещание, что никогда не уподоблюсь художникам в духе Галлена, Врубеля и всех импрессионистов. Мой идеал – Семирадский, Репин (в молодости), Шишкин, Орловский, Бонна, Мейсонье и подобные. Если не исполню этого обещания, перейду в чужой стан, то пусть отсекут мою десницу и отправят ее, заспиртованную, в Медицинскую Академию!»
СКАЗКИ И РУССКИЙ СЕВЕР
Каждый художник знает, что линия – это базовый элемент любого рисунка. И относится к ней соответствующим образом. Но Билибин возвел линию в абсолют. Художник Владимир Левитский, учившийся вместе с Иваном Яковлевичем, вспоминал: «…слова «график» еще не было, царствовал[а] со всей мощью «картина», <…> а оказывается, график-то уже родился где-то в Тарховке под Санкт-Петербургом и бойко пробивал себе дорогу, маниакально преданный линии. На его знаменитую «проволочную» линию гонений было очень много разнообразного характера и со стороны товарищей по учебе, но он упорно стоял на своем и не сдавал позиций». Именно линия стала одним из основных признаков «билибинского» стиля: черные линии четко, без всякого намека на «недосказанность», ограничивают яркие чистые цвета и задают объем и перспективу рисунка.
Акварели Билибина к «Сказке об Иване-царевиче, Жар-птице и о Сером волке» и «Царевне-лягушке» заинтересовали Экспедицию заготовления государственных бумаг, обладавшую лучшей полиграфической базой в стране. Экспедиция печатала банкноты, кредитные билеты, официальные бумаги со спецзащитой от подделок. Управляющий, князь Борис Голицын, хотел расширить линейку продукции и решил, что издание красивых книг русских сказок пришлось бы весьма кстати. Составителем сборника сказок стал фольклорист Александр Афанасьев. Билибин же принял заказ Экспедиции еще на четыре книги и в течение четырех лет подготовил иллюстрации к «Перышку Финиста Ясна-Сокола», «Василисе Прекрасной», «Марье Моревне», а также к «Белой уточке» и «Сестрице Аленушке и братцу Иванушке» (последние две сказки – в одной книге). Эти книги, изданные хромолитографией в виде крупноформатных тетрадей, сделали художника знаменитым на всю страну.
В 1902–1904 годах по заданию этнографического отдела при Музее Александра III (ныне – Государственный Русский музей) Билибин находится в экспедиции в Вологодской, Олонецкой и Архангельской губерниях. Цель – изучение деревянного зодчества и народных ремесел. Только из Каргопольского уезда в собрание музея поступило 323 экспоната! Расписные и резные прялки и туеса, набоечные и пряничные доски, лубочные картинки, деревянная скульптура, кружевные подзоры, парчовые и холщовые с набоечным узором сарафаны, летники, платки и кокошники. Билибин составлял и собственную коллекцию: в привезенном из Бахчисарая кипарисовом сундуке с перламутровой инкрустацией он хранил шесть полных комплектов русских женских костюмов. Вторая жена и ученица Билибина, Рене О'Коннель, вспоминала: «Русские вышивки для него были живым языком. <...> Он расшифровывал эти орнаменты, как древние письмена. <...> У Ивана Яковлевича была большая библиотека русских и иностранных книг по искусству. Иван Яковлевич знал хорошо французский и немецкий языки, по-английски читал. <...> он знал греческий и латинский языки. Он разбирался в старинных книгах и был неплохой антиквар. Определял стили и эпохи предметов искусства, мебели, бронзы или фарфора. Интересовался как профессионал русскими иконами и фресками».
Сделанные художником в экспедиции фотографии и зарисовки публикуются в первом томе многотомного труда Игоря Грабаря «История русского искусства» (1909), в «Истории русской литературы» под редакцией Е. Аничкова и Д. Овсянико-Куликовского (1908). Журнал «Мир искусства» посвятил Билибину ноябрьский номер за 1904 год, включив и его статью «Народное творчество Русского Севера», где автор сокрушается о «поновленческой ревности» в судьбе культурного наследия: шедевры «вандальски уничтожаются, или искажаются «ремонтами» до неузнаваемости». Накопив деньги, крестьяне или торговцы «берут под свое высокое покровительство какую-нибудь старую церковь и ремонтируют ее на самый питерский лад <...> все перекрашивается, стены либо белятся, либо оклеиваются обоями, поверх старых икон пишутся новые; и все страшно рады». Он считал это «строительным скудоумием». «И нам, ревнителям искусства, остается только <...> доказать <...> что народное творчество – душа народа и его сила и гордость, что оно не раз спасало и объединяло народ, когда, казалось, он бывал в предсмертной агонии <...> Все подобные квасные русофильские мероприятия, основанные, по большей части, на ретроградных политических упорствованиях, только отвращают от русского национального стиля, а не приближают к нему», – пишет художник.
Билибин работал по 10–12 часов день. Частные издательства заказали ему открытки с видами Архангельской губернии, Экспедиция заготовления госбумаг продолжила проект, выпустив былину «Вольга» и пушкинские «Сказку о царе Салтане» (1905) и «Сказку о золотом петушке» (1910) с его иллюстрациями. В 1911-м издательство «Общественная Польза» издало сказки Рославлева также с иллюстрациями Ивана Яковлевича.
Искусство оформления книги Билибин поднял на новую высоту, стремясь создать единую иллюстративную основу: каждый элемент, начиная с обложки и заканчивая буквицами, должен быть подчинен одному стилю. Признание пришло даже от музейного сообщества: цикл иллюстраций к «Сказке о золотом петушке» приобрела Третьяковка, а рисунки к «Сказке о царе Салтане» – Русский музей.
ИВАН – ЖЕЛЕЗНАЯ РУКА
«Он был забавный остроумный собеседник и обладал талантом, особенно под влиянием вина, писать шуточные высокопарные оды под Ломоносова, – вспоминал художник Мстислав Добужинский. – Сам Билибин носил русскую бородку a la moujik и раз на пари прошелся по Невскому в лаптях и высокой войлочной шапке-гречинке».
Его называли «Иван – Железная Рука» за выработанную способность рисовать идеальные линии без помощи чертежных инструментов. Он даже перо не использовал в работе! Вначале набрасывал эскиз, затем переносил его на кальку, уточняя детали, а после остро подрезанной кистью из колонка переводил контуры рисунка на лист ватмана.
Билибин много работал и для театра. По его эскизам созданы декорации и костюмы к драматическим спектаклям «Овечий источник» Лопе де Вега, «Чистилище святого Патрика» Кальдерона, «Стакан воды» Скриба, он оформлял оперы «Борис Годунов» и «Князь Игорь», «Золотой петушок», «Садко», «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии».
Вдохновение художник черпал из разных источников: иконы, лубки, набойка, вышивки. Билибин был влюблен в орнаменты, скрупулезную отделку деталей и эстетику русского XVII века. Но отдавал должное и европейской, и японской гравюре: любил творчество Хокусая, Дюрера и Бёрдслея. Многому научился у Уильяма Морриса. Не брезговал грубоватыми шутками и сатирой, изучая рисунки Афанасьева к «Коньку-Горбунку» или карикатуры Щербова. Да и сам баловался политическими карикатурами, которые публиковал в сатирических журналах «Адская почта» и «Жупел», издававшихся Зиновием Гржебиным. Одна из них, в «Жупеле», высмеивала Николая II. «После третьего номера журнал был запрещен цензурой, все его номера были конфискованы, редактор журнала 3.И. Гржебин был арестован и приговорен к шестимесячному заключению, – пишет Александр Бенуа. – Аресту подвергся и И.Я. Билибин». Дело происходило вскоре после окончания Русско-японской войны, «на квартире у нас сделали в это время обыск, – вспоминал сын Билибина Александр. – Со слов моей матери, обыск производили в бархатных перчатках, но вполне систематично. Осмотрели всю квартиру, осмотрели и мою детскую, порылись и в моих игрушках. Мне было не более трех лет. В то время как шел обыск, я играл в прачечную и полоскал в умывальной чашке какую-то тряпочку. При виде вторжения этих людей в шинелях, трогающих мои игрушки, я громко спросил: «Мамочка, это японцы?!»... Со слов мамы, за последовавшим смехом прекратился обыск».
В дальнейшем гонений на художника не было. Уже в 1913 году он участвовал в интерьерной росписи Нижегородского отделения Госбанка.
ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
В семейной жизни Иван Яковлевич не отличался постоянством. Женщин он очаровывал, в этом ему не мешало даже заикание. И все его жены – не просто красавицы, но и талантливые художницы.
На сокурснице Марии Чемберс он женился в 1902 году, у них родились Александр и Иван. Жили небогато, отдыхать ездили на реку Валдайку в село Лыкошино. «Мастерская отца никогда в нашем семействе не называлась мастерской, но кабинетом, – вспоминал Александр, ставший художником театра и кино. – Это была очень длинная и узкая комната с большим, кажется дедовским, письменным столом, с диваном и великим множеством книжных шкафов и полок. Отец занимался почти исключительно графикой, другой художественной снасти – мольберта, палитры и т.п. – не имел».
С 1907 года по приглашению Николая Рериха Билибин начал преподавать в школе Общества поощрения художеств. Среди его учеников – Константин Елисеев, Николай Кузьмин, Георгий Нарбут и… две его будущие жены: Рене О'Коннель и Александра Щекатихина. В 1909-м в браке с Чемберс произошел перелом. «В это время я его помню как человека, которого я старался избегать, – признается старший сын. – Когда он ко мне обращался, то его замечания всегда были колкие и маленькому мальчику обидные. Хотя я, конечно, очень мало понимал в таком возрасте, но я не мог не чувствовать, что что-то не в порядке. Моя мать вела себя с большим достоинством. И я не был слишком удивлен, когда мне в одно утро сказали, что отец нас покидает». Это случилось в 1911-м. Через три года Мария с детьми уехала в Англию. С Россией и мужем она рассталась навсегда, но развод не был оформлен. Отношения с Александром отец наладил лишь в 1927 году в Париже, где сын помогал ему в работе.
В 1912 году Рене О'Коннель стала гражданской женой Билибина. Ему – 36, ей – 21. Пока они счастливы. Художник покупает дачу в кооперативном дачном поселке на побережье Ласпинской бухты – в урочище Батилиман, что неподалеку от Балаклавы. Дача – каменный домик в две комнаты, пристроенные кухня и мастерская, во дворике – виноградник, магнолии, розы. Соседи – Дервиз, Короленко, Чириков, Иоффе, Вернадский. Рыбаки угощают дачников кефалью, компания катается на лодках вдоль берега, бродит пешком по живописным окрестностям. Прошли однажды 40 верст: «от Батилимана в Скеле и на другой день из Скеле через Шайтан-мердвен (Чертову лестницу) в Мшагку, Форос, Тессели и через Ласпи обратно в Батилиман. К концу похода все стали очень веселые, особенно Иван Яковлевич, так как везде владельцы винных погребов первым делом угощали нас вином. Пробовать вино было обязательно», – вспоминала Рене.
Они обожали Крым, но все-таки больше увлекались русским искусством, путешествовали по старинным русским городам. Рене описала поездку в Ростов Великий: «…монах-экскурсовод предложил нам послушать малиновый звон. <...> Вы берете лодку и выезжаете на середину озера Неро, откуда виден город с его церквами, куполами, звонницами и домами. К вечеру, когда солнце все это освещает розовым светом и город на холме выглядит совершенно как написанный иконописцем в одном из иконных клейм, раздается мелодичный звон, он дрожит в воздухе и растекается в тишине над водой, а потом становится гуще и сильнее…»
В это время карьера Билибина на подъеме, он популярен, его стилю подражают. Продукция с его работами шла нарасхват: афиши, почтовые марки, рекламные плакаты и брошюры, посуда. Билибина, не окончившего курс в Академии художеств, выдвинули на звание академика!
Все рухнуло в 1917-м: не стало прежней страны, не стало у Билибина и семьи. Рене ушла. Она больше не хотела видеть мужа пьяным, а он не смог выдержать это ее условие.
ГОДЫ СКИТАНИЙ
Февральскую революцию 1917 года Билибин принял. Даже подготовил эскиз «республиканского» двуглавого орла, ставшего символом России в правление Временного правительства (аналогичный орел с 1992 года украшает эмблему Банка России). И даже участвовал в совещаниях по делам искусств и в Комиссии по охране памятников искусства и старины.
После Октябрьской революции Билибин, расставшись с Рене, уезжает в Батилиман. Быт его был скудным, но даже в это время, без свечей и керосина, он работал. Старшая дочь писателя Чирикова, Людмила, когда-то брала уроки рисования у Ивана Яковлевича и сейчас составляла ему компанию на этюдах. Он называл ее Людмилица и влюбился, а она – нет. Тем не менее с Людмилой и ее сестрой Новеллой художник поехал в Ростов-на-Дону, потом в Новороссийск, взяв на себя все заботы и расходы. Не без труда доставал он лекарства и еду, когда девушки заболели тифом. А потом сестры заторопились к родителям, уже эмигрировавшим в Европу. В феврале 1920 года Билибину и Чириковым с огромным трудом удалось попасть на пароход «Саратов». Судно, рассчитанное на 800 мест, приняло 1400 пассажиров. «Ехали в полутемном трюме, в темноте и духоте, – вспоминал Билибин. – Беженцы спали на полу, сбившись семейными кучками. Безостановочно стоял крик и плач детей». Константинополь и Кипр не приняли «Саратов» из-за вспыхнувшего на борту тифа, пароход отправился в Египет. Здесь беженцев поселили под патронажем англичан в лагере в Тель-эль-Кебире, который эмигранты окрестили «Тель-эль-Сибирь». Иногда им разрешалось гулять по Каиру, и Билибин, заведя знакомства с местными европейцами, решил отказаться от защиты короля Георга и сам строить свою дальнейшую судьбу.
Билибин и в Египте без работы не остался, его окружали ученики, поклонники и заказчики. Вдохновившись восточным стилем, он рисовал акварели и продавал их. Много фотографировал – иероглифы и детали фресок, скульптуры и рельефы, – чтобы издать альбом графической стилизации зверей и птиц Древнего Египта. Загорелся идеей сделать иллюстрации к «Книге тысячи и одной ночи». Билибин посчитал, что должен, как и русские композиторы, принести дань Востоку: «Ну, на что нам, великороссам и славянам, готика, нам – с громадной примесью восточной крови!» Часто после дневной работы он с приятелями шел к Нилу, садился в лодку и под парусом плыл вдоль берегов. Или ехал на верблюде по пескам, оставался в пустыне дотемна, чтобы полюбоваться звездами. В особняках богатых греков мастер писал панно в византийском стиле, сделал эскизы для росписи сирийского собора и иконостаса греческой госпитальной церкви.
Но будущее оставалось туманным. Что делать дальше? Рерих написал ему, что в Европу ехать не стоит: «Там – сумерки богов и где-то черпнуть Востока – сейчас большое счастье». Может, и счастье, да только одиночество – оно и на Востоке одиночество. Иван Яковлевич долго обхаживал Людмилу Чирикову, которая из Каира уехала в Европу, писал ей письма, вымаливая благосклонность. Прямо она не отказывала, но и на брак не соглашалась. Одиночество утомило Билибина. Спасала только переписка с друзьями и знакомыми. В том числе с бывшей ученицей Александрой Щекатихиной. В 1915-м она вышла замуж за юриста Николая Потоцкого, родила сына Мстислава, овдовела, а в 1918-м поступила художником на Государственный фарфоровый завод в Петрограде. В конце 1922-го она получила от Ивана Яковлевича телеграмму: он предлагал ей приехать с сыном в Каир и выйти за него замуж. Шурочка выменяла свою лучшую картину на мешочек с гречкой и привезла ему ее в подарок. С февраля 1923 года они стали мужем и женой.
Семья отправилась в путешествие по Сирии и Палестине, затем осела в Александрии. Казалось, все шло хорошо, но Иван Яковлевич тосковал: то ли Восток приелся, то ли по европейской цивилизации соскучился. В 1925 году они переехали в Париж. И здесь заказов у Билибина хватает: для Русских сезонов Дягилева он создает декорации к балету Стравинского «Жар-птица», для «Частной парижской оперы» Кузнецовой-Бенуа оформляет «Сказку о царе Салтане», «Снегурочку» и «Сказание о невидимом граде Китеже». В Праге пишет эскизы фресок и иконостаса для русского храма на Ольшанском кладбище, оформляет оперы в Брно и «Жар-птицу» Стравинского в Буэнос-Айресе, иллюстрирует сказки братьев Гримм и «Русалочку» Андерсена, а также «Книгу тысячи и одной ночи» на французском языке. Парижские издатели уговаривали Билибина взять французский псевдоним, тот отказался.
Прожив на чужбине пятнадцать лет, Билибин не сменил гражданства. С годами он все сильнее тосковал по России: «Я стал более ярым националистом, чем когда-либо, насмотревшись на всех этих «носителей культуры» – англичан, французов, итальянцев и пр.».
ВОЗВРАЩЕНИЕ
В Париже Билибин познакомился с советским дипломатом Владимиром Потемкиным и в 1935 году получил заказ: вестибюль посольства СССР он украсил панно «Микула Селянинович». Тогда же художник задумался о возвращении на родину и написал письмо Сталину: «Хотя я и живу уже десять лет во Франции, я не натурализовался, не будучи в состоянии ассимилироваться не с моим народом. Мы были бы счастливы, если бы Вы могли содействовать нашему возвращению на Родину». Он называет свой отъезд нелепостью и выражает искреннюю надежду, что будет полезен новой России. В Архиве Президента РФ это письмо хранится с резолюцией Сталина от 9 сентября 1935 года: «Разрешить въезд в СССР художнику Билибину И.Я. и Щекатихиной-Потоцкой с сыном. Принять».
Через год 60-летний художник вернулся с семьей в Ленинград и получил гражданство СССР. Иван Яковлевич стал профессором графической мастерской Института живописи, скульптуры и архитектуры Всероссийской академии художеств, работал для Театра оперы и балета им. Кирова и Театра драмы им. Пушкина, оформил спектакли «Сказка о царе Салтане» и «Полководец Суворов». Сказки с иллюстрациями Билибина были переизданы. Художник иллюстрирует роман Алексея Толстого «Петр I» и «Песню про купца Калашникова» Михаила Лермонтова, ему была присвоена научная степень доктора искусствоведческих наук. Шурочка работала на фарфоровом заводе.
Когда началась война, Билибин отказался ехать в эвакуацию. Семья переселилась в общежитие Академии художеств – в подвалы, которые звались «профессорский дот». В блокаду Иван Яковлевич поражал коллег силой духа, показывал египетские фотографии и рассказывал о своих путешествиях, стараясь отвлечь их от мыслей о голоде и холоде. Уже больной, он работал под тусклым светильником над иллюстрациями к русским былинам, веря, что его родина выстоит: «Работа продолжается… Книга должна выйти, когда наступит победоносный мир. Книга о нашем эпическом и героическом прошлом…»
Билибин все больше слабел, страшно исхудал, есть ему уже не хотелось. Он уже почти не вставал с постели. Художник Владимир Успенский 6 февраля навестил мастера: «Он уже лежал, я сидел около него, было поздно, я страшно устал, хотел спать. Поднялся. «Посидите еще, Владимир Александрович, завтра мы уже не увидимся», – сказал Билибин. И когда я утром к нему пришел, его уже не было в живых, его унесли из комнаты». В ночь на 7 февраля 1942 года Иван Яковлевич Билибин умер от истощения.
Знаменитого русского художника похоронили на Смоленском кладбище, в братской могиле коллег из «профессорского дота». На скромной серой плите выбита надпись: «Здесь похоронены погибшие в блокаду в 1942 году профессора Академии Художеств». Имя Ивана Яковлевича Билибина значится первым.