После публикации одной из глав моей книги «Белое солнце Арктики» было много спорных комментариев. В комментариях меня обвинили в снобизме и нацизме только за то, что я написал о различиях языка у разных людей.
Я сначала подумал, что это простой хайп. Потом, решил поразмышлять над этим вопросом. В этой статье я хотел подробно раскрыть свою позицию.
Мы все живём в большой стране с большим количеством национальностей и местных сленгов. Воспитывают нас родители с разным уровнем образования и культуры со своими особенностями говора. Учимся в разных школах и ВУЗах. Нас интересуют разные вопросы жизни.
Всё, вышесказанное, складывает наш язык и понятийный аппарат. И вот, нас вырывают и привычной среды и призывают в Армию, где мы отказываемся в одном большом коллективе. Живём там, в одном помещении казармы. Кроме психологических проблем из-за разницы характеров, в таком коллективе есть проблемы понимания друг друга.
В той главе книги я писал о том, что трудно было общаться с сослуживцами. Проблемы были не только в том, что многие из солдат нашей роты не понимали меня, но и в том, что интересы у нас были разнообразные.
Читатели не понимают, не смотря на то, что мы говорим на одном Русском языке, но язык каждого человека различен. У нас есть своя зона понятий. Определённые термины технологий понятны одним, при этом совершенно не известны другим. Это понятийное поле профессии.
Например, человек больше учился или читал много литературы. Он оперирует большим количеством научных терминов или синонимов, отражающих нюансы предметов и явлений. Это понятийное поле образования или просто уровня любознательности человека.
У южных народов есть много терминов описывающих свечения солнца. У северных народов много терминов описывающих разновидностей снега.
Вот, туркмен, с которым я познакомился в госпитале, имел много терминов о солнце. При этом всё, на чем сидят люди, он называл табуретом. Понятия кресло, стул, лавка, банкетка у него в его языке отсутствовали.
Люди в разных регионах страны имеют местные слова, устойчивые выражения, манеру излагать свои мысли. Это особенности и понятийное поле регионов.
У меня есть такая привычка или особенность. Когда я сажусь, я расставляю ступни. Как говорят в балете в третью позицию. Русские ребята говорили в шутку обо мне «Опять сел в третью позицию». Это очень удивляло моих сослуживцев из Украины, Якутии и Средней Азии. У них в головах не было такого понятия как третья позиция. Хотя это балетный термин, но все Москвичи его прекрасно понимали. Этот термин ещё употребляется в обществе к людям, занявшим горделивую позицию взглядов свысока, с неустойчивой основной опорой.
Когда людей с такими разными понятийными аппаратами собирают вместе в один большой коллектив, то происходит селекция людей по языку. Это естественно люди хотят быть понятыми и хотят понимать человека рядом. Так возникают группы по национальностям, интересам, землячествам и образованию.
Если ты не понимаешь речь человека, то ты отчуждаешься от него. Если речь человека с минимальным количеством понятий и слов, то тебе приходится для него примитивизировать свой язык. Разговор с переводом для взрослого, как для ребёнка тоже отдаляет людей.
В воинском коллективе эти группы начинают бороться между собой за доступ к благам и за перекладывание тягот службы на другую группу. Для дальнейшего обособления и соблюдения секретности в этих группах создаётся свой язык. При обмене планами между собой внутри групп используют разные уловки.
При чём, кроме применения терминов или перехода на национальный язык, при общении внутри группы используют профессиональный сленг и заимствования из других языков в виде слов и целых фраз. Главное подчеркнуть отличие своей группы от других.
Якуты, таджики, узбеки, туркмены и украинцы переходили на свой язык, при общении между собой.
Мы русские в отместку пользовались студенческим сленгом, научными терминами, английскими и французскими выражениями и словами. Я ещё сверху сдабривал всё латинскими поговорками.
Такое поведение приводит к озлобленности между группами.
Украинцев сильно раздражало, что я их хорошо понимал и мог в разговоре легко перейти на их суржик. При этом они совершенно не понимали мой студенческий сленг и применяемые мной иностранные слова.
Имея разный понятийный аппарат, у людей складывается разные группы интересов. Это приводит к невозможности сближения в процессе взаимодействия.
Был у меня такой случай в самом начале службы. После ужина мне нужно было постирать подворотничок. Я зашёл в помещение с рукомойниками. Сослуживцы заходили и выходили туда-сюда. Вдруг один или них встал в проёме двери, а мне нужно было выйти. Это было его преднамеренное действие – перекрыть собой выход.
Я решил, что проскользнул мимо него. А он мне перекрыл дорогу мне рукой и сказал:
- Разрешение надо спрашивать.
- Разрешите с пожалуйста – ответил я с издёвкой, смотря на него с высоты своего роста.
Он меня пропустил. Зачем вся эта ситуация нужна была ему? Просто наезд, а потом откат из-за переоценки ситуации?
Возможно, просто не понимание языковое и поведенческое.
Ну и конечно, культурный уровень тоже разрывает коллектив. Когда мы пришли в роту сержанты были в основном из рабочих из призыва на полтора года старше нас.
У нас студентов не было уважения к сержантам. Они меньше нас знали и меньше умели. У них практически не было навыков организации. Интеллектом они не блистали. Да мы им подчинялись, только в рамках службы. Основным инструментом воздействия на нас была атмосфера страха.
Наш призыв, хотя и не был сплочённым, но за счёт своих умений и навыков довольно быстро нейтрализовал старший призыв. Атмосфера страха оставалась до их увольнения из Армии, но все их попытки реализации угроз сталкивались с приказами офицеров. В этом зашит культурный код языка. Офицеры нашли в нашем призыве опору в решении технических проблем (ремонт машин автопарка, поддержание дизельных и газотурбинных электростанций, ремонт телевизора и систем связи).
Получив в роте группу умелых и знающих солдат, которые их понимают с полуслова, они стали эту группу беречь от бессмысленных хозяйственных работ и нарядов. Зачем солдат на тумбочке, если он за это время починит давно не работающую аппаратуру. На тумбочке порой стоял сержант из-за нехватки дневальных. В это время умные люди ремонтировали и обслуживали технику.
Об этом я писал в той главе своей книги. Некоторые читатели просто набросились на меня с оскорблениями и претензиями. Что они хотят? Чтобы я был святее Папы Римского? Возлюбил всех ближних?
Да я уважаю людей только за их способности и знания. Для меня звания и должности при этом мало что значат. Если человек не потрудился научиться чему-то к 18 годам, чтобы его за это можно было уважать, то он не достоин уважения. Я не могу уважать человека только за то, что он родился и прожил до возраста призыва в Армию. Но такие люди требуют к себе равного подхода и равного уважения.
Уважаемые мои читатели, хочу спросить у вас, за что вы уважаете людей?