Такое свободное проявление человеческой энергии возможно только при полной индивидуальной и социальной свободе, анархизм направляет свои силы против третьего и величайшего врага всего социального равенства, а именно государства, организованной власти или статутного закона,—господства человеческого поведения.
Точно так же, как религия сковала человеческий разум, и как собственность, или монополия на вещи, подавила и подавила потребности человека, так и государство поработило его дух, диктуя каждую фазу поведения. "Всякое правительство, по сути, - говорит Эмерсон, - это тирания". Не имеет значения, является ли это правление божественным правом или правлением большинства. В каждом случае его целью является абсолютное подчинение индивида.
Ссылаясь на американское правительство, величайший американский анархист Дэвид Торо сказал: "Правительство, что это такое, как не традиция, хотя и недавняя, стремящаяся передать себя в целости потомкам, но каждый раз теряющая свою целостность; оно не обладает жизненной силой и силой одного живого человека. Закон никогда не делал человека ни на йоту более справедливым; и благодаря их уважению к нему даже благонамеренные ежедневно становятся агентами несправедливости".
Действительно, лейтмотив правительства-несправедливость. С высокомерием и самодостаточностью короля, который не мог сделать ничего плохого, правительства предписывают, судят, осуждают и наказывают за самые незначительные проступки, поддерживая себя величайшим из всех проступков-уничтожением индивидуальной свободы. Таким образом, Уида права, когда утверждает, что "государство стремится привить своей общественности только те качества, благодаря которым выполняются его требования и наполняется его казна. Его высшим достижением является сведение человечества к часовому механизму. В его атмосфере все те более тонкие и утонченные свободы, которые требуют лечения и расширения пространства, неизбежно иссякают и погибают. Государству нужна налоговая машина, в которой нет никаких заминок, казначейство, в котором никогда не бывает дефицита, и общественность, монотонная, послушная, бесцветная, бездуховная, смиренно движущаяся, как стадо овец, по прямой большой дороге между двумя стенами".
И все же даже стадо овец сопротивлялось бы махинациям государства, если бы не коррупционные, тиранические и репрессивные методы, которые оно использует для достижения своих целей. Поэтому Бакунин отвергает государство как синоним отказа от свободы личности или малых меньшинств—разрушения социальных отношений, ограничения или даже полного отрицания самой жизни ради ее собственного возвышения. Государство-это алтарь политической свободы, и, как и религиозный алтарь, оно поддерживается с целью человеческих жертвоприношений.
На самом деле, вряд ли найдется современный мыслитель, который не согласился бы с тем, что правительство, организованная власть или государство необходимы ТОЛЬКО для поддержания или защиты собственности и монополии. Он доказал свою эффективность только в этой функции.
Даже Джордж Бернард Шоу, который надеется на чудо со стороны государства при фабианстве, тем не менее признает, что "в настоящее время это огромная машина для ограбления и угона бедных в рабство грубой силой". В таком случае трудно понять, почему умный префект желает поддерживать государство после того, как бедность прекратит свое существование.
К сожалению, все еще есть ряд людей, которые продолжают верить в то, что правительство основывается на естественных законах, что оно поддерживает социальный порядок и гармонию, что оно уменьшает преступность и что оно мешает ленивому человеку обирать своих собратьев. Поэтому я рассмотрю эти утверждения.
Естественный закон-это тот фактор в человеке, который проявляется свободно и спонтанно, без какой-либо внешней силы, в гармонии с требованиями природы. Например, потребность в питании, в сексуальном удовлетворении, в свете, воздухе и физических упражнениях является естественным законом. Но для его выражения не нужна правительственная машина, не нужна дубинка, пистолет, наручники или тюрьма. Чтобы подчиняться таким законам, если это можно назвать послушанием, требуется только спонтанность и свободные возможности. То, что правительства не поддерживают себя с помощью таких гармоничных факторов, доказывается ужасным набором насилия, силы и принуждения, которые все правительства используют для того, чтобы жить. Таким образом, Блэкстоун прав, когда говорит: "Человеческие законы недействительны, потому что они противоречат законам природы".
Если только это не будет порядок в Варшаве после убийства тысяч людей, трудно приписать правительствам какую-либо способность к порядку или социальной гармонии. Порядок, созданный путем подчинения и поддерживаемый террором, не является надежной гарантией; и все же это единственный "порядок", который когда-либо поддерживали правительства. Истинная социальная гармония естественным образом вырастает из солидарности интересов. В обществе, где те, кто всегда работает, никогда ничего не имеют, в то время как те, кто никогда не работает, наслаждаются всем, солидарности интересов не существует; следовательно, социальная гармония-всего лишь миф. Единственный способ, которым организованная власть справляется с этой серьезной ситуацией, - это предоставление еще больших привилегий тем, кто уже монополизировал землю, и еще большее порабощение лишенных наследства масс. Таким образом, весь арсенал государственных органов—законы, полиция, солдаты, суды, законодательные органы, тюрьмы—усиленно занимается "гармонизацией" наиболее антагонистических элементов в обществе.
Самая абсурдная апология власти и закона состоит в том, что они служат уменьшению преступности. Помимо того факта, что государство само по себе является величайшим преступником, нарушающим все писаные и естественные законы, ворующим в форме налогов, убивающим в форме войны и смертной казни, оно зашло в абсолютный тупик в борьбе с преступностью. Ему совершенно не удалось уничтожить или даже свести к минимуму ужасное бедствие, порожденное им самим.