Первые годы своего детства Эмма Голдман провела в маленьком идиллическом местечке в немецко-российской провинции Курляндия, где ее отец руководил правительственной сценой. В то время Курляндия была полностью немецкой; даже русская бюрократия этой прибалтийской провинции была набрана в основном из немецких юнкеров. Немецкие сказки и рассказы, богатые чудесными деяниями героических курляндских рыцарей, околдовали юношеский разум. Но прекрасная идиллия длилась недолго. Вскоре душа подрастающего ребенка была омрачена темными тенями жизни. Уже в самой нежной юности семена бунта и неумолимой ненависти к угнетению должны были быть посеяны в сердце Эммы Голдман. Рано она познала красоту государства: она видела, как ее отца преследовали христианские китайцы и вдвойне преследовали как мелкого чиновника и ненавидимого еврея. Жестокость принудительной воинской повинности всегда стояла у нее перед глазами: она видела, как молодых людей, часто единственных кормильцев большой семьи, жестоко тащили в казармы, чтобы они вели жалкую солдатскую жизнь. Она слышала плач бедных крестьянских женщин и была свидетельницей постыдных сцен чиновничьей продажности, которая освобождала богатых от военной службы за счет бедных. Она была возмущена ужасным обращением, которому подвергались служанки: жестоко обращавшиеся и эксплуатируемые своими баринами, они попали в нежную милость полковых офицеров, которые рассматривали их как свою естественную сексуальную добычу. Девушки, забеременевшие от респектабельных джентльменов и изгнанные своими любовницами, часто находили убежище в доме Голдмана. И маленькая девочка, сердце которой трепетало от сочувствия, доставала монеты из родительского ящика, чтобы тайно вложить деньги в руки несчастных женщин. Таким образом, самая поразительная черта Эммы Голдман-ее симпатия к неудачникам-проявилась уже в эти ранние годы.
В возрасте семи лет маленькую Эмму родители отправили к бабушке в Кенигсберг, город Эмануэля Канта, в Восточной Пруссии. Если не считать случайных перерывов, она оставалась там до своего 13-летия. Первые годы в этой обстановке не совсем относятся к ее самым счастливым воспоминаниям. Бабушка, действительно, была очень любезна, но многочисленные тетки в доме были больше озабочены духом практического, а не чистого разума, и категорический императив применялся слишком часто. Ситуация изменилась, когда ее родители переехали в Кенигсберг, и маленькая Эмма была освобождена от роли Золушки. Теперь она регулярно посещала государственную школу, а также пользовалась преимуществами частного обучения, обычными в жизни среднего класса; уроки французского языка и музыки играли важную роль в учебной программе. Будущая переводчица Ибсена и Шоу была тогда маленькой немецкой Гретхен, вполне уютно чувствовавшей себя в немецкой атмосфере. Ее особыми пристрастиями в литературе были сентиментальные романы Марлитта; она была большой поклонницей доброй королевы Луизы, с которой дурной Наполеон Буонапарте обращался с таким явным отсутствием рыцарского благородства. Каким могло бы быть ее будущее развитие, если бы она осталась в этой среде? Судьба—или это была экономическая необходимость?—распорядилась иначе. Ее родители решили поселиться в Санкт-Петербурге, столице Всемогущего царя, и там заняться бизнесом. Именно здесь в жизни молодого мечтателя произошла большая перемена.
Это был насыщенный событиями период—1882 год,—в который Эмма Голдман, которой тогда шел 13-й год, прибыла в Санкт-Петербург. По стране прокатилась борьба не на жизнь, а на смерть между самодержавием и русской интеллигенцией. Александр II пал в прошлом году. Софья Перовская, Желябов, Гриневицкий, Рисаков, Кибальчич, Михайлов, героические исполнители смертного приговора тирану, затем вошли в Валгаллу бессмертия. Джесси Хелфман, единственная цареубийца, чью жизнь правительство неохотно пощадило из-за беременности, последовала за неисчислимыми русскими мучениками в этапы Сибири. Это был самый героический период в великой битве за освобождение, битве за свободу, какой мир никогда прежде не видел. Имена мучеников-нигилистов были у всех на устах, и тысячи людей с энтузиазмом последовали их примеру. Вся ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ России была проникнута НЕЛЕГАЛЬНЫМ духом: революционные настроения проникали в каждый дом, от особняка до лачуги, пропитывая военных, китайцев, фабричных рабочих и крестьян. Атмосфера проникала в самые казематы королевского дворца. В юности зародились новые идеи. Разница в полу была забыта. Плечом к плечу сражались мужчины и женщины. Русская женщина! Кто когда-нибудь воздаст должное или адекватно изобразит ее героизм и самопожертвование, ее верность и преданность? Святая, называет ее Тургенев в своем великом стихотворении в прозе "НА ПОРОГЕ".
Было неизбежно, что юного мечтателя из Кенигсберга затянет в водоворот. Оставаться вне круга свободных идей означало жизнь в растительности, в смерти. Не нужно удивляться юному возрасту. Молодые энтузиасты не были тогда—и, к счастью, не являются сейчас—редким явлением в России. Изучение русского языка вскоре познакомило юную Эмму Голдман с революционными студентами и новыми идеями. Место Марлитта заняли Некрасов и Чернышевский. Странный поклонник доброй королевы Луизы стал пылким энтузиастом свободы, решив, как и тысячи других, посвятить свою жизнь освобождению народа.
Борьба поколений теперь происходила в семье Голдманов. Родители не могли понять, какой интерес их дочь может найти в новых идеях, которые они сами считали фантастическими утопиями. Они пытались отговорить молодую девушку от этих химер, и результатом стало ежедневное повторение душераздирающих споров. Только в одном члене семьи юная идеалистка нашла понимание—в своей старшей сестре Элен, с которой она позже эмигрировала в Америку и чья любовь и сочувствие никогда не подводили ее. Даже в самые мрачные часы последующих преследований Эмма Голдман всегда находила убежище в доме этой преданной сестры.
Эмма Голдман наконец-то решила добиться своей независимости. Она видела сотни мужчин и женщин, жертвующих блестящей карьерой, чтобы идти в НАРОД, к народу. Она последовала их примеру. Она стала фабричной работницей; сначала работала мастером по изготовлению корсетов, а позже-по производству перчаток. Сейчас ей было 17 лет, и она гордилась тем, что сама зарабатывает себе на жизнь. Если бы она осталась в России, то, вероятно, рано или поздно разделила бы судьбу тысяч людей, погребенных в снегах Сибири. Но для нее должна была начаться новая глава жизни. Сестра Хелен решила эмигрировать в Америку, где уже обосновалась другая сестра. Эмма уговорила Элен присоединиться к ней, и они вместе отправились в Америку, преисполненные радостной надежды на великую, свободную землю, славную Республику.