Возражение, по своей природе отличное от того, которое было заявлено и на которое был дан ответ в моем последнем выступлении, возможно, также может быть выдвинуто против принципа законодательства для отдельных граждан Америки. Можно сказать, что это привело бы к тому, что правительство Союза стало бы слишком могущественным и позволило бы ему поглотить те оставшиеся полномочия, которые можно было бы счесть уместным оставить Штатам для местных целей. Допуская предельную свободу любви к власти, которая может потребоваться любому разумному человеку, я признаюсь, что не могу понять, какое искушение могли испытывать лица, которым доверено управление общим правительством, чтобы лишить Штаты полномочий такого рода. Регулирование простой внутренней полиции государства, как мне кажется, создает слабые соблазны для честолюбия. Торговля, финансы, переговоры и война, похоже, охватывают все объекты, которые имеют очарование для умов, управляемых этой страстью; и все полномочия, необходимые для этих объектов, в первую очередь должны быть переданы в национальный депозитарий. Отправление частного правосудия между гражданами одного и того же государства, надзор за сельским хозяйством и другими проблемами аналогичного характера, короче говоря, все те вещи, которые должны быть предусмотрены местным законодательством, никогда не могут быть желательными заботами общей юрисдикции. Поэтому маловероятно, чтобы в федеральных советах существовала склонность узурпировать полномочия, с которыми они связаны; потому что попытка воспользоваться этими полномочиями была бы столь же хлопотной, сколь и разрушительной; и обладание ими по этой причине не способствовало бы ни достоинству, ни важности, ни великолепию национального правительства.
Но давайте признаем, ради аргументации, что простого распутства и жажды господства было бы достаточно, чтобы породить такое расположение; все же можно с уверенностью утверждать, что чувство учредительного органа национальных представителей или, другими словами, народа нескольких штатов контролировало бы потворство столь экстравагантному аппетиту. Правительствам штатов всегда будет гораздо легче посягать на национальные органы власти, чем национальному правительству посягать на государственные органы власти. Доказательство этого положения основывается на большей степени влияния, которым правительства штатов, если они будут управлять своими делами честно и осмотрительно, в целом будут обладать над людьми; обстоятельство, которое в то же время учит нас, что во всех федеральных конституциях есть неотъемлемая и неотъемлемая слабость; и что в их организации нельзя прилагать слишком много усилий, чтобы придать им всю силу, совместимую с принципами свободы.
Превосходство влияния в пользу конкретных правительств будет частично обусловлено диффузной структурой национального правительства, но главным образом характером объектов, на которые будет направлено внимание государственных администраций.
В человеческой природе известен факт, что ее привязанности обычно слабы пропорционально расстоянию или рассеянности объекта. Исходя из того же принципа, что человек больше привязан к своей семье, чем к своему району, к своему району, чем к сообществу в целом, жители каждого штата будут склонны испытывать более сильное предубеждение по отношению к своим местным органам власти, чем к правительству Союза; если только сила этого принципа не будет разрушена гораздо лучшим управлением последним.
Эта сильная склонность человеческого сердца нашла бы мощные вспомогательные средства в объектах государственного регулирования.
Разнообразие более мелких интересов, которые обязательно попадут под контроль местных администраций и которые сформируют так много ручейков влияния, проходящих через каждую часть общества, не может быть детализировано, не затрагивая деталей, слишком утомительных и неинтересных, чтобы компенсировать обучение, которое это может позволить.
Есть одно исключительное преимущество, принадлежащее области правительств штатов, которого одного достаточно, чтобы представить этот вопрос в ясном и удовлетворительном свете,—я имею в виду обычное отправление уголовного и гражданского правосудия. Это, из всех других, самый мощный, самый универсальный и самый привлекательный источник народного послушания и привязанности. Это то, что, будучи непосредственным и видимым стражем жизни и собственности, имея свои преимущества и свои ужасы в постоянной деятельности на глазах у общественности, регулируя все те личные интересы и знакомые проблемы, к которым чувствительность людей проявляется более непосредственно, способствует, больше, чем любые другие обстоятельства, внушению умам людей привязанности, уважения и почтения к правительству. Этот великий цемент общества, который почти полностью распространится по каналам конкретных правительств, независимо от всех других причин влияния, обеспечит им столь решительную власть над своими гражданами, что они во все времена станут полным противовесом и, нередко, опасными соперниками власти Союза.
С другой стороны, деятельность национального правительства менее непосредственно подпадает под наблюдение массы граждан, выгоды, получаемые от нее, будут в основном восприниматься и учитываться спекулятивными людьми. Что касается более общих интересов, то они будут менее склонны возвращаться к чувствам людей; и, соответственно, с меньшей вероятностью будут вызывать привычное чувство долга и активное чувство привязанности.
Рассуждения по этому поводу были в изобилии проиллюстрированы опытом всех федеральных конституций, с которыми мы знакомы, и всех других, которые имели наименьшее сходство с ними.
Хотя древние феодальные системы, строго говоря, не были конфедерациями, все же они обладали природой этого вида объединения. Существовал общий глава, вождь или суверен, чья власть распространялась на всю нацию; и ряд подчиненных вассалов или феодалов, которым были отведены большие участки земли, и многочисленные ряды ПОДЧИНЕННЫХ вассалов или вассалов, которые занимали и обрабатывали эту землю на основе верности или повиновения лицам, которым они ее принадлежали. Каждый главный вассал был своего рода сувереном в своих особых владениях. Последствиями этой ситуации были постоянное противодействие власти суверена и частые войны между самими великими баронами или главными феодалами. Власть главы нации обычно была слишком слабой либо для сохранения общественного спокойствия, либо для защиты народа от притеснений его непосредственных властителей. Этот период европейских дел историки настойчиво называют временем феодальной анархии.
Когда государю случалось быть человеком энергичного и воинственного нрава и превосходящих способностей, он приобретал личный вес и влияние, что отвечало в то время целям более регулярной власти. Но в целом власть баронов восторжествовала над властью принца; и во многих случаях его власть была полностью отброшена, и большие феоды были возведены в независимые княжества или государства. В тех случаях, когда монарх в конце концов одерживал верх над своими вассалами, его успех был в основном обусловлен тиранией этих вассалов над их иждивенцами. Бароны, или дворяне, одинаково враги государя и угнетатели простого народа, вызывали страх и ненависть у обоих; пока взаимная опасность и взаимный интерес не привели к союзу между ними, гибельному для власти аристократии. Если бы дворяне, проявив милосердие и справедливость, сохранили верность и преданность своих слуг и последователей, соперничество между ними и принцем почти всегда должно было закончиться в их пользу и в сокращении или подрыве королевской власти.
Это не утверждение, основанное только на предположениях или догадках. Среди других иллюстраций его истинности, которые можно было бы привести, Шотландия предоставит убедительный пример. Дух клановости, который был рано введен в это королевство, объединив дворян и их иждивенцев узами, эквивалентными родственным, сделал аристократию постоянным соперником за власть монарха, пока объединение с Англией не подавило ее свирепый и неуправляемый дух и не свело ее к тем правилам подчинения, которые ранее установила более рациональная и более энергичная система гражданского правления в последнем королевстве.
Отдельные правительства в конфедерации вполне можно сравнить с феодальными баронствами; с тем преимуществом в их пользу, что по уже объясненным причинам они, как правило, будут пользоваться доверием и доброй волей народа и при такой важной поддержке смогут эффективно противостоять всем посягательствам национального правительства. Будет хорошо, если они не смогут противодействовать его законной и необходимой власти. Точки сходства заключаются в соперничестве за власть, применимом как к тем, так и к другим, и в КОНЦЕНТРАЦИИ значительной части силы сообщества в конкретных ВКЛАДАХ, в одном случае в распоряжении отдельных лиц, в другом случае в распоряжении политических органов.
Краткий обзор событий, в которых приняли участие правительства конфедерации, еще больше проиллюстрирует эту важную доктрину; невнимание к которой было главным источником наших политических ошибок и направило нашу ревность не в ту сторону. Этот обзор станет предметом некоторых последующих статей.