В отчете фабрики по этому вопросу говорится, что работодатели должны нести ответственность за все случаи, поскольку дети не могут заботиться, а взрослые будут заботиться в своих собственных интересах. Но господа, которые пишут отчет, являются буржуа, и поэтому они должны противоречить самим себе и позже поднимать всевозможную чушь на тему преступной безрассудности оперативников.
Положение дел таково: Если дети не могут заботиться о себе, то трудоустройство детей должно быть запрещено. Если взрослые безрассудны, стр. 166они должны быть просто переросшими детьми на уровне интеллекта, который не позволяет им оценить опасность в ее полном объеме; и кто виноват в этом, как не буржуазия, которая держит их в состоянии, в котором их интеллект не может развиваться? Или машины плохо устроены и должны быть окружены оградой, снабжение которой приходится на долю буржуазии. Или оперативник находится под влиянием стимулов, которые перевешивают угрожающую опасность; он должен работать быстро, чтобы заработать свою зарплату, у него нет времени заботиться, и в этом тоже виновата буржуазия. Многие несчастные случаи происходят, например, в то время, когда оперативники чистят машины в движении. Почему? Потому что в противном случае буржуа обязал бы рабочего чистить машину в свободное время, пока она не работает, а рабочий, естественно, не расположен жертвовать какой-либо частью своего свободного времени. Каждый свободный час так дорог рабочему, что он часто два раза в неделю рискует своей жизнью, вместо того чтобы пожертвовать одним из них буржуа. Пусть работодатель отнимет у рабочего времени время, необходимое для очистки оборудования, и оператору больше никогда не придет в голову чистить оборудование в движении. Короче говоря, с какой бы точки зрения это ни было, вина в конечном счете ложится на производителя, и от него должна требоваться, по крайней мере, пожизненная поддержка недееспособного оперативника и поддержка семьи жертвы в случае смерти в результате несчастного случая. В самый ранний период производства несчастных случаев было гораздо больше, чем сейчас, поскольку оборудование было хуже, меньше, более переполнено и почти никогда не огорожено забором. Но их число все еще достаточно велико, как показывают вышеприведенные случаи, чтобы вызвать серьезный вопрос о положении вещей, которое допускает так много уродств и увечий в интересах одного класса и ввергает так много трудолюбивых трудящихся в нужду и голод по причине увечий, полученных на службе и по вине буржуазии.
Прекрасный список болезней, порожденных исключительно ненавистной денежной жадностью производителей! Женщины стали непригодными для деторождения, дети уродливы, мужчины ослаблены, конечности раздавлены, целые поколения разрушены, страдают от болезней и немощей, стр. 167исключительно для того, чтобы наполнить кошельки буржуазии. И когда читаешь о варварстве единичных случаев, о том, как надзиратели хватают детей голыми в постели и гонят с ударами и пинками на фабрику, перекинув одежду через руки, {167a} как их сонливость прогоняется ударами, как они тем не менее засыпают над своей работой, как один бедный ребенок вскочил, все еще спящий, по зову надзирателя и механически проделал всю свою работу после того, как его машина была остановлена; когда читаешь, как дети, слишком уставшие, чтобы идти домой, прячутся в шерсти в сушильной комнате, чтобы спать там, и их можно было выгнать с фабрики только ремнями; сколько сотен людей приходили домой каждую ночь такими усталыми, что не могли ужинать из-за сонливости и отсутствия аппетита, что их родители находили их стоящими на коленях у кровати, где они заснули во время молитвы; когда читаешь все это и сотню других злодеяний и подлостей в этом одном отчете, все они засвидетельствованы под присягой, подтверждены несколькими свидетелями, свергнутыми людьми, которых сами комиссары объявляют заслуживающими доверия; когда ты считаешь, что это и есть либеральная отчет, буржуй доклад, сделанный с целью отмены предыдущего Тори отчетов и реабилитации чистоту сердца от производителей, что самих уполномоченных на стороне буржуазии, и сообщать все эти вещи против своей воли, как может быть иначе, чем преисполненный гнева и негодования против класса, который может похвастаться благотворительности и самопожертвования, а один объект, чтобы заполнить его кошелек à зазывают Гран-при? Тем временем давайте послушаем, как буржуазия говорит устами своего избранного апостола, доктора Уре, который рассказывает в своей “Философии производства” {167b} что рабочим было сказано, что их заработная плата несоизмерима с их жертвами, и таким образом нарушается хорошее взаимопонимание между хозяевами и людьми. Вместо этого рабочим следовало бы стремиться зарекомендовать себя вниманием и трудолюбием и радоваться процветанию своих хозяев. Затем они стали бы надзирателями, суперинтендантами и, наконец, партнерами, и таким образом—(О! Мудрость, ты говоришь, как голубь!)—стр. 168“одновременно возрос спрос на труд их товарищей на рынке!”
“Если бы не жестокие столкновения и перерывы, вызванные ошибочными взглядами среди сотрудников, фабричная система развивалась бы еще быстрее и с большей пользой” {168a}.
Далее следует длинная Иеремиада о духе сопротивления рабочих и по случаю забастовки наиболее высокооплачиваемых работников, прекрасных прядильщиков, следующее наивное наблюдение: {168b}
“На самом деле, именно их высокая заработная плата позволила им содержать комитет по выплате стипендий в достатке и изнурять себя нервными болезнями, питаясь слишком богатой и увлекательной диетой для их занятий в помещении”.
Давайте послушаем, как буржуа описывает работу детей: {168с}
“Я посетил много фабрик, как в Манчестере, так и в прилегающих районах, в течение нескольких месяцев, неожиданно входя в прядильные мастерские, и часто один, в разное время дня, и я никогда не видел ни одного случая телесного наказания, нанесенного ребенку; и, действительно, я никогда не видел детей в плохом настроении. Они казались всегда бодрыми и бодрыми, получая удовольствие от легкой игры своих мышц, наслаждаясь подвижностью, естественной для их возраста. Сцена индустрии, столь далекая от волнующих грустных эмоций, на мой взгляд, всегда вызывала восторг. Было восхитительно наблюдать, с какой ловкостью они соединяли обломанные концы, когда повозка для мула начала удаляться от неподвижной роликовой балки, и видеть, как они на досуге, после нескольких секунд упражнений своими крошечными пальцами, забавлялись в любой позе, которую они выбирали, пока растяжка и наматывание снова не были завершены. Работа этих оживленных эльфов, казалось, напоминала спорт, в котором привычка придавала им приятную ловкость. Сознавая свое мастерство, они были рады продемонстрировать его любому незнакомцу. Что касается изнеможения от дневной работы, то они не выказали и следа этого, выйдя вечером с мельницы; ибо они немедленно начали скакать по любой соседней игровой площадке и начинать свои маленькие игры с такой же готовностью, как мальчики, выходящие из школы".
с. 169Естественно! Как будто немедленное движение каждой мышцы не было насущной необходимостью для того, чтобы тела одновременно стали жесткими и расслабленными! Но Уре следовало подождать, чтобы посмотреть, не утихло ли это минутное возбуждение через пару минут. И кроме того, весь этот спектакль можно было увидеть только днем после пяти-шести часов работы, но не вечером! Что касается здоровья оперативников, то у буржуа хватает безграничной наглости ссылаться на отчет 1833 года, только что процитированный в тысяче мест, как свидетельство отличного здоровья этих людей; попытаться доказать отрывочными и искаженными цитатами, что среди них нет и следа золотухи, и, что совершенно верно, что фабричная система освобождает их от всех острых заболеваний (что у них есть все виды хронических заболеваний, которые он, естественно, скрывает). Чтобы объяснить наглость, с которой наш друг Уре навязывает английской публике самую грубую ложь, необходимо знать, что отчет состоит из трех больших фолиантов, которые сытым английским буржуа никогда не приходит в голову изучать. Давайте послушаем далее, как он высказывается по поводу Закона о фабриках 1834 года, принятого либеральной буржуазией и налагающего, как мы увидим, лишь самые незначительные ограничения на производителей. Этот закон, особенно его положение об обязательном образовании, он называет абсурдной и деспотической мерой, направленной против производителей, в результате которой все дети в возрасте до двенадцати лет были уволены с работы; и с какими результатами? Дети, освобожденные таким образом от своего легкого и полезного занятия, не получают никакого образования; изгнанные из теплой прядильной в холодный мир, они живут только попрошайничеством и воровством, и эта жизнь печально контрастирует с их постоянно улучшающимся положением на фабрике и в воскресной школе. Под маской филантропии этот закон усиливает страдания бедных и сильно ограничит добросовестного фабриканта в его полезной работе, если, конечно, он полностью не остановит его. {169}
Разрушительное влияние фабричной системы с самого начала начало привлекать всеобщее внимание. Мы уже упоминали об Акте об учениках 1802 года. Позже, ближе к 1817 году, Роберт Оуэн, стр. 170затем производитель в Нью-Ланарке, в Шотландии, впоследствии основатель английского социализма, начал обращать внимание правительства с помощью мемориалов и петиций на необходимость законодательных гарантий для здоровья работников, и особенно детей. Покойный сэр Роберт Пил и другие филантропы объединились с ним и постепенно закрепили Фабричные законы 1818, 1825 и 1831 годов, из которых первые два никогда не исполнялись, а последние только здесь и там. Этот закон 1831 года, основанный на ходатайстве сэра Дж. Хобхауз, при условии, что на хлопчатобумажных фабриках никто моложе двадцати одного года не должен работать между половиной восьмого вечера и половиной пятого утра; и что на всех фабриках молодые люди моложе восемнадцати лет должны работать не более двенадцати часов в день и девяти часов в субботу. Но поскольку оперативники не могли свидетельствовать против своих хозяев, не будучи уволенными, этот закон очень мало помог делу. В больших городах, где оперативники были более беспокойными, крупные производители пришли к соглашению между собой подчиняться закону; но даже там было много людей, которые, как и работодатели в стране, не беспокоились об этом. Тем временем среди рабочих оживилось требование закона о десяти часах; то есть закона, который должен запрещать всем работникам в возрасте до восемнадцати лет работать более десяти часов в день; Профсоюзы своей агитацией сделали это требование общим для всего промышленного населения; филантропическая секция партии тори, возглавляемая Майклом Сэдлером, ухватилась за план и представила его парламенту. Садлер получил парламентский комитет по расследованию фабричной системы, и этот комитет отчитался в 1832 году. Его отчет был подчеркнуто партийным, составленным сильными врагами фабричной системы в партийных целях. Садлер позволил своему благородному энтузиазму предать себя самым искаженным и ошибочным утверждениям, вытянутым из его свидетелей самой формой его вопросов, ответы на которые содержали правду, но правду в извращенной форме. Сами производители, возмущенные сообщением, в котором они были представлены как монстры, теперь потребовали официального расследования; они знали, что точный отчет в этом случае должен быть полезен для стр. 171они знали, что у руля стоят виги, настоящие буржуа, с которыми они были в хороших отношениях, чьи принципы были против любых ограничений на производство. Они получили комиссию в надлежащем порядке, состоящую из либеральных буржуа, отчет которых я так часто цитировал. Это несколько ближе к истине, чем у Садлера, но его отклонения от нее в противоположном направлении. На каждой странице он выдает сочувствие производителям, недоверие к отчету Садлера, отвращение к рабочим, агитирующим самостоятельно, и сторонникам законопроекта о десяти часах. В нем нигде не признается право рабочего на достойную человека жизнь, на самостоятельную деятельность и собственное мнение. Он упрекает оперативников в том, что, поддерживая Счет за десять часов, они думали не только о детях, но и о себе; он называет рабочих, занятых агитацией, демагогами, злонамеренными, злонамеренными и т. Д., Короче говоря, на стороне буржуазии; и все же он не может обелить производителей, и все же он оставляет такую массу позора на плечах работодателей, что даже после этого доклада агитация за счет Десяти часов, ненависть к производителям и самые суровые эпитеты комитета, применяемые к ним, полностью оправданы. Но было одно отличие: в то время как отчет Садлера обвиняет производителей в открытой, неприкрытой жестокости, теперь стало очевидно, что эта жестокость в основном совершалась под маской цивилизации и человечности. И все же доктор Хокинс, комиссар по медицинским вопросам Ланкашира, решительно высказывается в пользу Десятичасового счета в первых строках своего доклада, и комиссар Макинтош объясняет, что его собственный отчет не содержит всей правды, потому что очень трудно побудить оперативников давать показания против своих работодателей и потому, что производители, помимо того, что они вынуждены идти на большие уступки по отношению к своим оперативникам из-за волнения среди последних, часто готовятся к инспекции заводов, их подметают, скорость машин снижается и т. Д. В Ланкашире, в частности, они прибегли к способу привлечения надзирателей рабочих помещений к комиссарам и предоставления им возможности свидетельствовать как рабочим о гуманности работодателей, стр. 172благотворные последствия работы и безразличие, если не враждебность оперативников, к Десятичасовому счету. Но это не настоящие рабочие, это дезертиры из своего класса, которые за лучшую плату перешли на службу к буржуазии и борются в интересах капиталистов против рабочих. Их интересы-интересы капиталистов, и поэтому рабочие ненавидят их едва ли не больше, чем самих фабрикантов.