Найти тему

Мужики, не раздумывая, кинулись в разные стороны. Один забежал в тупичок и давай биться в запертую дверь…

Страх перед мертвыми она преодолела. Появилась уверенность. Под первое самостоятельное вскрытие ей попала погибшая в автокатастрофе семья: муж, жена и двое детей… Она положила рядом с собой скальпель, ампутационные ножи, пилу… и начала…

– Почти каждый покойный подвергается исследованию, независимо от желания родственников, – объясняла Лене наставница. – Надо выяснить: была ли смерть естественной. Повреждения внутренних органов указывают точно на причину смерти, в отличие от обманчивой внешности. При обследовании висельника могут обнаружиться на шее кровоизлияния в форме ладоней…

Мужики, не раздумывая, кинулись в разные стороны. Один забежал в тупичок и давай биться в запертую дверь…
Мужики, не раздумывая, кинулись в разные стороны. Один забежал в тупичок и давай биться в запертую дверь…

– Чтобы разрезы и распилы были незаметны на покойных перед похоронами, приходится мастерски трудиться – говорила наставница. – Разрез вдоль туловища не доводи до подбородка, как требуют инструкции, а заканчивай чуть ниже. области. Швы накладывай тоньше. И не забывай, главное – лицо…

Неторопливые слова наставницы Лена проговаривала поначалу перед каждым вскрытием, а с лицами покойников намучилась. С трудом узнала у коллег рецепт специального бальзамирующего состава, шприцами стала вводить его под кожу, образовавшиеся шишки разминала руками… Иногда приходилось накладывать макияж, грим, подкрашивать и реставрировать внешность, брить и подстригать ногти…

Полностью отрешиться от покойницких суеверий не получилось. Нет-нет да одолевали фантазии. Особенно вечером, когда одна с покойным. Рядом с моргом – прачечная. Шумели трубы. И кажется, что грудь умершего движется – дышит покойный, что он вот-вот откроет глаза, вздохнет… Тогда Лена подходила к трупу и мысленно убеждала себя: «Он же мертвый, давно здесь лежит, холодный…» Как здесь не закуришь?

Она курила много не столько из-за нервного напряжения, а чтобы подавить ужасный запах, источаемый трупами. Бывало, зажигала вату. После работы быстрее домой и сразу – в душ.

Когда летом в морг маленького нефтяного города привозили уж очень гнилые трупы, то больные и врачи в расположенной рядом хирургии, несмотря на зной, закрывали все окна и форточки, прикрывали лица платочками, смоченными одеколонами и духами, и ругались. Смрад стоял неимоверный, и все из-за того, что в морге маленького нефтяного города не работал холодильник. невостребованных. Один – висельник, поступил еще в январе и по холодку подсох, мумифицировался. Другой скончался от черепно-мозговой травмы, поступил недавно и уже позеленел, – рассказывала Лена. – Запах такой, что стоит открыть дверцу неработающего холодильника – и словно волной сносит. Хочешь, открою?

– Нет, спасибо, – отказался Алик.

– Начинается лето, – продолжила Лена. – Опять мухи в морге разведутся и опарыша будет немерено. Кстати, работа опасная. Покойники несут в себе серьезные заболевания. Может и кровь брызнуть, и острый край кости перчатки порезать…

Морг – обитель горя. Чужие страдания рвутся в сердце. Не воспринимать – иначе долго не проработаешь. Алик понимал это и всматривался в Лену, стараясь понять: как она может?

– Воспоминания о прошлом кажутся нереальными, – все говорила Лена. – Каталки не было, и покойника из холодильника к столу тащила по полу. Голову на колено и – волоком. Иногда давали в помощь «пятнадцатисуточников». А как-то на вскрытие вызвали из-за праздничного стола. После этого я поняла, что значит настоящий ужас. Неконтролируемый страх душил, дрожью уходил в руки, ноги, мутил зрение, казалось, не совладать с паникой. Казалось. А однажды пришли пьяные мужики, хотели забрать покойного. Я показала им холодильник и попросила идти осторожнее. Мужики, не раздумывая, кинулись в разные стороны. Один забежал в тупичок и давай биться в запертую дверь…

Алик слушал, а сам представлял, как если он умрет в этом маленьком нефтяном городе, то попадет к этой девушке на стол и она с ним сделает

«Несколько лет Лена работает на территории смерти, но сама не разучилась жить. Она жизнерадостна, не очерствела душой, не разучилась сопереживать. Она провела четкую границу между домом и работой. Конечно, ее странная для молодой женщины профессия кого-то может насторожить. Что ж, даже ее родной брат долго не мог привыкнуть к такому выбору. А, может, ей и не важно стороннее одобрение? Дома ее ждет двухлетний малыш и любовь. А что еще нужно для счастья?» – так оптимистично завершил Алик очерк о странной сотруднице морга, но сам не верил в написанное: в то, что человек, молодая женщина, добровольно выбравшая профессию средь стен ужасных, страшных инструментов и трупов, добрая и сердечная. Он чувствовал, что в этой истории есть какая-то недосказанность, изюминка, нет, скорее – перчинка. Так и оказалось, но это выяснилось через несколько лет.

В середине января по маленькому нефтяному городу, словно буруны по спокойной поверхности озера, заскользили слухи об убийстве двух девушек, одна из которых незадолго до этого вернулась из Израиля. Убийство произошло в десять часов утра, когда квартиры рабочего города опустели. Преступников было двое. Оба – ранее судимые наркоманы. Один вооружен ножом, другой – обрезом малокалиберной винтовки. Собрали все ценности, имевшиеся в квартире, и ушли. Перед тем как кинуться в бега, переночевали последний раз в маленьком нефтяном городе, в квартире у знакомой. Этой знакомой оказалась Лена из морга…

«Ей нравится все отвратительное, и больше никаких секретов и никакого геройства и жертвенности перед обстоятельствами. Темное притягивает темное», – понял впоследствии Алик и вспомнил замечание знакомого, учившегося в Омском медицинском институте:

– Вход в столовую у нас располагался прямо напротив входа в анатомку. Душок, конечно, проскальзывал, но витал незаметно, поскольку перебивался запахом котлет, борщей и прочей простецкой студенческой пищи. Мы бы и забыли о страшном соседстве, если бы не работники анатомки. Они заходили в обеденный зал прямо в рабочих халатах, бородатые, хмурые и серые, и было в них что-то нечеловеческое, как будто они и сами умерли. Они покупали пирожки с мясом и ели их этими руками, которыми… После увиденного к пирожкам с мясом в этой столовой я больше не прикасался, хотя раньше день, прожитый без них, казался пустым, и все потому, что начал подумывать, будто не мясо в пирожках, а человечина…

«Чем больше ярких необычных людей окружает тебя, тем сильнее сам возгоришься», – такой вывод сделал как-то Алик. Очерк о странной работнице морга принес ему наибольший успех. За чрезмерный натурализм его ругали многие, но зато вспоминали этот очерк, в отличие от других газетных работ, и через многие годы. Вот так, продвигаясь от человека к человеку, от проблемы к проблеме, он и работал, не останавливаясь надолго ни на одной теме, срезая только приметные цветы на событийном лугу маленького нефтяного города, пока не столкнулся с Семенычем. Предвестником встречи стало очередное письмо в редакцию.