Признаться, полк я почти не помню. И фамилий у меня в лётной книжке всего две фигурируют из этого полка: комэски и зама комполка Мутных. Причём, полковой уровень меня проверял всего один раз, а комэск - такое впечатление - никому не доверял меня проверять и провозить по программе. Может он решил надо мной шефство взять и сделать из меня командира по своему подобию? Но я задержался в этом полку только до очередного отпуска.
Встретили меня новые однополчане настороженно: прибыл одиночка, старлей, но командир звена. Внешне — неказист и молод. По лицу — рановато ему командиром звена быть. Значит, сынок какой-то армейской шишки. Если прибавить к этому мою замкнутость, которую они приняли за заносчивость, то картинка для меня не слишком благоприятная получилась. Однокашников в полку не оказалось и мне не к кому было на начальном этапе приткнуться. Правда, из академии прибыл на должность комэски орловский кадр, но это был не мой уровень. Да и в Орловке мы с ним в одной эскадрилье не пересекались.
Командир эскадрильи, в которую я попал, долговязый подполковник, не скрывал своего разочарования моей подготовкой. Была в нём некоторая степень язвительности по отношению к подчинённым и я её сразу ощутил при первом же собеседовании. Разочарование его мне было понятно: у него в эскадрилье училищная молодёжь идёт к первому классу бодрыми шагами, а тут ещё один нахлебник на спарку появился. Да ещё в должности командира звена. И это всё при том, что само-то звено к воздушным боям звеном готово. А кто это звено на бои водить будет, если командир не готов?
Сам знаю, что ситуация не лучшая с моей подготовкой. Но это не моя вина. Техника в орловском полку такая древняя была, что нельзя больше четырёх единиц перегрузки делать, а то крыло отвалится. Попал бы я в Фалькенберг сразу после училища, тоже к этому времени уже орлом был. Уж, не обессудьте, товарищ подполковник. Разочарование командира я понимал, а вот его язвительность в отношении с подчинёнными меня напрягала. Не быть мне у него в фаворе. Факт!
Звено мне опять попалось … интересное. Мой ведомый был на третьем году службы после училища, генеральский сын. Вторая пара была постарше: старший лётчик был капитаном и моего года выпуска, только с другого училища. Его сразу напрягло то, что командир звена у него — старлей. Он не скрывал своего разочарования этим фактом, особенно, когда узнал мой уровень подготовки. Некоторое время он демонстративно держал дистанцию в отношениях. Только служебное общение. Если прибавить к этому, что он был коренной москвич.., но лучше не будем этого делать. Четвёртым в звене был старлей на капитанском сроке. Парень интересный, несколько безалаберный, шумливый и оригинальный в своих суждениях. Он частенько задирал москвича, иронизировал над его столичным лоском. Своим поведением он напоминал мне моего однокашника Ивана Коваля. И мы с этим парнем раньше всех поладили.
Квартиру мне дали сразу. Я привёз в неё солдатскую койку, матрас с постельным бельём. Кухня была оснащена полностью. Что ещё холостяку, которого прекрасно кормят в столовой, надо? Общение надо. И здесь мне повезло: в нашем доме получил квартиру лётчик с нашей эскадрильи, дальневосточник. Он в составе звена прибыл по замене из Угловой. Я заметил, что к нему его звено относилось как-то снисходительно, а он держался немного обособленно. Будто обижен был за что-то на своих товарищей. На вечернем пути со столовой в ДОС мы с ним и начали общаться, а потом перенесли это общение в квартиры. Коротать вечера и выходные, которые ещё у нас были, в ожидании приезда семей стало гораздо веселее.
В первое же утро, выйдя на балкон осмотреть территорию, я обратил внимание, что у подъезда нового дома, который был на этапе внутренней отделки, бурно жестикулируют трое немцев в строительных касках. Они стояли у большого раскуроченного ящика со стеклом, осматривали его, и ругались, оглядывая окна соседних зданий.
Меня в квартиру привели вечером, замполит по пути коротенько знакомил с географией городка. Он мне и рассказал про новый дом, мол, может и тебе в нём ещё квартиру дадут. Возле подъезда нового дома в темноте копошились какие-то фигуры. Замполит чертыхнулся: - Ну, завтра строители опять будут русских ругать за воровство стекла. Вот стыдоба!
Именно эту картину я на следующее утро и наблюдал. Русские и в немецкой стороне остаются русскими, немцам их не переделать.
Замполит же мне и поведал причину этого воровства стекла.
В гарнизоне была какая-то комиссия из сухопутчиков и по завершению своей миссии попросила командира полка продемонстрировать истребитель в полёте. Командир ради высоких гостей поднял пару из дежурного звена. И приказал им пройти над полосой пониже и на режиме полного форсажа.
Что может быть проще и почётней? Легко!
Комиссия рассыпалась по балкону командно-диспетчерского пункта и в ожидании появления самолётов, весело переговаривалась. Генералы после обильного обеда с возлияниями были в благодушном настроении. Никто из местных и не подумал подсказать - когда и куда им смотреть, чтобы увидеть истребители в полёте с полным боекомплектом управляемых ракет.
Ведущий пары немного не рассчитал время включения форсажа и разогнал скорость раньше, чем под ним появилась полоса. Но он не стал менять режим работы двигателя, надо же было с форсажем пройти. Тут ещё надо было пониже пройтись. Короче, не до скорости ему было. Но провёл он пару мимо КДП почти на уровне балкона эффектно.
Вот только комиссия не смогла это оценить в полной мере. Скорость у истребителей была такой, что звука генералы на балконе раньше их пролёта услышать не могли. Скорость была больше тысячи км/час. Где-то рядом со скоростью звука она была. Звуковой фронт настиг комиссию подобием взрыва, самолёты они и заметить не успели. Генералы инстинктивно дружно упали на пол, закрывая головы руками. Сразу послышался ревущий звук удаляющихся истребителей, к которому примешивался звон падающих на дорожки стёкол из окон нижних этажей КДП.
ДОСы стояли вдалеке от аэродрома, но верхние этажи их прекрасно виднелись за огромным ангаром, капонирами и деревьями. Вот окна этих этажей и подверглись удару звуковой волны. Некоторая их часть не выдержала и треснула с выпадением. К счастью обошлось без жертв, это была тыльная сторона домов.
На вышке тоже вылетели все стёкла в окнах ниже балкона. А толстое стекло КДП выдержало, не осыпалось, только трещинами пошло. Страшно представить последствия падения осколков на лежащий на балконе генералитет.
Так в гарнизоне возник дефицит на оконное стекло.
Аэродром был довоенного образца. Много легенд про него я услышал, пока готовился и сдавал зачёты. И про обогрев полосы во время войны, и про подземные укрытия, которые были затоплены, про надпись на двутавровой балке в длинном ангаре довоенной постройки, которую не могла закрасить ни одна советская краска. А девиационную площадку с остатками деревянного настила и металлическим лимбом по периметру я и сам видел. Она была затоплена и в воде виднелись шестерни механизма, которым вращалась эта площадка с самолётом. Воду с ямы под площадкой выкачать не могли, она поступала по неизвестным подземным каналам из соседней реки. И каналы эти тоже не смогли отыскать, чтобы перекрыть доступ воды в подземные коммуникации, которые были затоплены перед приходом советских войск.
Учебная база и штаб были между жилым городком и аэродромом. А между учебной базой и лётной столовой был «Торец». Это было кафе. Почему его называли «Торцом» - я не знаю. Названия у него вообще не было.
И для меня было дико видеть, как поток лётчиков из учебной базы на обед в столовую делился на два потока, один и которых направлялся в кафе. Дико видеть не два потока, а то что в день предварительной подготовки лётчики стремились перед обедом в кафе, чтобы выпить бутылочку пива. Вот это цивилизация!
Я-то к пиву был равнодушен и поначалу был в том потоке, который торопился в столовую. Столовая была шикарная! Скатерти, подставочки под приборы, белоснежные накрахмаленные салфетки, полный набор специй и приправ в красивых ёмкостях с гранями под хрусталь. По три блюда на выбор и на утро можно заказывать выпечку по своему желанию. А качество пищи! А салаты! А официантки в форменной одежде! Ресторан второй категории, как и положено.
Я - немного гурман. Уже в детстве пытался сам готовить то, что мне нравилось, а у матери не всегда хватало времени этим баловать меня. Всегда интересовался кулинарией и мечтал купить книгу Елены Молоховец, которая была большим дефицитом в Союзе.
Пока я не перепробовал все блюда в нашей столовой, я долго был в этом потоке на столовую. Потом распробовал светлое немецкое пиво и иногда заворачивал в «Торец». Но когда на обед подавали уху из голов зеркальных карпов, я был в числе любителей, которые ускоренными шагами торопились в столовую. Количество порций было ограничено, любителей этой ухи было много среди старших начальников и мне могло не достаться. Поэтому я с лёгкостью жертвовал пивом в эти дни ради огромной головы карпа на всю тарелку.
Пожалуй, столовая и её сервис были для меня самым большим потрясением в новом гарнизоне. Даже возможность выпить пива или сухого вина в кафе в день предварительной подготовки как-то быстро приелась. А вот кухня лётной столовой мне полюбилась. Повара были мастерами!
Толя, не делай из еды культа! И не засматривайся на официанток. Пора бы тебе уже и полетать.
Первого октября комэск сделал со мной на спарке облёт нового района и проверил технику пилотирования на простой пилотаж. Одиннадцатого октября он же проверил технику пилотирования по дублирующим приборам и выпустил меня днём самостоятельно. Вот оно преимущество 1-го класса. Налёт в этом году у меня хилый и нерегулярный. Комэск, конечно, изучил мою Лётную книжку. Но напрягать меня лишними полётами на спарке не стал. Только обязаловка.
Мне удалось поучаствовать в октябре ещё в одной ночной смене, где комэск проверил меня по оставшимся двум видам обязательных проверок. Но вылететь ночью я не успел. А в ноябре летал только днём. Меня начали интенсивно возить на сложный пилотаж. Дело-то для меня не новое, но на этом самолёте я его ещё не делал и мне дали все шесть контрольных полётов. До начала подготовки к новому учебному году было всего четыре смены. И на четвёртую смену я выполнил три полёта на сложный пилотаж на боевом самолёте и это была только треть программы.
Впереди был новый учебный год и подготовка на воздушные бои.
