События, о которых пойдёт речь в этом рассказе произошли в лихие 90-е годы, когда каждый как мог, так и выживал. У Валентины с Олегом подрастали две дочки. Оба работали, но зарплату задерживали месяцами. Питались тем, что вырастили на огороде, да мать Валентины с пенсии выручала копеечкой. Всегда спрашивала, есть ли деньги у них, не голодные ли? Детям сладости покупала, они не могли себе это позволить, - просто не было денег. Валентина с Олегом тоже во всём помогали родителям: и дров заготовят, и огород вскопают, Валя и полы намоет, и настирает, и покушать приготовит. Но вот мать у Вали заболела и умерла. Отец сразу сказал, что пенсия у него маленькая и помочь он ничем не может. А тут ещё и муж у Вали убежал, поехал искать работу и пропал. Нет, с ним ничего не случилось, его периодически кто-то где-то видел, но домой он ехать не хотел и деньги отправлял редко.
Пришлось Валентине одной воспитывать, кормить-поить, одевать дочек. Если сказать, что это было тяжёлое время для неё, - ничего не сказать. Отец был в возрасте и ему тоже требовалась помощь, так и бегала Валентина на два дома, - отец с ними жить категорически отказывался.
А тут ещё и заболел он. Съездили в больницу, лекарства дорогие назначили, надо пить обязательно. Расстроился отец, духом пал:
- На что покупать? Помирать придётся.
А дочке наконец за два месяца зарплату выдали:
- Не переживай, папа, лекарство купим, всё хорошо будет!
И правда, отец на поправку пошёл, лучше ему стало.
Валя прибегала к нему каждый день, помогала по хозяйству. Отец сам не умел готовить и продуктов кроме хлеба и печенья в доме не было. Валентина детей накормит, сумку с едой отцу соберёт, а сама чайку попьёт и ладно. Вспоминая его рассказы о голодном детстве, юности военной, не могла она допустить, чтоб и в старости отец голодал.
Случалось и такое, что у Вали ни муки, ни сахара, даже соли и той не было, и зарплату не знаешь, когда и ждать.
- Папа, дай хоть в долг немножко на продукты, да и у девчонок сапоги зимние износились, как Олег вышлет, сразу отдам - просила она отца.
- Валюшка, да где у меня? У самого ничего нет, сама ведь видишь, как живу.
Она брату звонила, чтобы помогли, если могут, ведь отца надо кормить, а она еле концы с концами сводит.
Невестка сразу отрезала:
- Отец хоть пенсию получает, как инвалид Великой Отечественной войны, наверно, и немаленькую, а мы где возьмём, если зарплаты не выдают? Да ты скажи ему, чтоб денег не копил, а то ведь знаешь время какое, обокрадут, а то ещё хуже и убить могут.
Не поверила невестка, что у отца пенсия маленькая.
Пришла Валя к нему и всё, как невестка говорила, ему сказала. Лучше бы не говорила. Отец страшно ругался, в ярости тряс кулаками, топал ногами. Никогда ещё Валя таким его не видела.
Из города приезжали внуки, помогали старому деду. В городе тоже, видать, жизнь несладкая была. Но никому и никогда дед не дал копеечки.
А тут ещё и техника стала ломаться: и машинка стиральная вышла из строя, и холодильник. И без того, и без другого не обойтись. Мужу через людей передала, - отправил, но всё равно не хватает. Отцу сказала - денег нет. Снова назанимала до зарплаты у бабушек-соседок, которые её жалели и всегда выручали.
Однажды к отцу приехал младший брат (на десять лет моложе). Тут уж отец не поскупился, богатый стол накрыл. Сидят с братом, кушают, разговаривают. Тут и слышит Валентина, что отец брату рассказывает:
- А я, Михаил, всё до копеечки дочке отдаю. А как бы они сейчас жили, на что? Зарплаты задерживают. Внучек ведь я учу, одеваю, обуваю. Вот купил им машину стиральную, холодильник. А откуда у них деньги? Это всё я! Если бы я не помогал, пропали бы давно!
Вале от этих слов худо стало.
От постоянного недоедания и тяжёлой работы (надо и дрова расколоть и огород вскопать, никто ведь бесплатно ничего делать не будет, а нанимать людей не на что) Валентина стала часто болеть, неделями валялась в больницах, за отцом уже ухаживать, как раньше, не могла. Дочки помогали, как могли, но ведь им тоже учиться надо. Муж, узнал, что Валя заболела, схватился, да поздно, - отправил ей деньги на лечение и дочкам на учёбу. А она всё девчонкам отдала.
Отец умер. Валентина хорошо запомнила этот день, так как накануне как раз произошла денежная реформа - все деньги обесценились, люди лишились своих сбережений. Но Вале то что было волноваться, у неё их и не было.
Собрались родственники, отца уклали в гроб, всё честь по чести.
Решила Валя с постели его сразу всё убрать, как подняла матрац, так чуть не упала, даже вскрикнула.
Подбежали родственники, и их увиденное в шок повергло. Под матрацем у деда лежали плотные ряды разных купюр, но больше всё крупные. Посчитали, ужаснулись, - на квартиру и на машину бы хватило, да ещё и на жизнь осталось. Хватило бы, но вчера.... А сегодня эти деньги в фантики превратились, обесценились.
Можно было безбедно жить старому, да и дочке, и внукам помочь. Непонятно, для чего копил? Наследство оставить хотел? Или на вторую жизнь себе берёг? Может и умер-то от того, что узнал последние новости, что богатство-то его обесценилось и зря копил?
Кто-то предложил эти деньги в гроб отцу положить. Валя заругалась:
- Вы что, с ума сошли? Не по-человечески это...
Сидели дети и внуки на поминках, всё больше молчали и даже не плакал никто, кроме дочки Вали.
А когда все разошлись, затопила Валя печь, скидала все деньги в коробку.
Сидела она у открытой топки, бросала в огонь купюры, смотрела, как они горят и вспоминала свою жизнь бедную. Вспоминала, как дети есть просили, а у неё хлеба куска не было, как бегала она по соседям, деньги в долг выпрашивала, чтобы отца да дочек накормить, как ходили они зимой на морозе в резиновых сапогах, как всю ночь рваную одежду штопала, чтоб было утром в чём девчонкам в школу пойти.
- Вот, девочки мои, хлебушек с маслом, - говорила она и бросала деньги в огонь.
- А это вам на учёбу дедушка дал, а вот и машина стиральная, а это, наверно, холодильник, - она безжалостно бросала в топку деньги пачками одну за другой. Так и просидела до утра, печь отцовым наследством натопила.
- Ладно мы, так ты хоть бы на себе-то не экономил, мог бы себе позволить есть - пить, что захотел, и лекарства хорошие, и отдых в санатории. Может, и пожил бы ещё. Ох, папа, папа...