Он пришел вместе с материю Саломеей, принес одежду для ее сына и сказал, что теперь он может ходить. Рассказчик рассказывает о том, что, когда мальчик встал и поцеловал свою мать, она сказала ему: «Я думала, что ты не услышишь этого поцелуя, и я все время говорила тебе, что я не хочу, чтобы ты целовал меня, но ты поцеловал меня, и теперь все будет по-другому». Саломея выслушала его и сказала: «Но ведь мы еще не женаты, почему же ты целуешь меня?» - И добавила: «Нам придется подождать». Когда она это сказала, душу мальчика наполнила скорбь, и он заплакал. «Вот и еще одна причина для слез», - подумала Саломею. И отец мальчика подтвердил, что путешествие на север было только прощанием, а не началом новой жизни, и что они не должны больше встречаться. Но в ужасе от слез сына Саломеи, которые так и не смогли высохнуть, подумала: «Жаль, что ребенок плачет. Я увижу, как его глаза вновь наполнятся слезами». И, как бы обратившись к невидимому ребенку, она произнесла: «Все дети плачут, но тебе просто нужно научиться справляться с этим. Это очень важно для тебя. Ты поймешь это позже. Ты позволишь мне уехать?» - Услышав это, ребенок успокоился и ответил: «Да». - «Но мы можем говорить без ограничений?» - спросил отец мальчика. «Да», - последовал ответ. Тогда Саломее было дано увидеть мальчика в его родной стране: она увидела, что он такой же симпатичный, как и его отец, что у него такая же выразительная личность и что его сердце открыто для сочувствия и сострадания. И она сказала: (здесь от имени Саломии следует пересказ рассказа об этом диалоге, который сочинил отец ребенка): «Я знаю, каково это - обездолить малыша, но мне жаль. Возвращайся назад, и мы останемся вместе. Если ты не хочешь, мы поговорим еще в другой раз». Но ребенок ответил: (пересказ здесь) «Нет, пока мы не уедем, я не смогу остаться с тобой». И хотя он видел, что Саломия тоже расстроена из-за его слез, он понимал, что если она согласится, то он будет вынужден остаться с ней, потому что так пожелал его отец. В конце концов он сказал: «Ну хорошо, я останусь здесь, но теперь я буду плакать во всю силу своих легких