Все великие истории имеют долгую предысторию, а порой и подготовку. Великая Французская Революция её тоже имела. Многие до сих пор считают, что всё дело в угнетении монархии, в экономике. Но так ли оно было на самом деле?
Французский историк Андре Моруа считает: «Официально монархия была абсолютной, но на деле вот уже пятнадцать лет, как у власти были либералы». По его мнению, не должно быть никаких «привилегированных», именно факт их существования настраивал народ против монархии. Но это не значит, что монархия только и делала, что угнетала и унижала народ. «Нация не испытывала враждебности к монархии, об этом не было и речи» — пишет Андре Моруа. Более того именно монархии народ был признателен за то, что она пресекла злоупотребление феодалов и смирила их.
Французский писатель, переводчик и журналист, современник Революции писал: «Страну возмущал не деспотизм, а предрассудки дворянства». Тем более, что дворянство было освобождено от налогов, что особенно задевало народ, так как дворянство пользовалось привилегиями, но не выполняло никаких обязанностей.
Тоже касалось католического духовенства, оно было освобождено от налогов, взимало десятину с урожаев. А что оно давало в обмен? Конечно, Церковь содержало приходы и несла расходы по образованию, но конкретная работа выполнялась затрапезными, плохо оплачиваемыми кюре, тогда как придворные епископы и аббаты, не выполнявшие никаких духовных служений, получали огромные доходы, разъезжали в каретах и часто вели жизнь совсем не поучительную. Кардинал де Роган, Ломени де Бриенн приводили верующих в негодование и вызывали, к сожалению, больше толков и осуждения несмотря на то, что было много скромных и набожных прелатов, самоотверженно служивших народу.
В 1788 году Франция жаждала великих перемен не потому, что была несчастна, а потому, что в целом она была довольно благополучна. Относительное процветание порождало чувство неблагодарности к тем институтам, из которых родился этот порядок и которые стали рассматриваться как постыдные пережитки под воздействием антигосударственной пропаганды. Никто не замечал, что эти же пережитки служили опорами и контрфорсами всего сооружения. Все полагали, что американская революция — это модель любой революции. В ней видели пример свободного общества, с кажущейся легкостью построенного на абстрактных принципах. Лафайет и его друзья — молодые офицеры дворянского происхождения, вернувшиеся после американской кампании — создали в самом сердце правящего класса центр пропаганды своих новых идей. Умеренность Джорджа Вашингтона скрывала от них опасность политической катастрофы. Подобные Лафайету искренне верили, что Франция, не подвергаясь серьезным потрясениям, может подражать США. Они обвиняли французов в безволии и лени, повсеместно призывали к крайним мерам.
Просвещенное меньшинство безгранично верило, что сможет сохранить контроль над всем революционным процессом. Оно не понимало, до какой степени случай Вашингтона (когда умеренный руководитель сам кладет конец им же начатой революции) является единичным во всей истории. Через книги, через памфлеты, через общества мыслителей новые идеи проникли в среду буржуазии. В Париже уже открывались многочисленные clubs, наподобие клубов Бостона, американских клубов. В коллежах молодые люди воспитывались на Руссо. В коллеже Людовика Великого преподавали Робеспьер и Камиль Демулен, в коллеже города Труа — Дантон и Бюзо, у членов конгрегации Оратории в Суассоне — Сен-Жюст и т.д. В распространении новых идей ощущалось и тайное иностранное влияние.
Правительства видели в революции в каком-нибудь иностранном государстве только частный кризис; и они расценивали её в соответствии со своими интересами, они подогревали её или старались усмирить, в зависимости от того, состоял ли их интерес в том, чтобы поддержать это государство или же, наоборот, ослабить его.
Начиная с правления Людовика XIV, полностью прекратилась продуктивная общественная жизнь, французы, сами того не подозревая, оказались готовы развязать кровавую революцию, к которой никогда не стремились даже те, кто её начинал.
Беспорядок в финансах, который сначала вызвал необходимость созыва Генеральных штатов, а затем развязал революцию, был не причиной волнений, а всего лишь симптомом болезни. Дефицит стал непоправимым только из-за невозможности обложить налогом богатые классы — дворянство и духовенство. Отказ привилегированных слоев, позиция парламентов, поддерживавших это неподчинение государству, недовольство общественного мнения несостоятельностью властей — вот что вызвало необходимость столь глубоких перемен. Но король Франции вполне мог бы возглавить эти перемены, как это неоднократно случалось в истории британских государей. Но он не захотел.
#франция #история #революция #экономика #психология #культура #сша #монархия #актуальное сегодня #интересный факт
