В Венском соборе святого Стефана только что отзвучала органная месса Генделя. Прихожане и просто посетители собора постепенно стали расходиться. На деревянной скамье, недалеко от выхода, оставался сидеть невысокий плотный мужчина с густою гривой взлохмаченных полуседых волос. Мужчина был в тёмном пальто, руки свои он сложил на спинке впереди стоящей скамьи, уткнувшись в них головой. Со стороны казалось, что этот прихожанин просто уснул.
От прикосновения мужчина вздрогнул. Возле него стоял священник в чёрном одеянии и маленьким молитвенником в руках. Святой отец шевелил губами, пытаясь что-то сказать, но прихожанин его не слышал. Уже более двадцати лет он был глух ко всем внешним звукам. Глухота... Как можно с нею жить? Мужчина поднял голову, и священник увидел перед собой страшное, искорёженное злобой лицо. И этот взгляд - тяжёлый, пронизывающий насквозь. "Твои молитвы мне уже не помогут! - прорычал прихожанин, - Разве ты можешь вернуть мне слух, осеняя меня своими знамениями?" Священник продолжал ещё что-то говорить, но недовольный прихожанин уже забыл о его существовании. Тяжело поднявшись и застегнув пальто на все пуговицы, Бетховен вышел на улицу.
Куда идти?
Холодный ноябрьский ветер взлохматил гриву волос на его голове. Бетховен надел шляпу и двинулся в сторону улицы Mölker Bastei. Когда-то здесь, с 1804 по 1815 год, в доме номер 8, он прожил самые счастливые годы своей жизни. Здесь он работал над Пятой симфонией, написал оперу "Фиделио" и одну из самых пронзительных своих сонат, Сонату N 27, ми минор...
...Хозяин винной лавки обернулся на звон колокольчика в дверях. На пороге стоял давно знакомый ему покупатель. "Добрый день, господин маэстро! Очень рад, очень рад!"
Бетховен подошёл к прилавку и указал на коньяк "Courvoisier". Эту марку, в своё время, очень любил Наполеон, которому Бетховен хотел посвятить одну из своих симфоний, но посвящение не случилось. Чрезмерные амбиции императора на мировое господство разочаровали композитора. "Зато остался коньяк! - мрачно вслух пошутил Бетховен, - Можно выпить за Императора, но не за его здоровье. Где теперь его здоровье? Наверное, там же, где и моё..." Хозяин винной лавки улыбнулся в ответ. Он знал, что маэстро, примерно с 1818 года, вот уже почти девять лет совершенно потерял слух и что он часто говорит сам с собой. Ещё вчера, расставляя бутылки на прилавках, хозяин магазина увидел Бетховена в окно. Великий композитор был окружён ватагой мальчишек, изо всех сил кричащих ему: - "Дяденька, сочини мелодию!", - и, видя, что тот ничего не слышит, ещё пуще начинали орать и кривляться. "Бедный маэстро, - подумал про себя хозяин винной лавки, - какая красивая музыка и какая тяжёлая судьба! И семью ведь он так и не создал..."
Взяв бутылку коньяка и рассчитавшись с хозяином винной лавки несколькими десятками крейцеров, Бетховен отправился дальше. Холодный ветер бил в лицо неприятной дождливой моросью. Мысли опять ушли в прошлое. Сорвав пробку с бутылки, Бетховен сделал два больших глотка. Коньяк обжёг горло и согрел изнутри. Настроение улучшилось. Вспомнилась музыка и та соната, которую он посвятил ей... ...Джульетта... На всю жизнь врезались ему в память её слова: - "Мы не можем быть с тобой, Людвиг! Я зачахну в бедности, понимаешь? Я всегда буду любить тебя! Тебя и твою музыку. Но я должна думать и о своём будущем!"
"Всегда буду любить тебя..., - повторил Бетховен, - Вот оно, увлечение, длинною в жизнь! Четверть века уже прошло! Четверть века, как я посвятил ей свою сонату... Какая, к чёрту, любовь! Проклятье..."
Были ещё попытки создать семью, но одна молодая певица, которой он попытался сделать предложение, обозвала его безобразным и полусумасшедшим. Теперь он даже не хочет произносить её имя. Бетховен вспомнил, как в 1814 году, там, в доме на улице Mölker Bastei, 8 в небольшой комнате на четвёртом этаже его навестил граф Мориц Лихновский, талантливый музыкант, ученик Моцарта. Граф рассказал Бетховену о своей любви к певице придворного театра и что было бы прекрасно, если известный композитор согласится сочинить по этому поводу сонату. К августу месяцу соната была готова и состояла из двух частей. От средней части Бетховен отказался. К чему лишние разговоры, когда и так всё ясно. Граф был в восторге - и от сонаты, и от того, что она была посвящена ему. Первая часть обозначала "борьбу разума и сердца", а вторая - "разговор с любимой"...
С той поры прошло более десяти лет. Соната N 27. А после? За десять лет всего пять сонат! Всё более сдержанных и всё более мрачных. Всё сгорело - и чувства, и любовь. Всё ушло в прошлое. Нет уже той бури страстей, и "Аппассионата" тоже никогда не повторится. Если мысли обращаются в прошлое, значит, жизнь подходит к концу...
... Бетховен столкнулся с прохожим и временно отвлёкся от своих тяжёлых дум. Какая-то красотка, лет двадцати, подмигнула ему. Он всё понял. "Пойдём со мной, - глухо сказал он ей, - сегодня у меня есть деньги, я тебе заплачу! Я сыграю тебе на рояле. Хочешь? И потом, у меня есть коньяк, который пил сам Наполеон!"...
В памяти возникло торжественное событие, как два года назад, в 1824 году, он дирижировал оркестром, исполнявшем его Девятую симфонию. "Обнимитесь, миллионы!" - призывала музыка. Зал взорвался овациями, но он их не слышал, пока одна из его учениц не повернула его лицом к слушателям. Шквал оваций был настолько силён, что вмешались полицейские. Так поздравлять можно было только Императора.
... Они вошли в его квартиру в "Шварцшпаниерхаус". После более чем шестидесяти адресов, которые сменил композитор в Вене, этот представлялся ему наиболее по средствам. Заказав служанке на кухне жареное мясо и самый крепкий кофе, Бетховен провёл свою спутницу в комнату. На небольшом рояле поставил подсвечники с зажжёнными свечами. Служанка, принеся кофе и ужин, удалилась.
"Поужинай со мной, - сказал Бетховен своей новой знакомой, - ты, наверное, есть хочешь?" Он налил ей и себе коньяк. Выпили за вечную прелесть искусства. Съев кусок мяса, и запив всё тремя чашками горячего, крепко заваренного кофе, Бетховен наиграл на рояле несколько мелодий. Подождав, когда молодая женщина поест, Бетховен подошёл к ней.
- Знаешь, я лучше отпущу тебя.
- Я тебе не нравлюсь? - по движению её губ, Бетховен понял, о чём она спросила.
- Откуда тебе знать, что нравится мужчине, когда ему глубоко за пятьдесят? Давай лучше выпьем ещё! И простимся... Вот, возьми, - Бетховен протянул ей пять серебряных талеров, - Прощай!
Оставшись один, Бетховен сел за рояль. В этот вечер пальцы с какой-то неистовой яростью бегали по клавишам. Борьба разума и сердца! Кто победит? Двадцать седьмая соната, первая часть. И страсть осталась, и силы ещё есть! Он ещё покажет этой гадине судьбе - кто здесь сильнее! Он скрутит ей голову, обязательно скрутит! Силой своего одиночества!
http://www.youtube.com/watch?v=dxKssdbpOjI
http://www.youtube.com/watch?v=cmBXW3N8z6E
___________ Январь 2014
(ссылка на мою страницу сайта журнала "СамИздат" http://samlib.ru/k/korobkin_a_n/koniaknapoleona.shtml )
Уважаемые читатели! Жду Ваши комментарии!