Под колесами хрустят обломки камней, пытаемся не завалиться на обочину. Дорога в гору, уши закладывает немного. Мы на Кузнецком Алатау, недалеко от границы Хакасии и Кузбасса. Пытаемся проехать к знаменитому Усинскому месторождению марганцевых руд, которое открыл в начале XX века геолог Константин Радугин. Люди здесь ждут, чем кончится история с «Чек-су».
В голове вопрос: как этот сумасшедший сюда попал? На машине того и гляди перевернемся или застрянем, а он шел на лыжах. По непролазной тайге, где заросли хуже, чем в джунглях. Как? Остается только полагать, что великая сила и жажда открытий двигала этим человеком.
Снежный сход. «Нива», обреченно пошинковав наледь колесами, встала: ни с того ни с сего закипел двигатель. Надо глушить мотор и ждать с открытым капотом. Дышу, слушаю тайгу и горы, трогаю снег… в начале июля! Издалека слышится рев мотора, а через минуту на ледник преспокойненько въезжает старый «Урал» с люлькой. Местные по черемшу собрались: мужики — на мотоцикле, а худенькая женщина с вязанкой больше нее самой — рядом, пешком. Разговорились, узнали про дорогу — дальше полегче будет, это самый сложный участок, до поселка добытчиков доедем, а потом как повезет: обвалы. На месторождение сейчас редко ездят, вроде как заморозили его. Ну, что ж, хотя бы до поселка добраться.
Двигатель успокоился, пар валить перестал, едем. Дальше действительно проще, снежных сходов больше нет, а с ямами отважный водитель Рустам уже научился справляться. Потом, вернувшись на место нашей дислокации, я пойму, что такой тишины, как в горах, не слышала больше нигде. Глухая тишина.
Примерно через час тряски по дороге, в которую, по словам нашего проводника, коренного жителя и знатока этих мест, вложено 5 млн рублей, мы доезжаем до поселения добытчиков. Условного поселения. Потому что новые корпуса пусты, дорожки поросли мелкой сорной травой, дорожные знаки давно выгорели на солнце, шлагбаум скрипит, лишь кричит какая-то всполошившаяся птица, да пара рубашек на веревке сушится. Выходим из машины и движемся навстречу человеку средних лет, недоуменно смотрящему в нашу сторону. Опережаю события, машу своей красной корочкой и почти кричу: «Здравствуйте! Мы журналисты из Новосибирска, можно к вам?» — «Можно, —улыбается, — входите уж».
Улыбаюсь в ответ: «Я Оксана Мамлина, спецкор Тайги.инфо, а это мои помощники!» Представляю водителя Рустама, Катю — начинающего блогера и опытного скаута, и Геннадия — нашего проводника. «Валерий, — отвечает мужчина, — сторожим тут с сыном Валькой вот уж с марта месяца».
«Пустое все стоит, — рассказывает он, — техника вся, все заморожено. Что смогли, в штаб перегнали, мешки с рудой перевезли, „Уралы“, „БелАЗы“».
«А чего ждете-то?» — спрашиваю. «Решения по руднику, — отвечает Валерий. — Месяцами ждем уже. Рабочие уехали, с прошлого года стоим. Да вы проходите, давайте обедать». Идем в новую, красивую и совершенно пустую столовую, где голос отдается глубоким эхом. Валерий греет чай, а мы раскладываем захваченный с собой провиант: яйца, помидоры, сало да хлеб.
Валерий объясняет: «Я вахтовиком до этого много лет работал, сезонами не выезжал из тайги, семью не видел. Привык, и они привыкли. Сын сейчас со мной. Вместе вахту несем. Одному тут скучно, да и опасно, медведи похаживают весной. Однажды пьяная компания залетная приехала, уж как они сюда пробрались, не знаю. Валька их спать уложил, а наутро они восвояси убрались, долго благодарили за ночлег, а то тайга кругом. А до этого сторож здесь жил, так за зиму чуть умом не тронулся. Полгода наедине с тайгой, немудрено».
После обеда, аккуратно составив вымытую посуду, прошусь поснимать корпуса. Людей нет, однако и пустоту снимать можно.
Ступеньки железные гулко стонут под моими ногами, все добротно, крепко сделано, пахнет краской и новым жильем. Вхожу в корпус. Большие светлые комнаты будто застыли в недоумении: «Куда ушли люди?» Половицы ворчат: недовольны, что потревожила их нечаянный, незапланированный покой. Где-то в комнатах еще остались шашки, упаковка одеколона «Жириновский» и статуэтка обнаженной девушки — скромный, мужской, старательский быт. Учебная комната с картой на стене, чертежная линейка, старый деревянный ящик с медикаментами — уже музейный раритет практически. Все чисто, прибрано и пусто. В больших светлых окнах — верхушки елей и горы, за такой пейзаж иной городской житель состояние заплатил бы, а тут вакуум какой-то. Трогаю пальцем серую пыль на оставленном кем-то телевизоре. Почему отсюда все ушли? Заколдованное царство какое-то. Жутковато.
Хочу к живым! Внизу в сторожке теплее, на улице туман и сырость. Рыжий кот на полу растянулся, сын сторожа Валентин молча и тихо сидит за компьютером, все тут как-то по-домашнему у них. «Не страшно в тайге одним?» —«А кого бояться-то? Кто сюда по доброй воле пойдет? Кроме нас за версту никого! Жены только раз в месяц добираются, и то если повезет и дорога не раскиснет! Связь по спутнику, интернета нет».
Техника стоит будто в ожидании трудового марш-броска. Помните детскую игру «Море волнуется раз»? Когда по команде все замирали в позах, в которых шли, бежали, жили. Впечатление, что машины будто замерли внезапно, так и не выехав за ворота поселения. Куча марганцевой руды, поросшей вьюном и сорной травой. Что же нас ждет на самом руднике? Мерзость запустения. А ведь Радугин прочил месторождению процветание и немалый доход на многие годы. С 1936 года по наше время шла добыча, ничто не предвещало остановки. Очень много вопросов и странностей.
Это самое крупное месторождение марганца в России и одно из четырех крупнейших разрабатываемых в СНГ. Несколько лет подряд по Хакасии гремели митинги с требованием закрыть «смертоносный» рудник. Даже мне, человеку очень далекому от геологии и химии, понятно, что марганец не несет в себе вреда, а демонстранты, скорее всего, попутали его с лиловым веществом, именуемым в народе «марганцовкой». Вообще-то, согласно учебнику химии, перманганат калия с марганцем в том виде, в котором его добывают на Усинском месторождении, имеет мало общего. Странное явление — демонстранты. Толпа, одним словом.
Прощаемся с удивительными таежными людьми Валькой и Валерием, они, обнявшись за плечи, смотрят нам вслед. «К руднику вряд ли проедете, дорогу размыло, Урал там завяз недавно, куда вам на своей-то», — напутствуют на прощание. «Спасибо вам, счастливо оставаться, а мы попытаемся все-таки проехать!» — кричу в ответ. А перед глазами — девственная тайга и скромный ученый, который берет на пробу первые иссиня-черные, перламутровые камни.
Упрямо едем дальше. Из-под колес сыплются камни. Проводник говорит: «Там ни-че-го нет! Нет, понимаешь? Просто огромный котлован, без техники, людей, без жизни! И если мы сейчас свалимся или застрянем, нас отсюда не вытащит никто! Потому что, открою секрет, мы здесь одни!»
Я понимаю. Не люблю, когда что-то не получается, остановить меня могут только камни с неба. И, да, здесь именно камни. И они с неба. Разворачиваемся назад. У ледника останавливаемся, нам всем надо прийти в себя: тяжелая дорога, тряска, горы. Проводник уходит в тайгу, его нет уже час. Начинаем беспокоиться, мысли всякие: медведь, бурная горная река, сердечный приступ. Через час появляется умиротворенный и довольный Геннадий с полной охапкой черемши. Видимо, отдыхал от нас, сумасшедших и неугомонных.