Кажется, в Барселоне были все. Но не все видели ее такой.
Вермут в Барселоне хорош со льдом и под солнцем. А здесь за одну ночь наступила осень и теперь безо всякого льда холодно.
Небоскребы в олимпийском порту не отсвечивают модным благополучием, а стоят скромно под серыми облаками. Клены на бульваре желтеют — что совершенно неожиданно — казалось, уж они-то будут зелеными всегда.
Негры, собирающие по улицам хлам в магазинные тележки, надели рваные свитера луи вьютон и прада.
Выходит, сколько ни выщёлкивайся со своим южным климатом на средиземноморском побережье, осени никак не избежать.
Помимо открыточных впечатлений я сохраню и крайне интимное воспоминание — я видел Барселону с похмелья. Причем, с похмелья был не я, а город.
После семидневного повсеместного фестиваля Mercè всем внезапно понадобилось на работу. Выглядело это еще более захватывающе чем все фейерверки фестиваля вместе. Люди только что лбами не стукались прямо на улицах. Москва 11 января в этом смысле просто отдаленное селение амишей.
Едет бедный в метро — весь трясется, под глазами круги как у панды, в руках маленькая баночка пива. Пытается в очередной раз донести пиво до рта, банка падает и разливается в районе паха. А, и так сойдет. Машет рукой, выходит на следующей.
Молодая но усталая женщина с черными кудрями открывает кондитерскую на час позже положенного. Видно, сил нет совсем, но этот день отработать надо. Кондитерская снаружи вся, конечно, выложена зелеными изразцами — мортальные мотивы югендштиля и прочий блеск на утреннем солнце.
Женщина пытается длинной шваброй протереть фасетчатое стекло над дверью. Тянется на цыпочках, чуть не подпрыгивает вверх с узкого тротуара, по которому идут такие же беспомощные как котята похмельные барселонцы. После очередного рывка швабра падает из рук на голову проходящей дамы с прической и в офисной юбке. Та, понятно, возмущается. Говорит что-то вроде:
— Прямо на голову же. И еще — Пута!
Кондитерша разводит руками, на лице ее ни тени сожаления или другой эмоции, уходит внутрь.
На площади рабочие разбирают сцену, уносят ограждения. Роняют тяжелый кусок забора товарищу на ногу. Тот садится от боли на брусчатку, потом достает из бокового кармана рабочих штанов банку пива — всё, сегодня больше работать не получится, спасибо стальному забору.
А с завтрашнего дня здесь снова плюс двадцать восемь и солнце. Но уж теперь как-нибудь без меня.