Райская жизнь кончилась сразу. Нет, конечно, никаких
новоприобретенных благ Александр не лишился. Он, как и раньше, жил в своем люксе, завтракал, обедал и ужинал в шикарном ресторане (а когда хотел – не выходя из своего роскошного жилища), попрежнему к его услугам были приветливые девушки, готовые исполнить любое желание... Беда в том, что на образ жизни плейбоя времени не оставалось вовсе. Вступление в новую жизнь началось с полного и всестороннего обучения заново и сразу всему на свете, по сравнению с которым десантное училище было детским садом. Дни были так заполнены различного рода занятиями, что вечерами ротмистр (а он теперь даже в мыслях называл себя так) валился в постель, как говорится, без задних ног. Однако даже тут он не мог избежать “уроков”: пунктуальная Инга, похоже, решила успешно
завершить обучение Александра немецкому языку по методу Киплинга. Нужно заметить, что, несмотря на страшную нагрузку, у Бежецкого даже мысли не возникало какимлибо образом увильнуть от занятий или схалтурить в лучших традициях школы и училища. И не только потому, что от успеха учебы зависело его будущее благосостояние, а возможно, свобода или даже жизнь, – Александру было понастоящему интересно учиться. По всему было видно, что преподаватели оказались не просто профессионалами, а профессионалами в кубе, истинными самородками своего дела. Сама же по себе программа обучения была построена так, чтобы заинтересовать и увлечь самого ленивого и тупого из всех олигофренов планеты (не смейтесь: в своей богатой практике строевого офицера Бежецкому с кем только не приходилось сталкиваться), а ротмистр
себя к таким не относил.
Обучение велось самыми разнообразными методами: от самых
простых, но очень действенных, до суперсовременных и суперэффективных, влияющих непосредственно на подсознание обучаемого. Созданная компьютером виртуальная реальность чередовалась с обычными лекциями, а нудноватые диктанты с гипнообучением.
Многое загружалось (став на “ты” с компьютером, иного слова Александр подобрать просто не мог) прямо в мозг, минуя сознание, посредством какогото сложного оборудования. Бежецкий поначалу довольно скептически относился к этим процедурам, напоминавшим чтото из прочитанной еще в детстве и полузабытой фантастики, но потом, когда при тестировании невинное, казалось бы, слово экзаменатора поднимало целый пласт “чужой” памяти, о котором он даже не подозревал, – очень даже зауважал. Например, откликаясь на имя какогонибудь древнегреческого героя, типа Агамемнона или Калханта, промелькнувшее в речи собеседника, он, помнивший из всей мифологии солнечной средиземноморской страны только Геракла да Тесея, “замочившего” в лабиринте Минотавра (опятьтаки по мультфильмам, виденным в детстве), мог цитировать наизусть длиннющие отрывки из истории Троянской войны или, услышав начало какойто латинской поговорки, автоматически выпаливал ее продолжение, причем на языке Овидия и Цицерона. Видимо, этими знаниями любому образованному человеку того мира, тем более дворянину, получившему отменное образование, полагалось пользоваться не задумываясь.
Александр по книгам и фильмам знал, что большинство представителей высшего сословия Российской Империи получало энциклопедическое образование еще в детские и гимназические годы, а
митрофанушки в их среде встречались довольно редко. Но о подлинном объеме знаний обычного (хотя и принадлежавшего к спецслужбе) кадрового царского офицера, а не ученого какогонибудь или другого рода интеллигента, убедился только на собственной шкуре, пардон, на собственных мозгах. Неглупый и закончивший не последнее в общемто военноучебное заведение, майор Бежецкий – офицер совкового разлива, мягко выражаясь, совсем не смотрелся рядом с блистательным ротмистром Бежецким из “зазеркалья”. Культивируемый в течение десятилетий сонмом российских, советских и снова российских “интеллигентов” образ российских дворян, а в особенности представителей военной касты, как этаких плейбоев аля рюс, учившихся чемунибудь и какнибудь, бойко тараторящих пофранцузски и держащих в голове только лошадей, карты, попойки и “дамс”, рушился на глазах, как карточный домик.
Размышляя над этим парадоксом в минуты редкого досуга, Александр пришел к мысли, что иначе и быть не могло. Наивно было бы предполагать, что российское дворянство, столетиями бывшее опорой не только престола, но и всего Государства Российского, не случись революции, благополучно выродилось бы и повымерло от сибаритства и извращенных излишеств, а ему на смену пришел бы крепкий, здоровый и сметливый мужик от сохи из мечтаний графа Льва Николаевича, русофиловутопистов и иже с ними. Чепуха все это! За рубежом дворянство в конце позапрошлого и особенно в начале прошлого века переживало не меньший кризис, и именно оно своей показной хандрой и прочими прибамбасами заразило фрондерствующую дворянскую молодежь Российской Империи. Однако и до сих пор основные дворянские фамилии Европы отнюдь не оказались выброшенными на свалку истории, как мечтали “прогрессивные деятели”. Чем же хуже мы, русские? Только тем, что мы русские? И то только для “интеллигентов”, вернее известной их части, злобствующей именно по этой причине. Кстати, подавляющее большинство спивавшихся, коловшихся (а также куривших и нюхавших), резавших на этой почве вены и загибавшихся от сифилиса продвинутых русских начала прошлого века происходило тогда именно из разночинцев...
Конечно, крепкий, здоровый и сметливый мужик от сохи, выбившийся в люди, присутствовал в мире ротмистра Бежецкого в значительном количестве и практически во всех общественных институтах – от заштатной земской больницы до тамошнего отряда космонавтов. Выходцы из слоев, не имевших никакого, даже самого отдаленного, отношения к дворянству, руководили концернами, командовали армиями, входили в немалом числе в кабинет министров и, естественно, в Государственную
думу...