— Это ты Тиль, который хотел поговорить про детей тумана?
В холле шумно, голос у Риз негромкий — но мужчина, сидящий на скамейке, поднимает голову:
— Да, я тот самый Тиль. Но я хотел поговорить конкретно про тебя. Слышал, ты в своё время написала немало работ про этот… — он неопределённо машет рукой. — Феномен. Но мне интересно услышать твой личный опыт.
«Надо же, — хмыкает Риз, — и где меня отыскал?» Несколько лет назад, когда туман волшебным образом испарился из лёгких, за ней бегало полгорода: кто просто любопытствовал, а кто жаждал запереть в лаборатории и не выпускать, пока не проведёт все возможные исследования. Но спустя год-два слава — какое счастье! — ушла, и Риз зажила обычной жизнью, счастливой и свободной от кашля, врачей и мыслей о смерти.
И вдруг о встрече попросил некий Тиль. Интересно, чем этого Тиля не устраивают книги, статьи и прочие открытые источники — и кто такой добрый сдал её контакты?
Вчера решила, что небольшой рассказ о себе не истощит до потери пульса. Сегодня, после пяти часовых занятий, хочется завернуться в одеяло, словно гусеница — в кокон, и лежать до утра, превращаясь в полную сил бабочку. Не делиться с неким Тилем своим прошлым, точно нет.
Но разве теперь откажешь? Остаётся надеяться, что колючие поцелуи вечернего воздуха привычно взбодрят.
Риз пожимает плечами:
— Что ж, пойдём? Прогуляемся; может, угостишь меня кофе в качестве оплаты моего времени, — она усмехается, мол, расценивай как шутку. Но Тиль серьёзно кивает:
— Для тебя — что угодно.
Ему настолько надо?..
Мимо проносится стайка детей с задорным: «До свидания!» Риз накидывает пальто и, поманив Тиля за собой, выходит на улицу.
Едва минуло восемь часов, а уже темным-темно — что ты хочешь? Осень! Пятнистые отражения фонарей блестят на мокром асфальте, перемежаясь с прибитыми дождём листьями: красными, жёлтыми и даже зелёными. Риз хулигански пытается поддеть кончиком ботинка один такой лист — увы, безуспешно, — и прячет руки в карманы.
— Какая же часть моего личного опыта тебя интересует?
— Вся. Каждая. В смысле… — Тиль, смущённо откашлявшись, дёргает плечами. — Меня интересуют все подробности, которыми ты сможешь поделиться. Когда поняла, что ты дитя тумана, как жила с этим и… и почему туман ушёл из твоих лёгких.
Вырывается нервный смешок: не ты первый, Тиль, не ты последний, кто хочет узнать, как я так ловко от тумана избавилась!
— Про туман я сразу скажу: понятия не имею. Просто в один прекрасный — действительно прекрасный! — день проснулась и поняла, что дышать удивительно легко.
Чудится, или Тиль разочарованно вздыхает? Но до чего глупо считать, будто она знает, как вылечить детей тумана, и упрямо держит это в секрете!
— А про первые два вопроса… Я, как и многие, такой родилась. Родители ждали меня, но были совсем не готовы, что мои лёгкие будут полны тумана...
Долгие годы Риз не знала другой жизни: без раздирающего горло жуткого кашля, без постоянной беготни по врачам, без приговора, от тяжести которого сутулились плечи, — жить осталось не так долго. Туман кровожаден и не щадит ни обычных людей, ни своих детей. И если первых могут спасти светящие, которые дежурят в туманное время и любого заплутавшего ловят за руку и отводят домой, — то вторых спасать некому.
Риз прочитала всё, что смогла найти о детях тумана, — исследования, биографии, сказки. Никто не знал, зачем туману нужны дети, почему их вообще назвали детьми тумана — и, главное, откуда они берутся. Нет, в сказках были ответы: то туман насильно овладевал женщиной, а та несла от него ребёнка, то женщина, отчаявшись, просила туман о малыше, а туман дарил ей дитя наполовину человеческой, наполовину туманной крови. Но всерьёз в это поверить мог только дурак.
Трудности не останавливали. Риз поступила в университет, все учебные работы посвятила туману и его детям — втайне надеясь, что глубоко-глубоко под пылью веков отыщется позабытый способ вылечиться раз и навсегда… А сама готовилась умирать: дети тумана редко доживали даже до тридцати.
А потом туман, словно напуганный жаждой знаний, бесследно исчез.
Сейчас Риз тридцать пять, кашель донимает её лишь во время простуды, то, что когда-то казалось вечным, превратилось в воспоминания…
— А вот и кофе, — Риз, прервав рассказ, кивает на ларёк. — Купишь мне мятный капучино?
И Тиль безропотно склоняется к окошку.
Какое-то время они идут молча: Риз по глоточку отпивает капучино, Тиль греет руки о свой стаканчик, будто взял за компанию и содержимое его совершенно не интересует. Дома в конце улицы теряются в темноте, лишь пушистый свет фонарей выхватывает окошки, трещины на стенах и заставленные цветами балконы.
— А… что насчёт зова? — откашлявшись, спрашивает Тиль. — Говорят, дети тумана слышат, как туман их зовёт.
— Туман зовёт? — хмурится Риз. — Он не может звать: не настолько разумен. По крайней мере, ни одно исследование не подтвердило разумности тумана — и уж тем более наличия у него голоса.
Тиль дёргает уголком рта в полуулыбке:
— Ну да, конечно. Он не может звать, ты совершенно права.
И оглядывается так нервно и затравленно, словно туман всё это время шёл по пятам и вёл с ним непрерывный диалог.
«Зачем тебе дети тумана? — рвётся с губ. — Почему они тебя так интересуют?» Но Риз качает головой: это не её дело. Хотя, быть может, стоит и понаглеть в ответ на наглость Тиля: надо же было откопать её контакты и уговорить на встречу! Впрочем, согласилась ведь и уже попросила взамен кофе, чего теперь…
Да и достаточно ли рассказала, чтобы наглеть? Так, кусочки позабытого опыта — а такое можно на первом попавшемся сайте прочитать. Ничего не обещала, но как же обидно понять, что твои якобы бесценные знания на практике — лишь пшик.
— Я могу поделиться черновиками учебных работ, — неловко предлагает Риз. — Там всякое из книг, журналов, газет — то, что в финальную версию не вошло.
— Я был бы рад почитать, — улыбается Тиль, и вопреки спокойному тону глаза у него не то что блестят — горят не хуже уличных фонарей.
Допив кофе, Риз лёгким броском отправляет стаканчик в мусорку.
— Тогда напиши в начале следующей недели, договоримся о встрече. А теперь я пойду; а то скоро, сам знаешь, выползет туман.
— Знать бы, откуда он выползает, — вполголоса бормочет Тиль, — тогда бы запросто эту заразу одолели… — И, откашлявшись, кивает: — Спасибо за рассказ и за то, что время выделила. Спишемся.
— Спишемся, — эхом откликается Риз. Провожает взглядом ссутулившегося Тиля и плотнее застёгивает воротник пальто.
А всё-таки зачем ему дети тумана?
Риз встречается с Тилем после выходных, когда он забегает за черновиками работ, копиями газет и журналов, электронными версиями книг — в общем, всем, что Риз находит про туман и его детей. Оставленную в качестве благодарности коробку конфет Риз раздаёт детям на занятии: она не особенно любит сладкое.
В перерывах Риз листает свои же работы, и ни в одной из них нет ничего про зов тумана. Почему Тиль решил, что туман кого-то зовёт? Даже баек таких, кажется, не ходило.
А если как раз Тиля… Нет, какие глупости! Он взрослый разумный человек, он побежал бы к врачу, а не стал раскапывать похожие случаи, стискивая зубы, чтобы не вырвалась жуткая тайна. Чего бояться? Немедленного диагноза и принудительной изоляции? Так давно не клеймят сумасшедшим, толком не разобравшись; и запирают лишь буйных — а Тиль на буйного не похож.
А вдруг врач не сумел помочь? И с коллегами советовался, и столичных специалистов приглашал — но все пожимали плечами: неизвестный науке феномен, человек не сумасшедший, но слышит зов тумана, и какую терапию ни попробуй — безрезультатно.
Тьфу, ну и бред! Случись такое — весь город бы гудел; да что там город — весь мир! И Тиль бы признался — или даже похвастался с печальной усмешкой: у тебя туман из лёгких ушёл, а я уникум, который его слышит, представляешь?
Но Тиль согласился: зов тумана слышать невозможно. Наигранно, с вымученной улыбкой, но всё-таки согласился.
Да и зачем туману, каждую ночь заполняющему город, кого-то звать? Подкрался, вцепился в жертву — и поедай воспоминания, лишай личности, пока дежурный светящий не спугнёт. Это проще, чем заставить человека не только слышать себя, но и слушаться, правда?
Пускай туман неразумен, он умеет обходить светящих; а значит, и охота — не проблема. Но звать… Нет, ерунда какая-то.
Неделю спустя Тиль забегает вернуть копии. Делится, что целыми днями сидит в библиотеке, до ряби в глазах просматривая книги и газеты, и ждёт ответа из столицы: вдруг найдутся редкие материалы? Но пока — ничего сверх описанного в работах Риз. «Кажется, ты в своё время изучила всё, что могла. Это круто, но обидно: неужели не выяснили ни крупицы нового?..»
Пригвоздив смущение каблуком рабочей туфли, Риз всё-таки спрашивает:
— Чем тебя так зацепили дети тумана?
А Тиль, дёрнув уголком рта, пожимает плечами:
— Интересная тема. Загадочная. Почти мистическая — как и всё, что с туманом связано. Почему бы не покопаться?
Столько сил и времени тратить на просто «интересную» тему? А перерыть все возможные источники — это теперь называется «покопаться»? Кому ты врёшь, Тиль? Ведь очевидно, что…
Стоп. Дети тумана редко доживают до тридцати. Тилю на вид сорок — он никак не может…
А вдруг повезло — пусть не освободиться от тумана, но получить лишние пару десятков лет жизни?
Или дитя тумана не Тиль, а его любимый человек, ребёнок, родственник — в общем, кто-то до дрожи близкий? Как тут не сотрясать мир в попытках помочь?..
Но почему он молчит? Стыдится редкого диагноза? Устал от сочувствия? Не видит смысла в пустой болтовне?
Впрочем, это его личное дело; и Риз кивает, уважая право на тайну, хотя ореол этой тайны и манит её, словно лампочка — мотылька.
Что же пытается выяснить Тиль?
А потом Тиль пропадает.
Его с Риз не связывали никакие обязательства, но она привыкла, что пару раз в неделю Тиль забегает поделиться новостями — в основном неутешительными: ничего особенного, всё это слышал и читал, даже из столицы присылают сплошь старьё. «Почему до сих пор не изучили нормально ни детей тумана, ни сам туман? Что за бардак, чем вообще учёные занимаются?»
И вдруг — двухнедельное затишье. Может, он нашёл что-то невообразимо интересное и сутками не выныривает, погружаясь глубже и глубже, чтобы затем ворваться с криком: «Ты только посмотри!» А может, доигрался: сунулся чересчур близко к туману, пытаясь узнать побольше, и туман беззвучно поглотил глупую, неосторожную и невиданно лёгкую добычу.
Риз нет до Тиля никакого дела, они даже толком не знакомы: говорили сплошь про туман да про её прошлое, Тиль о себе ни слова не сказал. Но поедает мозг назойливая мысль: «Напиши и узнай, всё ли в порядке, а если долго отвечать не будет — бей тревогу». Правда, что ли, написать?..
Но в один из поздних вечеров, когда Риз выходит из дома творчества, её хватают за руку. И Риз, вскрикнув и почти лягнув напавшего, с удивлением узнаёт Тиля — осунувшегося, куда более заросшего, чем в последнюю встречу, и в грязном клетчатом шарфе.
— Мне очень нужно поговорить. Я куплю тебе десять стаканов кофе, свожу в ресторан — что угодно! Только выслушай.
— Для начала мог бы не подкрадываться, — огрызается Риз, потирая запястье. — У тебя есть мой номер, в крайнем случае можно было в холле подождать, а не караулить, будто маньяк.
Тиль отстранённо кивает:
— Да, да, я как-то не подумал… — и заходится в лающем кашле. Зачем он здесь? Что взволновало?
Послать бы за такие выходки, но недолго и от любопытства лопнуть. И Риз, вздохнув, предлагает:
— Прогуляемся, как при первой встрече?
Тиль натягивает шарф до подбородка и пристраивается рядом.
— Ты, наверное, уже догадалась…
Он не выглядит возбуждённым новым знанием, но и на съеденного туманом не похож. И Риз хмурится: значит, всё-таки?..
— Я тоже дитя тумана, но не бывшее, как ты. Туман всё ещё в моих лёгких, и мне с каждым днём хуже и хуже, — точно в подтверждение, он отворачивается, хрипло откашливается и продолжает: — А ещё…
— Ты слышишь его зов? — выпаливает Риз и поражается себе: где же привычное смущение?
— Верно, — кивает Тиль, — я слышу его зов. Совсем псих, правда? Поэтому и спрашивал: вдруг где-нибудь писали, что нужно туману от своих детей, зачем он их зовёт? Ну и надеялся, конечно, что дитя тумана, которое выздоровело, подскажет рецепт. Увы.
Значит, глупый Тиль правда верил, что она знает, как всех вылечить? Или это не глупость, а последняя надежда?..
— Возможно, я отпугнула его своим напором, — посмеивается Риз, точно извиняясь, хотя извиняться не за что: обещала разве про лечение рассказать? — Зарывалась в источники, писала работы — вот он и сбежал, не выдержав внимания.
— Напором, говоришь? — задумчиво повторяет Тиль. — Это мне подходит. Значит, пойду на его зов — и пусть трепещет.
Сердце уходит в пятки: как это, в смысле, он что… Нет, он правда пойдёт? Только из-за её слов?
— Эй, не сходи с ума! Тут никаких гарантий! Сгинешь с концами, и дальше что?
Тиль снова закашливается — и поводит плечом:
— Сама видишь, в каком я состоянии; долго ли протяну? Сгинуть в тумане — лучшее решение; а сгинуть, попытавшись найти ответ на давно мучающий вопрос, — решение ещё лучше. И ты ни при чём, я давно это задумал; а твой опыт подарил крошечную надежду: вдруг у меня тоже сработает?
Да он совсем тронулся умом — на такое уповать? Это шанс один на миллион! Как донести, как отговорить?..
А надо ли отговаривать: твоё разве дело, как он будет гробить свою жизнь?
И того, кто давно всё решил, получится ли отговорить?..
— Ты дурак, — Риз зябко обнимает себя за плечи. — Идёшь на верную смерть, надеясь на чудо.
— Я дурак, — соглашается Тиль. — И сделаю по-своему, кто бы ни пытался остановить. А пока я не ушёл вслед за туманом… Хочешь кофе?
Риз берёт любимый мятный капучино — и не чувствует вкуса.
Если Тилю действительно сорок… Дитя тумана, дожившее до сорока, — настоящий феномен! И стоит ли рисковать такой ценной жизнью из-за призрачного шанса узнать чуть больше?
А ценит ли Тиль свою жизнь? Если его каждый день терзали мысли о скорой смерти пополам с кашлем, может, он не боялся раннего ухода, а мечтал о нём?
Тиль надсадно кашляет в шарф, и Риз закусывает губу: она ни за что об этом не спросит.
Они прощаются на том же месте, что и в первую встречу, но теперь Тиль уходит с гордо поднятой головой. Риз глядит ему вслед — и мысленно воет от отчаяния.
А если она видит Тиля в последний раз? Если ночью он уйдёт на зов тумана и не вернётся? Надо было узнать, когда он задумал это сделать; надо было настоять: никаких дуростей, не сходи с ума, давай вместе побегаем по врачам!
Много чего надо было — что остаётся теперь? Не догонять же? Или…
Дёрнув молнию, Риз вытаскивает из кармана телефон: ногами не догонит — зато звонком настигнет!
— Только не этой ночью! Не смей!
Тиль не переспрашивает, мол, о чём ты, и даже не притворяется, что удивился звонку. Отрезает хрипло:
— Это не твоё дело, — и, закашлявшись, кладёт трубку.
Ну что, настояла? Спасла?
Надо было мягче и окольными путями!
А послушал бы Тиль даже самые ласковые и осторожные уговоры?..
Позвонить опять — так ведь сбросит! Написать — промолчит. И что теперь?
Риз сжимает кулаки. Теперь остаётся верить в лучшее: всякое может случиться, вдруг выпадет шанс вернуться живым — или Тиль вовсе не полезет в туман? Ведь не выяснила, сегодня он собрался или выбрал другую ночь.
Завтра утром она позвонит ещё раз — или будет писать, пока не добьётся ответа. Уж на свежую голову подберёт слова, не провалится, как сегодня.
Завтра, она обязательно всё сделает завтра.
Если не будет поздно.
Всю ночь Риз не может заснуть: то в комнате холодно, то одеяло давит раскалённой крышкой вафельницы, то затекает шея, на какой бок ни повернись.
За окном туман заполнил улицы, светящие вышли на дежурство. Быть может, они поймают Тиля, отговорят от безрассудного решения? Или он, дитя тумана, проявит всю передавшуюся по наследству хитрость?
Надо было не звонить — кинуться следом, схватить за рукав, удержать!
Пожалуйста, пускай не сегодня!..
Яростно протерев глаза, Риз садится, нашаривает под кроватью тапочки и уходит варить кофе: если не суждено заснуть, так хоть нервы зальёт.
Интересно, во сколько встаёт Тиль — во сколько можно звонить?..
С первыми лучами солнца наваливается долгожданная ватная сонливость. «Где ж ты раньше была?» — ворчит Риз. Но сегодня, к счастью, выходной, спи сколько влезет.
Закутавшись в одеяло, Риз с удовольствием ныряет в сны — подальше от дрожащих рук и кусачих мыслей про Тиля…
…но её тут же будит звонок в дверь.
Кто это? Почему в такую рань?
Риз выбегает в прихожую — босиком, с колотящимся сердцем — и, едва прильнув к глазку, немедленно отпирает.
Стоящий на пороге Тиль безмятежно улыбается:
— Я дошёл до сердца тумана. Я всё узнал. Сейчас я тебе расскажу.
И с каждым выдохом изо рта у него вырывается облако пара.
Взрослеют ли дети тумана? Сколько в них остаётся человеческого?
Опасен ли нынешний Тиль, у которого туман уже не вмещается в лёгкие?
Но если он что-то узнал и готов рассказать…
Дура, ты что творишь?!
Отмахнувшись, Риз кивает:
— Заходи.
И молится всем ветрам, чтобы не пришлось об этом пожалеть.
Тиль, не разуваясь, проходит в комнату и с шорохом отодвигает штору.
— Посмотри. Внимательно.
За окном — полный золотистого рассвета двор, ничего нового, каждое утро одно и… Погодите-ка.
Сощурившись, Риз рассматривает воздух — чувствуя себя полной дурой, потому что… Где тонкие нити тумана? Каждое утро, пока варился кофе, любовалась, как они тают от прикосновений солнца — истончаясь до толщины иглы, становясь по-стеклянному прозрачными, чтобы несколько мгновений спустя окончательно пропасть.
Что случилось сегодня? Рассвет выдался жарче обычного — в середине-то осени?
А Тиль просто наблюдателен — или как-то причастен к исчезновению тумана? Но как человек — пускай и дитя тумана — может быть причастным?
Риз, обернувшись, хмурится: что за ерунда?
— Тумана больше нет, — торжествующе улыбается Тиль. — Пока лишь в нашем городе, но разве это — не победа?
— В смысле нет? — хлопает глазами Риз.
Если Тиль скажет, что теперь весь туман в его лёгких…
— А вот так! — смеётся Тиль. — Нет, и всё. — И шепчет, склонившись к уху: — Я оказался хитрее; туман привёл меня к своему сердцу — а я его этого сердца лишил. В процессе наглотался, конечно, — ну ты сама видела; но это ерунда, безобидные остатки.
Лишил туман сердца… У тумана есть сердце? Вернее, было; но в других городах всё ещё есть…
А как лишил? Неужели человеку туман одолеть — раз плюнуть, если к сердцу подобраться?
А зачем туман привёл к сердцу? Разве не понимал, что Тиль… Или правда не понимал, уверенный в безграничной власти над своим ребёнком?
Риз потирает виски: слишком много всего свалилось на ватную голову, и не верится до конца, что это — не сон.
— Расскажешь подробнее? И… мы ведь можем поделиться этим знанием с другими?
— Можем, — кивает Тиль, — и непременно поделимся. — Просит: — Сделаешь чаю? Я такой голодный… Всё-таки не следует говорить о важном на пустой желудок.
Прошлёпав босиком в кухню, Риз ставит чайник.
А спящий за окном мир, кажется, даже не чувствует, что уже никогда не будет прежним.
Автор: Ирина Иванова
#сказка #фэнтези #фантастика #фантастический рассказ #рассказы #мистика #чудеса рядом #туман