До конца ХХ в. превалирующей в политической науке, хотя и активно диску: тируемой, являлась точка зрения, в соответствии с которой анализ процессов, происходящих в западном мире, и влияние этих процессов на глобальные транс: формации является основным предметом политологии и мировой политики. На: чиная с XXI в. акцент политических исследований изменился: теперь стержне: вым для следующих десятилетий мирового политического развития становится вопрос о том, смогут ли государства незападного мира построить свои демокра: тические системы открытого социально:политического доступа, какие из круп: ных незападных стран, региональных или великих держав, смогут демонополи: зировать пути перехода к такой системе, впервые реально освоенные в современ: ном нам мире странами Запада, и предложить свои национальные варианты этой системы, а какие будут обречены на бесконечные циклы мобилизаций:стабили: заций, военных противостояний, периодических системных политических кри: зисов и развитие по кругу, без выхода на новый социально:политический и тех: нологический уровень конкурентного развития, но с непременной необходимо: стью оборонять свою «осажденную крепость» от «внутренних и внешних врагов», чтобы объяснять своему населению, почему оно живет хуже, чем другие. Политические и социально:экономические трансформации конца ХХ — на: чала ХХI в. привели к тому, что современный мир вступил в такой новый этап 316 своей эволюции, когда уже отнюдь не исключительно западные страны, как это происходило в XIX и ХХ в., стали определять не только сами параметры этой эволюции, но и научные рамки ее осмысления. В настоящее время, ни у кого не вызывает сомнений тот факт, что любое объяснение современных международ: ных политических и экономических процессов не может считаться полным без анализа их специфики в незападных регионах мира, поскольку именно к этой части земного шара относится большинство участников международной систе: мы: национальных государств—членов международного сообщества. На протя: жении достаточно длительного времени теоретическое осмысление особенно: стей азиатских и африканских регионов с точки зрения сравнительно:политиче: ской перспективы заметно отставало от рассмотрения аналогичных процессов в западном мире, а роль Востока практически не учитывалась, считаясь второсте: пенной, прежде всего с точки зрения влияния на мировую политику, творив: шуюся великими колониальными, а затем великими ядерными державами. Из держав в начале второй половины прошлого века на Востоке им обладала только КНР, демографически огромное, но до 1990:х годов экономически слабо воздействующее на мировую систему государство. Подобная ситуация зачастую приводила к тому, что теоретические подходы, основанные на западных эконо: мических реалиях, логике биполярного противостояния великих ядерных дер: жав, а затем однобокой логике «победителей в холодной войне» автоматически считались применимыми ко всем остальным частям земного шара в полной мере, без их модификации, либо с незначительными, малозначимыми измене: ниями. Такая политика в конечном итоге стала вызывать рост национализма раз: ного рода, как конструктивного, так и деконструктивного и агрессивного, в не: западных сегментах мира, а также существенные искажения на Западе в понима: нии характера политических процессов в незападных регионах мира как «отсталых» и обреченных вечно стремиться вдогонку за великими державами:ли: дерами, что породило соответствующее психологическое и вполне материальное (программы военной модернизации) противодействие. Основная проблематика сегодняшней мировой дискуссии о связи экономи: ческой и политической модернизации и влиянии этих процессов на мировое раз: витие и мировые стратегии держав вращается вокруг двух стержневых гипотез. В соответствии с первой экономический рост сопровождает, а с определенного момента и поддерживает появление устойчивых форм модернизированной поли: тической системы. Экономический рост, основанный на расширении поля эко: номического взаимодействия и взаимосвязанности, укрепляется единством мо: дернизирующихся политических систем. Концепция национального суверените: та трансформируется, предполагая контроль наиболее значимых параметров, а не абсолютно всех экономических, политических и социальных практик. Нацио: нальные государства становятся более открытыми, мир становится все более от: крытым и его поступательное развитие основывается на все большей открыто: сти. В соответствии со второй гипотезой, подсказанной реальной жизнью и сти: хийно озвученной сначала политиками, а затем в разное время политиками, экономистами и политологами, существует обратная причинная связь — для ряда трансформирующихся сообществ «политика может предшествовать эконо: мике»: сначала нужно целенаправленно форсированными темпами модернизи: 317 ровать политические институты, невзирая на сопутствующую форсированную трансформацию национального суверенитета, а затем вследствие этого неизбеж: но ускорится экономическое развитие. В соответствии с этим предположением укрепляющееся политическое единство, основанное на общем понимании ха: рактера и направления мировых политических процессов, неизбежно приведет и к экономическому расцвету. А укрепляющееся политическое единство приведет к снижению национальной конкуренции, что и гармонизирует, в конечном сче: те, трансформируемые национальные суверенитеты2 . Соответственно центральной в мировой стратегии становится проблематика идеальной, то есть наиболее конкурентной модели экономического и политиче: ского устройства, приближения существующих к этой модели и степень допусти: мости региональной / страновой вариативности ключевых параметров. Понятна и прямая связь этих теоретических дискуссий с практикой внутристрановых трансформаций («подталкивание» vs «стабилизация») и их влияние на междуна: родные отношения, мировую политику, практическую дипломатию и выработку внешнеполитической стратегии.