/сюрреалистический рассказ/
«ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В РИМ» - надпись нечастым неоновым пульсом подмаргивала по ночам с нижней орбиты симулятора неба. И днем не выключалась, но уже звала другими красками - сочными, яркими. Такими, чтобы праздно шатающиеся по Земле люди ни на миг не забывали о своих правителях.
Идею с напоминалкой относительно недавно как бы в шутку закинули романтику Маску, - мол, социальная реклама, нам приятно сделаешь, двигая культуру в массы, а сам деньги на свой Марс заработаешь, - он и клюнул. Доставить удовольствие человечеству перед его отвалом на красную планету был его любимый конек. Быстро сварганил партию спутников, пазло-проектор со встроенным таргетированным лингвистом и всего-то делов! Прогоняя в тысячный раз изображение на симуляции, Маск удовлетворенно кивал головой. Зачем таргетированного? Ну, чтобы над каждой страной надпись эта сияла людям на их родном языке.
Маск был твердо уверен, что с языками он хорошо придумал.
- Пусть так и думает, - улыбались сенаторы, выходя с совещания во двор Форума подышать свежим воздухом. – Нам убежденные нужны.
- У-у-у, как не хорошо обманывать юношу, - покачал седой головой один из них. – Мальчик старается, причиняет окружающим добро, а вы…
- А мы просто ему в этом помогаем, - улыбаясь еще шире, дружно развели руки светлейшие. - Не зуди, Патрикей. Ты хоть и старейшина здесь у нас, но сегодня пятница. Расслабься, дорогой.
Ноги привели Патрикея к источнику. Каким-то чудом он сохранился нетронутым посреди старого города. Наверное, потому что был особо не приметен с соседних улочек. Место это дышало теплом и свежестью, и почему-то магнитом притягивало не коренных горожан, а гостей итальянской столицы. Боятонцы топтались тут, на пятачке, как у себя на рынке в базарный день. Везде они, везде их речь. И их вино. Каждый приносил с собой стакан красного и, отпив глоток, выливал остальное в родник, неизменно говоря, что вода должна отнести его любовь домой, и тот расцветет. Почему любовь эти люди связывали именно с вином, сенатор догадывался – перед тем как поселиться в Риме, он с коллегами продолжительное время изучали Землю… оттуда, из космоса. Но почему боятонцы не сами несли свое нежное отношение родной стране, а доверяли его посреднику, - этого Патрикей пока понять не мог.
И снова и снова приходил сюда, чтобы изучить этот загадочный для него народ, так похожий на итальянцев, но так на них не похожий.
- Базил, ты слышал? Этот странный Маск хочет опутать интернетом всю планету.
- Не мучай голову, Петрикэ. У нас его номер не пройдет.
- Это почему же?
- А ты что, не знаешь? Да у нас такой же мечтатель имеется. Написал ему письмо, в Боятон позвал, сказал, что мы лучшие, и у нас всем будет хорошо…
- И что?
- И то! Тот даже не читал. Ну, не странный ли? Мы же действительно лучшие, как можно это не понять? Мы ему за нашего устроим обструкцию!
Патрикей отделился от стены, к которой ненадолго прислонился, чтобы не мешать разговору этих двоих, и, кивнув мужчинам, подошел к роднику со стаканом, предварительно наполнив его из припасенной для этого случая фляжки. Отпил глоток, остальное вылил в источник, приговаривая:
- Неси вода мое вино к дому этих замечательных людей, и пусть там будет прогресс и расцвет!
Базил с Петром переглянулись и, слегка пожав плечами, отошли в сторону.
- Ты видел это, как и я? Чужак хочет стать боятонцем. Нет, ну, точно, мы – особенные. Идем, Петрикэ, у меня для тебя тоже новость есть. Ты знаешь…
Они ушли.
Едва затих звук голосов, в голове сенатора мелькнула мысль, что хорошо бы ему лично посмотреть на их страну, чтобы понять, наконец, чем она так хороша и удивительна. Он, хоть, и изучал планету, но, похоже, что-то упустил из внимания. Тем более, пятница. Тем более, там у них кто-то их Маску писал.
Он оглянулся по сторонам, убедился, что вокруг ни души, вынул из кармана брюк небольшой коробок, достал из него спичку, зажег, поднял огонь на уровень глаз и… исчез.
- Эй, дядя. Тебе плохо? – детский голос спрашивал его сквозь струю воды, лившуюся на Патрикея из домашнего чайника.
- Где я? – отводя руку с чайником от своего лица и пытаясь подняться, прохрипел сенатор.
- Лежи, не волнуйся. Ты, наверное, выпил лишнего. Вчера был храм села, не мудрено. Уже третьего после праздника нахожу в траве и бужу. На тебя все похожи. Братья что ли?
- Где я? – Патрикей встал. – Почему братья?
- Так похожи вы. Одно лицо, - мальчик лет семи, загорелый и темноволосый, босой, в спортивных брюках и замызганной футболке, осмотрел мужчину с головы до ног и добавил. – И одежда у них такая же, как у тебя. С искоркой. Вы артисты что ли?
- Мальчик, ты можешь ответить на вопрос? – максимально вежливо извлек из себя Патрикей.
Хотя, наверное, не совсем вежливо, потому что мальчишка попятился от него на пару шагов.
- Не артисты. Какие вы артисты без гитары? Клоуны что ли?
- МАЛЬЧИК!
- В Боятоне ты, дядя. Пить надо меньше, - ребенок повернулся и, укоризненно качая головой, пошел вдоль дороги. – Точно, клоуны.
«Откуда еще два меня взялись?» - Патрикей вышел за околицу села и поднялся на холм. Тот был хоть и не особенно высоким, но обзор местности давал приличный. Вдали виднелся город, справа был лесок, а за спиной – Патрикей оглянулся, - простирались поля подсолнечника. «Красиво цветет», - одобрительно кивнул он желтым полям и вернулся взглядом к зеленому лесу. Что-то было в нем, что тянуло Патрикея именно туда. Точнее, тянуло и в город, но в лесок зов души чувствовался сильнее. Еще слегка не твердым шагом он направился в сторону деревьев.
- Долго же тебя носит, - после часа бесцельных хождений по лесу он услышал возле себя свой голос.
Патрикей обернулся. Рядом с ним стоял такой же, как он сам, в такой же одежде седовласый мужчина.
- Но, но, - осадил тот пришедшего, когда он потянулся к карману. – Это лишнее. Ты же не хочешь убить себя, дорогой?
Патрикей отрицательно помотал головой. Его визави опустился на траву, жестом приглашая его сесть рядом.
- Вот и славно. Присядь, я тебе ягод набрал, пока ждал.
- Волчьих? – он недоверчиво покосился на угощение.
Лесной Патрикей рассмеялся.
- Точно зануда. Вот как я такой до седых волос дожил? Слава Вселенной, тут все занудство оказалось у тебя.
- Что значит «оказалось»? Ты кто? – взгляд Патрикея сельского не сбавлял настороженности.
- Ну, не хочешь садиться, стой столбом. Кто я? Я – это ты. И есть еще третий «я», который тоже ты, но тот в городе сейчас. Вся любознательность досталась ему. Пошел осваивать пространство…
- Пространство? – эхом повторил Патрикей.
- Ну да. Трехмерное пространство, дорогой. X, Y и Z. Мы же в точке, куда сходятся пространственные оси этого бедного мира. Поэтому нас и стало трое. Еще хорошо, что на атомы не разложило. Мы ж тут чужаки. Помнишь тех двоих у родника в Риме? Они сразу раскусили, что ты не свой. И я, который ты, тоже. И тот, что в городе… Кстати, надо к нему, чтобы взрыва не случилось.
- Взрыва?!
- Ну, или еще чего-то. Мы же точке нуля, на перекрестке путей. Это для местных тут нормальная жизнь, хоть и с прибабахами, а для нас… даже и не знаю. Я же говорил. Забыл что ли?
Это «что ли» живо напомнило недавнего мальчишку с чайником, Патрикей подозрительно посмотрел на своего компаньона, но ничего не сказал. Только подбородком мотнул в сторону города. И рукой махнул туда же.
- Значит, в город, - лесной Патрикей бросил в рот последнюю горсть ягод и встал, отряхивая одежду от травинок и муравьев.
То, что они в полном нуле, стало понятно, едва они пересекли городскую черту. Никакой логики не было ни в постройках, ни в улицах. Улицы петляли, словно их начертили калеки в бреду. Можно было долго идти, переходя с одной на другую, а потом непонятно как выйти в исходную точку. Просто тупик! А климат? Южный, влажный, камнем давящий грудь, в добавлении к которому все вокруг было отстроено из бетона и стекла, и это вкупе создавало ощущение огромной жаровни и линзы для адского пламени. Как здесь выживают люди? Без зелени. Пекло! Оба Патрикея, намастив на головах тюрбаны и обмахиваясь веерами, словно патриции из непонятно какого века, нарочито медленно шли по городу в белых объемных тогах, стараясь попусту не расходовать энергию, но все равно это не спасало их от душегубки. Пот лился градом. Жара-а-а…
Они остановились на мосту перевести дыхание.
- Ну, вот, кто так строит? Такой хилый ручеек внизу, - сказал один из сенаторов, в сотый раз вытирая лицо посеревшим уже платком, - и такой мощный над ним мост. Еще одна несуразица, добавляющая печаль.
- Печаль – это то, что от некогда полноводной реки остался лишь усохший хребет. Местные эту реку раньше называли Быком, такая в ней была силища. А сейчас едва ли Бычком кличут, - около них, онемевших от неожиданности, неизвестно откуда возник третий Патрикей и взял каждого под локоть. – Не вырывайтесь, дорогие, идите со мной в тень. Тут сейчас светопреставление начнется.
И, правда, только они спрятались в тени ближайших зданий, к реке начали выходить люди. Точнее, выползать, едва передвигая ноги от палящего солнца и общего городского зноя. Высохшие как скелеты и аморфные как сомнамбулы. Люди, молча, выстраивались рядами вдоль речных берегов в ожидании чего-то. Стояли, качаясь… минут десять. Потом по команде какого-то длинного дружно вынули из карманов и сумок небольшие пустые емкости и разом протянули их к реке.
- И тут стаканы? – удивился сельский Патрикей. – В Риме же…
- Тсс, смотри.
Бычок удивительным образом начал расширяться, подниматься. Так, словно скрюченный хребет, выпрямляясь, стал обрастать мясом и оформляться в полноводного Быка. Даже воды из обычных обернулись в кровавые.
- Кровь?! – снова не сдержался сельский Патрикей.
Но ему не успел ответить его городской визави, потому что местные дружно кинулись зачерпывать в стаканы красную речную воду и пить ее, пить. До дна. После чего хором смачно крякнули и… оба Патрикея, сельский с лесным, от неожиданной силы их голосов чуть не выронили веера.
- ВАМПИРЫ?
Городской Патрикей рассмеялся.
- Это вино.
- ВИНО?! Откуда?
- Да что вы все время спрашивайте? Дальше смотрите.
А дальше было вообще непонятное.
Хиляки-люди начали выпрямляться, округляться, тела их помолодели, стали гибкими и мускулистыми, а волосы на головах обрели цвет и объем. И вдоль берегов, где они в процессе жадного пития своего роняли винные капли, вырастала та самая недостающая городу зелень. Деревья и кусты в мгновение ока поднимались большими и пышными, трава из выжженной на солнцепеке оказывалась сочного цвета, и цветы расцветали широкой палитрой на зазеленевших полянах.
- Чудеса! – в голос удивились оба Патрикея, лесной и сельский.
- А то! – улыбнулся им городской. – Я эту картину уже неделю наблюдаю.
- Как неделю? Мы же только сегодня тут очутились, - Патрикеи разом повернулись к своему третьему «я».
- Это вы так думаете, что так думаете. А на самом деле все не так. Не-де-лю! Именно столько я здесь уже зависаю.
Патрикеи переглянулись. Если объяснить их троицу один из них смог, то, вот, сдвижки по времени притом, что все они одинаковые… как-то непонятно это.
- В городе время явно идет быстрее, чем в селе, - сказал сельский Патрикей и повернулся к городскому. – Дорогой, раз ты из нас тут самый опытный оказался, сам-то ты понял, почему так случилось?
- Ты про нас или про них? – городской кивнул головой в сторону местных жителей.
- Да хотелось бы услышать всю информацию, что ты насобирал. Кстати, а еда тут есть? Проголодался я что-то.
- И я, - подал голос лесной их собрат.
- И еда, и ночлег – все есть. Ночью тут пир на весь мир обычно, а утром снова здорово! Опять выжженный солнцем и бетоном город и хиляки со стариками. И так каждый день. Идемте за мной.
Единственное спокойное место в ночном городе оказалось в его центре - Кафедральный собор. Он же был и единственным гармонично построенным зданием из всех, что они видели по пути к нему. Прихватив еду - брынзу, хлеб, окорок, овощи и вино - с расставленных вдоль дорог и накрытых к пиршеству столов, троица Патрикеев зашла внутрь собора.
- Вообще-то, здесь есть нельзя, но, думаю, их Бог простит нам этот грех. Ешьте. Тут же на лавках, что стоят вдоль стен, спать будем. Ешьте молча.
- Почему молча? – с полным ртом немедля спросил Патрикей из села. Он очень проголодался за этот насыщенный событиями день.
- Потому что местные придут на голос, и будут заставлять тебя с ними танцевать. А танцуют они так, словно уже все дела своей жизни поделали, и теперь им осталось лишь веселиться и плясать. Это страшно. Я не выдерживаю их скоростей. Отчаянно танцуют боятонцы!
- А днем… едва таскают ноги…
- Да, доходяги. Зато видел, как любовь их рода помогает им обрести себя? Как преображает? Ты вспомнил римский родник… Таких родников по планете уйма. И все, кто уехал отсюда, шлют сюда с водой свою любовь. Не возвращаются – сами видели, города тут сплошные аномалии, - но не забывают.
- Лучше бы приехали и выстроили страну заново, - прошептал лесной Патрикей, настороженно прислушиваясь к пьяным крикам за стенами собора.
- Тсс. Ешьте.
Ночь прошла в бессонном состоянии. Уличная гульба горожан периодически перерастала в драку, крики смешивались с поцелуями и перемежались смехом и музыкой. «Как они живут в таком аду?» - думал каждый из сенаторов, ворочаясь с бока на бок на своих лавках. – «С этим надо что-то делать! Что-то делать… надо…».
Лишь под утро уснули.
Проснувшись, сельский Патрикей расслабленно лежал и слушал чьи-то негромкие шаги по зданию, в нос к нему залетел аромат горелой серы… Спички! Он быстро встал и тут же сел обратно на лавку. По храму ходил тот самый босоногий мальчуган, что накануне облил его водой из чайника. Зажигал его, - Патрикей вывернул пустой карман, - спичками свечи перед какими-то изображениями в рамах и что-то бормотал себе под нос.
- Мальчик, детям огонь не игрушка. Отдай коробок, - стараясь не напугать мальца, он жестом подозвал его к себе. – Не бойся, я тебя ругать не буду. Просто отдай его мне, и всем будет хорошо.
- Конечно, хорошо, - не прерывая занятия, мальчик бросил ему через плечо. – В городе ни у кого нет огня, а у тебя целый коробок припрятан. Иконам свет нужен. Не знаешь, что ли?
- А людям не нужен? – Патрикей опешил от взрослых речей мальчика.
- Этим? - мальчишка кинул брезгливый взгляд в сторону улицы. – Этим уже нет, не нужен. Хотя… может тут и остался кто-то разумный. Если остался, сюда придет. Домой.
- В собор?!
- Ну, не в цирк же. Он у них каждую ночь бесплатно и без ограничений имеется. Иди лучше умойся, дядя. А я пока работу доделаю.
Патрикей обежал взглядом помещение - умыться можно было лишь из бака с водой, что скромно стоял в углу. И кружечка рядом с ним на гвоздике висела, веревкой к баку привязанная, видимо, чтобы не унесли. Патрикей пошел туда, умыл лицо, потом снова зачерпнул из бака воду и выпил ее.
Тепло как-то стало внутри. И храм уже не казался ему бездушной постройкой. Из-за лиц, наверное, что мальчишка подсветил свечами. Сосредоточенные, не здешние. В таких же ободках-тюрбанах, что и у него вчера на голове наворочен был. Из ткани с искоркой… Патрикей подошел ближе к иконостасу и похолодел.
Да тут все! Все его коллеги-сенаторы, и он стоит во главе. Старейшина…
Патрикей бросился расталкивать спящих товарищей.
- Ах, что б вам! Просыпайтесь, братики! Святая троица, е-мое. А ну, подъем, - не в силах их растолкать, гаркнул он во весь голос. Так, что колокол под куполом заходил ходуном. Бом, бом, бом…
- Что это? – мальчик присел от громкого звона.
- Сюда идите, сони. Что видите? – подтащил Патрикей обоих сенаторов к стене с иконами. – Сюда смотрите. Кого вы тут видите?!
В дверь храма начали стучать с улицы.
- Ну, вот, докричались. Бежать надо, - мальчик протянул руку к ближайшей свече, чтобы погасить ее.
- Не сметь! – неожиданным фальцетом крикнул ему Патрикей из села. – И коробок верни!
- Жадина, - мальчишка бросил в него коробок и юркнул куда-то в заднюю дверь.
- На огонь смотрите, братики, на огонь, - сенатор водил горящей спичкой перед глазами каждого из своих «я». Раз! Два!! Три…
Дверь собора раскрылась от напора стучавших в нее.
- Ты видел это, как и я? Чужак хочет стать боятонцем. Нет, ну, точно, мы – особенные. Идем, Петрикэ, у меня для тебя тоже новость есть. Ты знаешь…
Патрикей стоял рядом с родником и слушал звук удаляющихся от него голосов. «Я снова я?» - он старался не делать резких движений и, смочив ладонь в роднике, провел ею, мокрой, по лицу. «Один?» - оглянулся по сторонам.
Убедившись, что вокруг ни души, и он снова он в одном лице, Патрикей выдохнул. «Какая-то закольцовка времени. Что это было со мной? И было ли?» - чуть трясущимися руками он нащупал в кармане коробок, достал его, открыл и пересчитал спички. Их явно было меньше, чем утром, когда он клал его в карман.
«Значит не сон! Неужели мы ошиблись с дислокацией? И надо было не в Рим, а туда? Раз мы все там у них на стене висим… портретами светим… но без огня. Может, поэтому все и уезжают оттуда, что мы не там?».
Патрикей задумчиво шел обратно к Форуму.
На одной из улочек ему встретился сияющий Маск, видимо придумал что-то новенькое. Тот, и правда, порывался рассказать ему новую идею, но сенатор жестом остановил его.
- Послушай, дорогой, ты там рекламу для нас готовишь для запуска из космоса.
Маск подтверждающе кивнул.
- Есть небольшое изменение. Надпись надо немного поправить.
- Но у меня уже все готово. Спутники на низком старте, лингвист настроен.
- Перенастроить надо. Надпись нужно исправить…
- Много править? – уже серьезно спросил Маск, вынимая из кармана блокнот для записи и карандаш.
- Одно слово всего. Но оно важное. Напишешь «ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В БОЯТОН», я за правку доплачу из своего кармана.
- Миллион! - тут же сориентировался Маск.
- Дам три, - ухмыльнулся Патрикей, вспомнив, как из одного себя он стал тремя копиями. – По миллиону за каждую гласную. Подходит?
Маск широко улыбнулся, кивнул.
- Вот и славно. Работай, дорогой.
А в это время мальчуган лет семи, загорелый и темноволосый, босой, в спортивных брюках и замызганной футболке осторожно выглянул из-за иконостаса Кафедрального собора. Никого. Он прошел немного вперед и осмотрелся. Бак со святой водой стоял на месте, кружечку только унесли. И лавки забрали. Но сами иконы, - мальчишка пробежал по ним быстрым взглядом, - были на месте.
- Главное - не тронули. Это хорошо!
Он достал из-за пазухи коробок спичек, зажег свечи перед образами и подмигнул осветившимся ликам.
- Еще немного так повисите, потом краску с вас смою. Сами собой снова станете. Глупый, все-таки, этот главный у них. Его же трое стало тут у нас, значит и коробков тоже три должно быть. Один я ему вернул, но два-то других остались у меня. Надолго хватит. Седой простачок, хоть и Патрикей. А знаете что? Напишу-ка я их Маску письмо. Пусть приезжает к нам, и всех наших вернет домой…
Он пошарил за ближайшей к себе иконой ладонью, достал оттуда лист бумаги, карандаш и, послюнявив его, старательно вывел: «Год две тысячи двадцать пятый, август, планета Земля. Дорогой Маск! Приезжай в Боятон. Мы – лучшие, у нас всем будет хорошо».
Патрикей шел по улице и улыбался. Тепло, спокойно на душе. Сенаторы все еще толпились во дворе Форума.
- О, старейшина! Быстро ты, однако, - завидев Патрикея, сказал кто-то из них. - Хоть отдохнул?
Он пожал плечами.
- Быстро что ли?..
© Елена Раду
09.09.2021, Кишинев.