Георадар и другое приготовленное для экспедиции оборудование и имущество заняли почти все пространство багажного отсека и заднего ряда сидений прокатного синего с белым верхом понтомобиля.
Веденеев захлопнул заднюю дверку внедорожника и, вжимая под моросящим дождем голову в плечи, заскочил на водительское место.
Автомобиль, дрыкнув стартером, легко завелся. Стеклоочистители смахнули с лобового стекла россыпь мелких капелек.
- Вот все у тебя, Вить, не так, как у людей, а как-то, с подвывертом, что ли. – Пробурчал находившийся уже в салоне автомобиля Рябоконь, водя туда-сюда глазами синхронно движению стеклоочистителей. - Где ты это чудовище отрыл с тремя дворниками и распашонками вместо нормальных автомобильных дверей, выпендрежник. Водку взял?
Вопрос поставил Виктора в тупик, и он недоуменно посмотрел на приятеля.
- Шучу! Рули, давай! – Разрядил внезапно возникшее напряжение Валерий и, чуть опустив электромеханическим приводом спинку своего сиденья, развалился в удобном кожаном кресле. – Заправиться не забудь. А то, высохнешь где-нибудь на полдороги, придется толкать твою корову до самой Старицы. А она весит, наверное, как тот ледокол «Ленин».
Виктор скосился на топливный датчик и мысленно поблагодарил приятеля за ненапрасное предостережение.
- Ишь ты, растекся по креслу, как растаявшее мороженное. – Вместо благодарности, сказал Веденеев, подхватив шутливый тон компаньона. – Ты еще ноги в окно высуни. – Добавил он, отправляя автомобиль в движение.
- А что, идея хорошая. Так, пожалуй, и сделаю… за городом…. Хотя нет, не буду. А то еще кто-нибудь засмотрится на эту красоту, улетит в кювет и разобьется… насмерть, а мне потом всю жизнь переживать придется. А я переживать не люблю. Вот, не люблю. Не люблю, и все тут…
Рябоконь явно пребывал в приподнятом настроении, а потому и молол всякий бред безостановочно. Получалось это у него весело и смешно. К тому моменту, когда автомобиль, улучив момент, вырулил на улицу Советская (одну из главных магистральных улиц Твери) и влился в транспортный поток, эта веселость передалась и Веденееву.
- Не, ну ты погляди, раскарячился как геморрой! Весь проход загородил. – Иронично возмутился Виктор, видя как автомобили его ряда, замигав оранжевыми сигналами поворота, предпринимают попытки перестроиться левее и объехать серый видавший виды минивэн с включенной аварийной сигнализацией. Полу проснувшиеся водители транспортных средств в эти еще довольно ранние часы поголовно опаздывали и все спешили к своим рабочим местам, а потому были неуступчивы, невнимательны и крайне раздражительны. Автомобильный поток то и дело взрывался негодующим гудением клаксонов, сильно смахивающим на лай деревенских собак. Перестроить машину в левый ряд и объехать это неожиданное препятствие Веденееву удалось тоже не без труда и риска столкновения с другими автомобилями.
Как только «Тойота» Веденеева миновала не к месту оказавшийся на дороге минивэн, аварийка на нем погасла, и замигал фонарь левого поворота – знак начала движения. Микроавтобус резко взял с места и втиснулся в транспортный поток пятью автомобилями сзади внедорожника приятелей, вынудив других участников движения прибегнуть к экстренному торможению и вызвав очередной всплеск негодующих клаксонных воплей.
Спустя некоторое время трафик вновь замедлился. Теперь затруднение движения было вызвано наличием в потоке учебного автомобиля. Ни Виктор, ни Валерий не удержались, чтобы не заглянуть в его салон, когда в момент обгона это стало возможным. Рябоконь бросил взгляд через боковое окно, Веденеев – в зеркало заднего вида. На водительском месте в напряженной позе, лицом почти касаясь руля, сидела очень молоденькая раскрасневшаяся от волнения девушка, рядом – усатый инструктор средних лет, судя по его не к месту выпяченной груди, желавший казаться подопечной гением водительского искусства.
- Елки палки. Нашли же, когда упражняться в вождении. – Посетовал Веденеев. – А ты этого гоголя видел. Сидит себе, такой, весь из себя важный, светится гордостью за себя, как начищенный сапог.
- Ага, и воняет, наверное, точно так же гадко. Типа: «Кто так тебя ездить учил?», «Не бросай педаль сцепления!», «В зеркало кто за тебя глядеть будет, Пушкин?». – Поддержал приятеля Рябоконь. – Слушай, Вить, а че все на Пушкина ссылаются? Ни на Лермонтова, ни на Толстого, или там Достоевского, а именно на Пушкина.
Переход к «Пушкину» Веденеев не поддержал.
- Я, Валер, прям, вижу, как этот водитель «от бога» (они любят так о себе думать) ведет себя с ней нарочито грубо, с высоты своего наставнического статуса, а сам, не отрываясь, косит на ее декольте и голые коленки.
- Ишь ты! Видит он, Олег ты наш вещий.
- Ну, уж точно, что не Олег. – Проговорил Веденеев, направляя автомобиль к повороту на заправочную станцию.
- Ага. Значит, эпитет «вещий» у тебя возражений не вызывает, скромный ты наш. – Поймал его в специально сооруженную словесную ловушку Валерий.
Оба приятеля засмеялись опять.
Пока экипаж внедорожника, продолжая обмениваться шутками и колкостями, пребывал на заправочной станции, незамеченный им серый микроавтобус, сбросив скорость лишь на мгновение, проехал мимо поворота на заправку. Через двести метров он остановился на обочине дороги. Огни аварийной сигнализации замигали на нем вновь, а вылезший из его салона человек, потянувшись, стал прилаживать насос к переднему колесу минивэна.
- О, смотри-ка, опять он. – Кивнул Веденеев на стоящий микроавтобус, когда их «Тойота», покинув заправку, проехала мимо него. – Что-то с колесом, похоже. Бедолага. Второй уже раз на «аварийку» встает. – Посочувствовал Виктор.
Рябоконь же, явно заинтересовавшись, стал вдруг серьезен. Он нагнулся почти к самому лобовому стеклу и еще долго наблюдал в зеркало заднего вида за черным автомобилем. Валерий сумел заметить, как его водитель суетливо отсоединил насос от колеса, запрыгнул в салон, выключил «аврийку». Микроавтобус резко с пробуксовкой стартанул и впихнулся в транспортный поток семью автомобилями сзади внедорожника.
Веденеев заметил резкую перемену настроения своего компаньона и Валерий поделился с ним возникшими опасениями.
- Прибавь-ка газку, Вить. Посмотрим на его реакцию.
На этот маневр микроавтобус никак не прореагировал и, в результате, скоро пропал из вида. Несмотря на это, весь остальной отрезок пути до Старицы Валерий оставался крайне серьезен, и предложил Виктору перед въездом в город сделать остановку для проверки.
Дождь за время поездки трансформировался сначала в морось, а потом и вовсе прекратился. Тучи, посторонившись, пропустили к земле первые лучи солнечного света, который, играя в каплях влаги, густо рассыпанных по траве и листьям, накинул поверх растительности покрывало из прозрачной серебристой органзы.
Сразу за очередным дорожным поворотом в поле зрения появилась расположенная на возвышенности церковь. Она стреляла в глаза участников дорожного движения отблесками отраженного от позолоченных куполов яркого солнечного света, как будто сам бог через это предупреждал водителей об опасности и напоминал о возможности еще раз обратиться к себе за помощью и заступничеством.
Пока Веденеев останавливал внедорожник, который сполз с асфальтового полотна и зашуршал колесами по придорожной гравийной окантовке, Валерий воспользовался намеком Всевышнего и трижды перекрестился на церковь, после чего перевел взгляд на строенную иконку, прикрепленную поверх приборной панели автомобиля – непременный, теперь, атрибут автомобильного интерьера и спросил:
- Вить, а ты в бога веришь?
Вопрос застал Веденеева, когда он потянулся к ключу зажигания. То ли удивившись ему, то ли от его неожиданности, Виктор, заглушив двигатель, озадаченно посмотрел на компаньона. Валерий встретил недоуменный взгляд с совершенно серьезным выражением лица.
В воздухе повисла пауза. Рябоконь терпеливо ждал, провожая взглядом каждый из автомобилей, что проскакивали мимо них в направлении города.
Веденеев избегал отвечать на этот всегда одинаковый вопрос. Уклонялся не потому, что испытывал сомнения или пребывал в неопределенности. Нет, он давно определился в своем отношении к богу. Не потому, что этот вопрос вторгается в самую интимную среду человеческого бытия, хотя считал, что это именно так и есть; и не потому, что боялся осуждения, понимая, однако, что его ответ может вызвать у спрашивающего и такую реакцию. Но потому, что человек, задающий этот простой, с его точки зрения, вопрос, как правило, ожидает такого же короткого, лаконичного и однозначного ответа: «да» или «нет». А именно такого ответа у Виктора и не было. Его ответ был другим. Он шел к своему ответу, много и вдумчиво читая, переосмысливая полученную информацию, по нескольку раз возвращаясь к одним и тем же аспектам этого, такого короткого по форме, но такого значимого для мироощущения, вопроса.
- Я допускаю его существование. – Аккуратно выложил Виктор первый камень своей конструкции понимания и снова посмотрел на Валерия. По его взгляду Веденеев понял, что Рябоконь ждет пояснений. Нет, не ждет даже. Скорее, демонстрирует свою готовность выслушать пояснения собеседника.
- Я исхожу из принципа, что любая версия допустима, если не доказано обратное. Наука, в наше время уже довольно продвинутая, не смогла доказать ни наличие Бога, ни опровергнуть его существование. Более того, она добралась, например, до того, что вселенная бесконечна, но при этом не смогла до сих пор понять, что есть эта бесконечность. Необъяснимыми с точки зрения классической физики остаются антиматерия, телепатия, ретроспективная память и много чего еще. В этом необъятном непознанном пространстве из бесконечности, вечности, иных измерений, черных дыр и прочего есть и, видимо, всегда будет оставаться неисчерпаемо место для поддержания гипотезы о существовании высшего разума.
Таким образом, оба предположения одинаково допустимы, и ни к одному из них нет оснований относиться уничижительно.
Теперь, что касается: «веришь – не веришь». Общепринято считать, что недостаточно просто допускать существование высшего разума, в него надо обязательно верить. Я думаю, что эта дилемма навязана искусственно.
Ну, в самом деле, наука, например, пока не нашла ответа, есть ли жизнь во вселенной.
- Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на марсе, это науке неизвестно. Наука пока еще не в курсе дела. – Не удержался Рябоконь, чтобы не процитировать эпизод из «Карнавальной ночи», комично размахивая руками, подражая Филиппову, но, почувствовав, что сделал это не к месту, осекся. - Извини, продолжай. – Валерий поднял руки вверх.
- Ну, так вот, кто-то склоняется к тому, что есть, кто-то – что нет. Но никому, ведь, на ум не приходит требовать в обязательном порядке, верить, что внеземная жизнь существует. – Виктор сделал небольшую паузу и, не дождавшись от собеседника никакой реакции, ответил себе сам. - Нет. Не требует.
Вопрос о вере в бога в столь категоричной форме поставлен Ветхим Заветом, где кто-то от его имени сформировал известные десять заповедей, из которых первая, то есть самая главная, нарушение которой является, следовательно, самым страшным грехом, касается исключительно веры. Помнишь? «Я Господь, Бог твой… да не будет у тебя других богов перед лицом моим». Ничего не напоминает?
Рябоконь недоуменно пожал плечами.
- А помнишь, когда Советский Союз кончался, все тогдашние «Райкины» внезапно прозрели и только самый ленивый из них не стебался над лозунгами типа: «Слава КПСС» или «Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза», и, в общем-то, справедливо, надо сказать, стебался. Трудно не согласиться с тем, что славить самого себя и желать самому себе здравия, по меньшей мере, не скромно, а со стороны выглядит так и вовсе глупо.
А разве первая заповедь, которую я тебе только что процитировал – не то же самое? А она, ведь, в табеле о рангах стоит гораздо выше чем «не убивай», «не кради», «не блуди», «не клевещи».
А вот тебе цитата из второй заповеди: «…Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои».
Таким образом, провозглашается формула: Не убивай, не кради, не блуди (иными словами – соблюдай моральные нормы) под страхом наказания. Эта формула предполагает, что только из-за страха человек способен поступать морально. Она пропитана уничижительным отношением к человеку, давно и неоднократно опровергнута.
Ну, сам подумай, если признать ее правоту, значит – признать то, что вне христианского мира не существует морали. Совершенно очевидно, что это не так. Или взять хотя бы наш Российский атеистический период. Ведь, не смотря на уменьшение влияния Церкви на общественные отношения, добро и зло местами не поменялись, и нравственные принципы из заповедей и Нагорной проповеди перекочевали в «Моральный кодекс строителей коммунизма».
В Новом Завете эта формула дополнена тезисом о том, что Бог выше праведника ценит раскаявшегося грешника. Убивай, кради, блуди, но… верь; и Церковь предоставит тебе возможность раскаяться и спастись.
Ход гениальный, с точки зрения маркетинга, обеспечивающий чрезвычайную популярность посреднической функции Церкви между человеком и Господом, а через нее (популярность) дорогу к власти ее настоятелям; но разрушительный, с точки зрения утверждения в обществе моральных норм и нравственных принципов.
Поэтому, повторюсь. Я допускаю существование Бога, если под этим словом понимается какой-то высший разум, но при этом, конечно же, не являюсь приверженцем ни одной из существующих религий. – Виктор посмотрел на часы. – Слушай, полчаса уже стоим.
Рябоконь тоже уронил взор на левое запястье, потом, еще раз посмотрев в зеркало заднего вида, резюмировал. – Нет. Ну, что ж, будем надеяться, что беспокойство было напрасным. Поехали?
…
Веденеев и Рябоконь оказались в кромешной тьме, когда вышли за пределы досягаемости, расположенной над входной дверью в их временное пристанище, тусклой лампочки. Плотная сплошная, без проплешин и изъянов, облачность, не пропускала на землю свет звездного неба и отчаянно сопротивлялась наступлению рассвета. Он приходил сегодня явно с опозданием и медленнее обычного.
Что за интересное и загадочное время – рассвет! Сначала меняется цвет окружающего пространства от абсолютно черного к молочно серому. Потом, какие-то его участки становятся чуть светлее, и все вокруг начинает видеться грязной запятнанной простынею. Границы между более светлыми участками и зонами потемнее еще совершенно размыты и еле угадываются. Чуть позже они начинают конкретизироваться и человеческое воображение, независимо от желания его обладателя, принимается дорисовывать эти серые кляксы до вполне определенных и понятных мозгу визуальных образов. Удивительно бывает вдруг понять, что то, что только что виделось деревом, оказывается огородным пугалом. Оторопь берет, когда вдруг начинает двигаться то, что секунду назад представлялось кустом, а обернулось соседской собакой, которая, разбуженная, спросонья кидается на тебя с лаем, заставляя сердце безудержно колотиться.
Утренняя прохлада, не прохлада даже (прохлада – это что-то комфортное), рассветный холод через оголенные участки тела: ладони рук и шею, пренеприятно пробирался под одежду, отвоевывая у тепла все большие и большие площади кожного покрова.
В это утро он не только ощущался, но и был видимым. Холод тонкой, почти прозрачной, серебряной пленкой лежал поверх полей и полянок, клубами густого пара вырывался при дыхании изо рта и носа.
Густая высокая трава под тяжестью, толи утренней росы, толи ночного обильного дождя нависала над лесной дорожкой. Каждый шаг по этой тропинке, взрывался фонтаном брызг от сбитой резиновыми сапогами с травы влаги. Ноги утопали в размякшей от ежедневных дождей коричневой глине, противно хлюпали при движении и, время от времени, проскальзывали. Глина прилипала к сапогам, и они становились тяжелее буквально с каждым шагом. Идти в этой отяжелевшей обуви было невероятно неудобно и трудно.
Но, свет таки прогнал прочь ночной мрак, а мужчины приблизились к тому месту, где вчера из-за сильного дождя прервали свои геолокационные работы.
Валерий, взявший на себя роль оператора, принялся монтировать оборудование. Виктор, с помощью мерной ленты определял расположение места начала следующего этапа работ, рассчитанного исследователями вчера вечером.
Когда из находящегося неподалеку лесочка до них долетел чей-то голос, оба товарища прервали свои занятия и, распрямившись и переглянувшись между собой, с недоумением уставились в направлении источника звука.
- Ты куда прешь, потаскуха, как будто тебе Билан на коньках приснился? ... Все вы, шалавы, одинаковые…. Чуть зазевался… все…тут же налево… ноги до колен сотрешь, пока догонишь…. – Звук хлесткого удара заставил приятелей переглянуться вновь.
Валерий недоуменно пожал плечами. – Бьет – значит любит. – Неуверенно предложил он первую пришедшую в голову версию.
Изысканный монолог тем временем продолжился.
- Мамаша твоя такая же была стервь. Яблочко от вишенки недалеко падает. Только нового ебаря почувствует – все! Ночь – полночь, день – полдень – все едино. С фонарем не сыщешь, пока не натешится.
Доносившийся из лесочка текст странно не соответствовал интонации его произношения. В ней не было ни ненависти, ни злости, ни обиды. Однако звук удара послышался вновь.
- Все ваше племя такое, бабское. – Перешел к обобщающим сентенциям невидимый приближающийся голос. - Все вы бабы потаскухи и стервы. Нихера от вас благодарности не дождешься. Одна – налево, остальные – за ней. Ну, куда ты? Куда ты?! Куда?!! Шалава ты рыжая. Куда тебя налево потянуло? Дороги тебе что, мало? Мадьмуазель недоебанная.
Каждое из этих «куда» долетало до слуха товарищей вместе со звуком удара. С последним из них на поляну вышла … корова. Потом другая, третья…. Секунду спустя, из леса появился пастух.
- Ну, нет, ты меня сегодня что, доконать решила. Прямо идти – никак. - Он снял с плеча кнут, размахнулся и щелкнул кончиком хлыста рядом с коровой, которая, и правда, была полностью рыжей, и, теперь, действительно, стала удаляться влево от основного стада животных.
Приятели переглянулись опять и… обрушились в неудержимый, заставляющий их сгибаться чуть ли не пополам, хохот, чем привлекли к себе внимание красноречивого пастуха. Тот оборвал свой насыщенный ненормативной лексикой монолог на полуслове, остановился и посмотрел на заливающихся смехом людей. Не поняв, видимо, причины их странной веселости, он недоуменно пожал плечами и вернулся к своей работе. Скидывая с плеча черный кнут, он выстрелил в воздух еще одну словесную очередь, заметив, что рыжая корова снова начала отклоняться от курса движения стада.
Веденеев и Рябоконь начавшие было успокаиваться, разразились новым приступом смеха.
Внезапно Виктору показалось, что где-то за спиной слышится еще чей-то смех. Он обернулся и окинул взглядом пространство вплоть до кромки леса, но никого не увидел. Прислушался. Ничего, кроме пастуха и Валерия, больше слышно не было. Наверное, эхо или, просто, показалось. Веденеев вновь покатился со смеху.
Отборный мат пастуха и отрывистые кашляющие звуки хохочущих людей гулким эхом отражались от стены из густого мрачного ельника и смешивались межу собой в какой-то неестественный, почти потусторонний пугающий рокот.
Виктор вдруг почувствовал страх (страх яркий, до холодка в желудке) и погасил в себе, показавшийся ему бесовским, хохот. Минуту спустя, стирая с лица слезы, перестал ржать и «Конь», хотя улыбка на его лице сохранялась еще очень и очень долго.
- Ого, гляди-ка, следы! – Отсмеявшись, с каким-то непонятным Виктору воодушевлением в голосе, воскликнул Рябоконь. – Свежие. Утрешние. Иначе ночной дождь смыл бы их. Это точно.
Веденеев без особого интереса посмотрел под ноги и увидел вереницу следов. Рябоконь, тем временем, напротив, присел на корточки и принялся разглядывать довольно отчетливые звериные отпечатки.
- Барсук. – Безапелляционно резюмировал он.
- Валер, вот, тебе делать не хер? Прости за выражение. – Раздраженно бросил Виктор. – Дел – непочатый край. Да и дождь, видимо, - Веденеев посмотрел в небо – будет.
- Не скажи, дружище. – Назидательно и, даже, с укоризною заметил «Конь».
- Барсук, очень часто устраивает свои логова в пещерах, и он редко отходит от норы больше, чем на два-три километра. Более того, свои родовые гнезда барсуки передают из поколения в поколение. Короче. Если здесь есть барсук, - Валерий ткнул пальцем в вереницу звериных следов - то его логово, вероятнее всего в пещере…. И он нас к ней приведет. Будьте уверены. – Оптимистично (по мнению Веденеева – излишне оптимистично) заявил «Конь».
- И ты уверен, что это следы именно барсука, и, что ты сможешь по его следам найти его логово? – С явно слышимым недоверием в голосе, спросил Виктор.
- Ну, вот смотри. – Отпечаток пятки почти круглый. Пальцев – пять. Четыре из них почти одинаковые толстые и короткие и плотно прижаты друг к другу. Пятый – чуть в сторону, поэтому его отпечаток менее отчетливый. Здесь – Валерий указал на один из следов – когти длинные, слегка затупленные на концах. Это отпечаток передних лап. Они – главный инструмент у барсука для охоты и устройства нор и, поэтому развиты больше, чем задние. На задних лапах ногти короче… значительно. – Следопыт несколько раз перевел взгляд с одних следов на другие и обратно, сравнивая отпечатки. – Раза в три.
- Барсук…. Вне всяких сомнений, барсук. – Уверяя, сказал Валерий. Правда, кого он уверял, то ли Виктора, то ли самого себя, со стороны понять было трудно.
- Его кто-то пуганул. Вот здесь, - он снова ткнул пальцем в следы – задние лапы он ставит поверх передних. Это – отличительная особенность его бега. Вообще, барсук – не пугливое животное. Он предпочитает обороняться от хищников, даже таких свирепых, как волков. – Рассказывал Валерий, продвигаясь вдоль барсучьего следа, который пока шел прямо по мокрой от дождя лесной тропинке и был по этой причине виден превосходно. – Чаше всего, он дает врагу отпор, прижавшись задом к дереву или, на худой конец, к густому кусту. Ага. Смотри. Здесь он уже перешел на спокойный шаг. Задние лапы не покрывают передних, а отстоят от них на некотором удалении. А здесь… он свернул с тропинки в лес…. – Валерий распрямился и, внимательно осмотрев прилегающую территорию, уверенно шагнул в густую придорожную траву. Оставляя за собой широкий след помятой травы, он пробирался к опушке леса.
Оттуда, какое-то время, побродив взад-вперед, он окликнул Веденеева. Повинуясь этому оклику, Виктор, через доходящую до пояса противно мокрую траву, с решимостью ледокола стал пробираться в направлении Рябоконя.
- Вот, Вить, смотри сюда. – Сказал «Конь», когда промокший едва ли не насквозь Виктор добрался до своего приятеля. - Вот видишь, здесь трава немного примята. – Виктор смотрел в том направлении, куда, присев на корточки, рукой указывал «Конь», но, как не старался, увидеть каких бы то ни было отчетливых признаков наличия в траве барсучьей тропинки не мог. В недоумении он перевел взгляд на инструктора, стараясь по выражению лица понять, не подшучивает ли Валерий над ним. Рябоконь заметил его замешательство и терпеливо и снисходительно продолжил объяснять. - Если хорошенько приглядеться, можно увидеть V-образную колею. Да согни колени, присядь. Стоишь как телеграфный столб. – Досадливо выпалил «Конь».
Веденеев повиновался отданному инструктором распоряжению и присел на корточки. Из этого положения проложенная зверьками в траве колея действительно угадывалась, хотя и не так отчетливо, как об этом можно было подумать, слушая Валерия.
В запале своего объяснения следопыт, не поднимая своей пятой точки, гусиным шагом в несколько движений переместился к краю поросшего густой травой участка. Дальше начиналась большая круговая проплешина, из самого центра которой, ввысь уходил ствол громадной ели.
- О, видишь? Здесь тропа видна еще отчетливей.
Виктор внимательно осмотрел свободное от травы пространство под елью. Здесь барсучья дорожка действительно была хорошо различима.
- Я правильно понимаю, что у корня дерева одна тропинка разделяется на две?
- Правильно. Правильно. – В голосе Валерия были слышны нотки удовлетворения. Также как и минутой раньше, не поднимаясь во весь рост, на полусогнутых ногах он прополз половину периметра еловой проплешины. На ее противоположной стороне он наконец распрямился и, сделав несколько движений корпусом, чтобы размять затекшую спину, резюмировал. – Нам туда. – Показал он рукой на один из следов.
- Точно? – Поинтересовался Веденеев.
- Положись на охотника с тридцатилетним стажем. – Не удержался, чтобы не побахвалиться Рябоконь.
Валерий продолжил продвигаться по понятным ему ориентирам по барсучьей тропе. Виктор шел следом. Метров через тридцать, может чуть больше, «Конь» указал на какой-то старый трухлявый пень.
- Вот, тоже его отметины. Кроме всего прочего, барсуки не отказывают себе в удовольствии полакомиться личинками насекомых, коих, понятно, больше всего в старой мертвой древесине.
Виктор посмотрел на пень.
- Ну, да… Пень…. Пень, как пень…. Старый…. – Пробурчал он себе под нос, внутренне смирившись с тем, что наука звериного следопыта ему также недоступна, как понимание принципа действия адронного коллайдера. – Как я.
Валерий по мере продвижения вперед продолжал указывать ему на какие-то участки перекопанной листвы, небольшие лунки в земле, которые, по его словам, были оставлены барсуком. Виктор перестал даже пытаться вникнуть в подробности его пояснений, полностью доверившись охотничьему опыту и профессионализму «Коня», и, как оказалось, не напрасно.
- «Але». – Заявил Валерий, разведя руки в стороны, на манер цирковых артистов, и с довольным видом кивком головы указал на склон небольшого холма. Там, на равном удалении от вершины и подножия росла сосна.
В песчаном грунте у корней этой крупной сосны барсук вырыл углубление, по своей форме напоминающее воронку, из самой нижней точки которой черным зрачком глядела небольшая круглая дыра. От этой дыры, служившей для семьи барсуков входом-выходом, на поверхность шел желоб, по обе стороны которого были насыпи из смеси песка и полуистлевшей травы.
- Это, когда барсуки чистят свое логово, они вытаскивают излишки песка и старую подстилку гнезда и сваливают их кучками вдоль своей входной тропинки по обе стороны от нее. – Не без удовольствия, продолжил Валерий демонстрировать свои обширные знания о жизни барсучьего племени.
Мужчины поднялись к норе. Валерий, продолжая пребывать в образе победителя, скинул свой рюкзак и извлек из него нечто, смахивающее на аккумуляторный шуруповерт с длинным шлангом впереди и монитором на рукояти.
- Че за хрень? – Поинтересовался Веденеев.
- Семен Семеныч! – Валерий снова прибег к шутливо укоризненной интонации. – Это – эндоскоп. – Он в учительской манере поднял вверх указательный палец. – Эндоскопия. Слышал?
- Ну, это какая-то мерзкая процедура для диагностики заболеваний желудка.
- Это такая же байда, только не для медицинских, а технических целей. Ну, например, в канализацию заглянуть или еще в какое-нибудь труднодоступное место.
В нашем случае – в нору.
- Ишь, ты. – Восхитился Веденеев.
- Тока, вот, не знаю, хватит ли длины шланга.
- А сколько там?
- Полтора метра. Ладно, давай вот, что сделаем. Передай мне лопатку. Попробуем расширить отверстие в норе так, чтобы можно было просунуть руку с эндоскопом. Метр – рука, полтора – шланг. Два с половиной. Должно хватить.
В пылу охотничьего азарта Валерий делал все сам, быстро и уверенно. Взяв у Виктора складную лопатку, он привел ее в рабочее положение и принялся копать. Песчаный грунт поддавался легко. Не прошло и десяти минут, как Валерий расширил входное отверстие норы до нужных размеров. Возвратив лопату напарнику, он включил питание эндоскопа, на экране монитора которого возникло изображение, передаваемое с расположенной на конце одновременно гибкого и упругого шланга камеры. Чтобы продемонстрировать напарнику принцип действия этого устройства, «Конь» развернул эндоскоп монитором к Валерию, и, взявшись рукой за конец шланга, стал направлять камеру на разные элементы окружающей обстановки. Веденеев смотрел на экран и видел, как на нем сначала отобразились корни сосны, потом - наполовину торчащий из песка осколок известняка, затем – ставший теперь квадратным вход в барсучью нору, а в завершение этой демонстрации - физиономия приятеля с высунутым языком и оскаленными зубами.
Этот неожиданный маневр камерой, заставил Веденеева вздрогнуть, что здорово позабавило Рябоконя.
- Ну, что ж, приступим. – Скомандовал сам себе Валерий и начал просовывать «глаз» эндоскопа в нору.
- Барсук тебе руку то не отхватит? – Поинтересовался Веденеев.
- Надеюсь, что нет. – Рябоконь засунул руку с эндоскопом так глубоко, как это было возможно, а голову склонил к самому плечу, чтобы иметь возможность видеть экран монитора. – Думаю, что он убрался подальше от входа. Барсуки, как правило, устраивают под землей целые городища. Свалить у них всегда есть куда. – Продолжал говорить «Конь», производя с эндоскопом какие-то манипуляции.
Тут Виктор, который испытывал какой-то неприятный осадок после недавней безобидной, в общем-то, шутки Валерия, решил отплатить ему той же монетой. Выждав момент, когда Рябоконь замолчал, полностью сосредоточившись на управлении эндоскопом, Веденеев внезапно схватил его за руку, сопроводив это действие громким возгласом. «Конь» дернулся, и больно ударился головой об один из выпирающих из песка корней.
Рябоконь выматерился и, набирая в легкие воздуха, наполненными гневом газами посмотрел на Виктора.
- Один – один. – Пожав плечами, с невинным «Вициновским» выражением лица произнес Веденеев, в душе, правда, уже сожалея о содеянном.
Это сбило огонь ярости, воспылавший было в груди Рябоконя, а, спустя мгновение, и вовсе потушило его. Валерий выдохнул, так и не произнеся ни слова, потер ушибленное место, примирительно улыбнулся и полез в нору опять. И вдруг, снова, заматерился и резко отпрянул, ударившись, как и минуту назад, тем же местом о тот же самый сосновый корень.
Веденеев, вытаращив от удивления глаза, смотрел на Рябоконя, который, бросив эндоскоп и кривясь от боли, гневно топал ногами и энергично тер рукой ушибленное место.
- Барсук, сука, на камеру кинулся. – Объяснил свою реакцию «Конь», когда острая боль от удара головой о корень немного отступила.
- Ну, вот. А ты говоришь – свалил! – С искренним состраданием в голосе сказал Веденеев.
На этот раз Рябоконю потребовалось гораздо больше времени, чтобы успокоиться. Еще долго он нервно бродил туда-сюда около входа в логово, не скупясь на выражения, костерил животное, прежде чем вернулся, наконец, к прерванному занятию.
- Ну, что. Похоже, и, правда, пещера. – Высовываясь из норы, подвел итог осмотра Рябоконь. - Слева в метре от входа – барсучья лежка. Но, зверя, кажется, нет. Видимо, ушел все-таки, вглубь пещеры. Она идет, если я правильно понимаю, вниз под небольшим углом. – Усевшись на песок и, смотря на Виктора снизу-вверх, сказал Валерий.
…
Расчистить вход в пещеру до таких размеров, которые позволили бы проникнуть авантюристам внутрь ее и протащить туда все необходимое для подземного исследования имущество, самым габаритным из которого был, несомненно, георадар, оказалось вовсе не просто. Мощные корни сосны, которые, как прочная тюремная решетка, загораживали проход, гадко амортизировали, когда мужчины пытались перерубить их топором, а пилу, по той же самой причине, постоянно заклинивало. Кроме того, сразу за корнями был довольно крупный камень, что тоже сильно осложняло работу.
- Слушай, каменюка то какая здоровенная! – Сказал Рябоконь, вытаскивая из норы метровый обрубок толстого соснового корня. – Его, пади, специально сюда водрузили, вход загородить. Давно, пожалуй. Сосна камень корнями успела оплести. Барсук - хитрюга у самого основания булыжника ход прорыл. Теперь вопрос. Что будем делать? Руками нам камень точно не спихнуть. – Валерий отбросил корягу в сторону и посмотрел на Виктора. – Варианта, на самом деле, два. – Продолжил он развивать свою мысль. – Выдернуть его при помощи лебедки, ну, или пытаться обойти его с одной из сторон. – Тут Рябоконь вскинул брови, озаренный новой мыслью. - Кстати, не факт, что в этом случае мы не наткнемся на какое-либо иное препятствие. Так, что по всему выходит, что вариант остается только один – сдернуть каменюку лебедкой. Давай так. Ты дуй к машине и отправляйся в город. – «Конь» мельком взглянул на свои наручные часы, хотя то, что рабочий день уже в полном разгаре и все магазины давно работают, было, пожалуй, понятно и без этого. – Прикупи пару цепей, ну, или тросов и возвращайся. А я, пока, под основанием камня прокоп сделаю, чтобы его можно было надежно опутать цепью.
Рябоконь полностью перехватил инициативу, взяв на себя функции единоначальника. С серьезным лицом, весь погруженный в решение стоявшей перед ним задачи, он не удосужился даже поинтересоваться мнением своего компаньона. Веденеев давно не был в роли подчиненного, и такое поведение приятеля его несколько покоробило. Однако, осмыслив ситуацию, Виктор был вынужден внутренне согласиться с тем, что «Конь» принял верное решение, может быть даже – единственно верное. Это – во-первых. Во-вторых: состояние подчиненного имело и некоторые вполне конкретные плюсы. Это освобождало его от необходимости напрягать мозг для участия в выработке решения и снимало всякую ответственность в случае неуспеха.
- Слушаюсь и повинуюсь, мой белый господин. – Сказал он, улыбнувшись. – Понял. Принял. Приступил к исполнению.
Валерий, никак не ожидая подобной реакции, не сразу понял, чем она была вызвана, и посмотрел в сторону Виктора с недоумением. Но тот уже быстрыми шагами удалялся в направлении их жилища.
…
Внедорожник Веденеева, то подминая под себя густую растительность, то подскакивая на кочках, то проваливаясь колесами в ямы и углубления, лавируя между стволами деревьев, преодолел-таки участок бездорожья и медленно дополз до места раскопа.
Виктор выбрался из машины и, к своему удивлению, ни в норе, ни поблизости не обнаружил Валерия. Он осмотрелся в попытке наткнуться взглядом на что-нибудь, что навело бы его на мысль о том, куда мог запропаститься его компаньон. Тщетно. Не желая гадать и надеясь, что скоро все само собой прояснится, Веденеев задумался над тем, куда надо поставить автомобиль, чтобы эффективно задействовать его лебедку. Метрах в тридцати, прямо напротив норы стояла еще одна довольно могучая сосна.
- Автомобиль правильнее всего разместить на прямой линии где-нибудь между лазом в пещеру и деревом. Тогда машину можно будет заякорить за сосну, обеспечив этим ее устойчивость. – Размышляя, Виктор подошел к обрубку корня, чтобы отбросить его с траектории предполагаемого маневра, но, наклонившись к коряге, заметил на ней какие-то пятна. В надежде, что навеянная этими пятнами ассоциация ошибочна, он коснулся самого крупного из них указательным пальцем. На пальце была кровь. Вне всяких сомнений – кровь. Внимательнее осмотрев полянку в непосредственной близости к обрубку, Веденеев увидел, что и на траве и на земле тоже – кровь.
Предчувствие беды овладело Виктором сразу и всецело, повергло его в ужас.
- Конь... – Заорал он что есть мочи. И это был не столько зов, сколько вопль отчаянья.
…
- Че ты орешь как бык зареченский? – Валерий появился из-за зарослей малинника.
Веденеев смотрел на него, но в его взгляде читалось полное непонимание сути происходящего. Чувство, что случилось что-то страшное и непоправимое, овладело Виктором настолько глубоко, что не оставило места и тени надежды на какой бы то ни было положительный исход. И теперь, рухнувшее в бездну отчаянья, сознание отказывалось верить глазам. Вид выходящего из-за дерева Валерия молотком обрушился на его отчаянье, ледяной коркой сковавшее сознание. Оно раскололось от этого неожиданного удара на куски, но исчезло вовсе. Осколки таяли постепенно, медленно. Также медленно и постепенно возвращалась к Виктору способность адекватно воспринимать окружающую действительность.
– И так голова гудит. Не удивлюсь, если сотрясение. – Через весь лоб Рябоконя ярко красной полосой шла ссадина, из обеих ноздрей торчала какая-то зеленовато бурая субстанция. – Корень съамортизировал. Пилить надоело. Я решил, что отломлю. Отжал его от себя насколько смог. Он – ни в какую, даже не хрустнул. С потных рук соскользнул и по роже – бац. На лбу – синячище, из носа – кровища. Жесть. – Ерничая сам над собой, как будто в попытке наказать себя за безалаберность, объяснял Валерий. - Пошел, вот, подорожник нашел, намял и в нос. Должен подействовать. Че ты пялишься на меня, как на приведение? – Не выдержал удивленного взгляда Веденеева Валерий. – Цепи привез?
Только теперь, Виктор, все еще сидевший на корточках рядом с обрубком соснового корня, поднялся в полный рост. Он не стал делиться с Валерием своими недавними переживаниями, понимая теперь, что они во многом были безосновательны, и, испытывая по этому поводу некоторую неловкость и даже стыд. Чтобы скрыть это свое состояние, он отбросил подальше в кусты окровавленный обрубок, подошел в машине и выгрузил из ее багажника купленные в городе цепи.
- Машину ставь туда. – Снова взяв на себя руководство работами, Рябоконь указал рукой именно на то самое место, которое чуть раньше для себя определил и Веденеев. – Лебедкой – к норе, кормой - к той сосне.
Веденеев подогнал автомобиль к сосне. Он петлей обмотал вокруг ее ствола автомобильный трос, конец которого надежно прицепил к фаркопу машины. Рябоконь, тем временем, опутал цепями камень.