Последнее время в нашей киноиндустрии появилось много фантастических фильмов связанных с перемещением во времени. Особенно эта тема касается Великой отечественной войны. « Мы из будущего», «Туман», « Разлом» и т д и т.п. История искажается, когда власть захватывают оккупанты. Молодому поколению хочется знать, чтобы было, если бы было не так, как было. Мне недавно попал в руки сценарий интересного и неожиданного поворота событий. Здесь из прошлого армейское подразделение попадает в наше время. Предлагаю отрывок из этого сценария читателю.
(Фильм первый)
Действующие лица:
Твердохлебов Василий Степанович - бывший командир штрафбата
Головачев Андрей Сергеевич – вновь назначенный командир штрафбата
Глымов Антип Петрович – командир роты штрафбата
Шилкин Сергей Викторович – командир роты штрафбата
Шустров Алексей (Стира) – боец штрафбата, вор , картежник
Менделеев Тимофей Александрович (Отец Михаил) – священнослужитель
Лыков Илья Григорьевич – генерал –майор штаба армейского корпуса
Харченко - майор особого отдела
Шлыков - гармонист
Гуков Николай (Гук) – боец нового пополнения
Гапеев Владимир ( Гопа) - боец нового пополнения.
Лапин Юра (Лапа) - боец нового пополнения
Вовка Пукин (Пука) - боец нового пополнения, человек ниоткуда
На следующий день после возвращения Твердохлебова из особого отдела , Глымов, позвал наиболее сознательных и здравомыслящих бойцов и командиров подразделений в блиндаж на свое неуставное совещание.
- Вот, что я вам скажу, - начал Глымов, - наш командир Твердохлебов вернулся оттуда, откуда не возвращаются. Как майору Харченко не удалось его сломать и расстрелять, в голове не укладывается. Нам назначили нового командира, но мы с ним в бой не ходили, чай не пили, поэтому командир для нас остается прежний. Скажи свое мнение на этот счет Василий Степанович.
- Не время рассказывать, - сказал Твердохлебов, - сейчас речь не о том. В штабе армии знают про немецкий подземный склад, откуда вы таскаете спиртное, сигареты и продовольствие. Мало того, генерал Лыков отдал приказ отправить Харченко с загранотрядом, чтобы пресечь разграбление материальных ценностей.
- Какое разграбление? Это боевые трофеи. Нас кормят раз в месяц. Они что, хотят чтобы у нас совсем пупок к позвоночнику прилип? - сказал Шилкин.
- Не выйдет, - произнес Глымов, - уйдем всем батальоном в подземелье.
- Предлагаешь нажраться от пуза перед смертью, - сказал Твердохлебов.
- А нам, что впереди смерть, что сзади, - ответил Глымов, - ты думаешь, если тебя выпустили, так сразу справедливость восторжествовала. Как бы, не так. Ты сейчас просто пушечное мясо. Если немцы не убьют, то краснопузые точно укокошат.
-Нам, что трахать подтаскивать, что траханных оттаскивать, - загоготал Шустров.
- Кстати, - сказал Глымов, - Стира на этом складе потайной ход обнаружил.
- Шустров, - сказал Твердохлебов, - что там еще за ход? Куда ведет?
- Точно не скажу, - ответил Шустров, - с виду широкий и просторный. Две телеги с кобылами разъедутся. Я метров триста прошел по нему. Дальше побоялся. Лампы на потолке замигали, я и вернулся.
- Решай командир, сказал Глымов, - ты на своей шкуре испытал любовь органов безопасности и командования. Когда нагрянет Харченко со своими карателями, козлов опущения сразу найдут по любому поводу. К примеру, посчитают сколько банок немецкой тушенки мы съели и выставят счет. Падем смертью храбрых, как враги продовольственной службы Красной армии, или произведем разведку боем. Кто знает, что мы в этом тоннеле обнаружим. Может еще и наградят.
- Наградят, пулей в зад, - срифмовал Шустров.
- А как же Головачев, назначенный командир? - спросил Твердохлебов.
- Не будем его испытывать и подставлять, - ответил Глымов, - пусть остается в окопах с группой прикрытия.
- Так, - сказал Твердохлебов, - если идти, то немедленно. Отправить к объекту группу разведки. Оставить минимум часовых на позициях. Остальные подразделения, в полной выкладке, с оружием, боеприпасами и вещмешками следом скрытно перебазируются на склад. С собой обязательно фонари и любые осветительные приборы.
- А мешки под продовольствие, - встрял Шустров.
- В обязательном порядке, - продолжил Твердохлебов, - если успеем до подхода спецотряда НКВД, то вынесенные продукты складируем у нас в окопах и блиндажах. Скажем, что старались для всей армии. В любом случае каждый боец доложен набрать в свой вещмешок как можно больше запаса продовольствия.
Твердохлебов с частью личного состава штрафбата отправился по тоннелю, вход в который показал Алексей Шустров. Пока бойцы заходили в тоннель, Стира, по своему обыкновению набил карманы и вещмешок бутылками рома, сигаретами и банками с тушенкой. Глымов, с оставшейся частью бойцов, затаривался продовольствием.
Все рухнуло с появлением Харченко. Он ворвался в помещение склада и сразу закричал: - Попались, сволочи, всех расстреляю. Без суда и следствия по законам военного времени. Мерзавцы! Никакой пощады! Где Твердохлебов? К стенке всех.
- Угомонись, - спокойно сказал Глымов, - че за словесный понос?
- Что ты сказал, - выпучив глаза еще громче закричал Харченко, - да я тебя, прямо сейчас…
- Ну что ты меня? - произнес Глымов и без замаха ткнул ему ствол автомата в живот.
Харченко что - то вякнул и сполз на пол. Вместе с Харченко заскочили несколько нквдэшников. Их тут же разоружили.
- Закрыть двери, - приказал Глымов, - завалить ящиками и разбежаться по сторонам. Сдуру еще начнут стрелять. Не возьмут во внимание, что Харченко здесь. Связать его вместе с подручными. Двери на прицел. Огонь открывать только в крайнем случае. Шлыков, быстро в туннель, найди Твердохлебова, объясни обстановку.
Твердохлебов не успел отойти далеко по тоннелю, поэтому появился быстро. Ему было одного взгляда достаточно, чтобы оценить ситуацию.
- Да, натворили, - -только и смог он произнести.
- Натворил вот он, - сказал Глымов, показав на связанного Харченко, - еще немного, тут сейчас кровь ручьем бы текла. Этим кровопийцам за счастье нас на тот свет отправить.
- Сейчас или потом, - продолжал Твердохлебов, - их уже не остановить. Выход у нас один двигаться вперед по тоннелю, а там будь, что будет.
- Ну а с этими что делать, - снова указал рукой Глымов на Харченко и его команду.
- Ничего, - ответил Твердохлебов, - рано или поздно их свои освободят. Двигаемся по тоннелю. Куда - то же он должен вывести. Пусть каждый возьмет ящик тушенки, или галет. Никакого спиртного. Шустрова в авангард. Антип Петрович подстрахуй его. Могут быть любые неожиданности.
Штрафбат в полутьме продвигался по тоннелю. Освещение лишь временами загоралось и гасло. Очевидно, замыкала проводка, или, что более вероятно, разрядились аккумуляторы. Искать помещение, где стоят генераторы, времени не было. Впереди шел неугомонный Стира. Временами он прикладывался к бутылке. Человек он был нежадный и компанейский. Пить и рассуждать мог и один, но кто - то же должен был его слушать. Стира подобрал себе напарника из нового пополнения. Колька Гуков был чуть выше Стиры и с виду поприличнее, но по сути своей являлся такой же бесшабашной пьянью. Отхлебнув по - глотку они еще более энергично продолжали путь. Гук первый заметил, что – то неладное и непонятное. Впереди проход полностью перегораживало переливающееся пятно. Что - то наподобие стеклянной стены, за которой бушевало штормовое море. Гук в недоумении остановился. Потрогал. Без особых усилий руки проходили внутрь. Скира также обшарил преграду. Казалось густой липкий дым сконденсировался и сформировался в подобие студня.
- Вот фрицы проклятые, - сиплым голосом сказал Стира, - опять какую - то пакость подготовили. Сщас я им задам жару.
Он допил бутылку рома и швырнул ее вперед. Не раздалось ни звука. Стена поглотила бутылку, не оставив даже следа на поверхности.
-Значит так, да, - забормотал Скира – сейчас я вам устрою веселую жизнь.
Он вытащил из подсумка гранату и собрался метнуть, но подоспевший Глымов предотвратил бросок.
- Спокуха, - сказал он, - проверим сначала что это такое и с чем его едят. Окунуться слабо?
- Мне слабо, - заблажил Скира,- а ну по глотку и вперед. Петрович, ты со мной выпьешь.
- Без базара, - ответил Глымов, - давай, что там у тебя в заначке.
Распив на троих бутылку рома, авангард дружно шагнул вперед. Через какое – то время из стены наполовину высунулся Стира. Осмотрев подошедших штрафников, он сказал:
- Что зенки вылупили, дымовой завесы не видели. Без паники. Заходи по одному.
Один за другим бойцы шагнули в неведомое. А что было терять. Они и так каждый день готовы были кануть в неизвестность под ураганным огнем пуль и снарядов.
Метров двадцать пять - тридцать штрафники проходили через вязкую голубоватую субстанцию. Какой - то странный туман сгущался и расплывался. Дальше продолжался тот же тоннель. Тот, да не тот. Освещения на стенах и потолке не было. На креплениях болтались остатки срезанных проводов. Сам тоннель был гораздо шире и выше. Не две телеги, по выражению Стиры, а две машины могли разъехаться при встречном движении. Шли с лампами и фонарями еще с полкилометра. Туннель через систему коридоров с заваренными кое – где металлическими дверями по бокам вывел в большой подземный зал. Три стены зала были отделены от центра стеклянными перегородками. За ними стояли столы. Похоже было на какой – то пункт управления. На центральной площадке было достаточно места для всего штрафбата.
-Вот это зал, - сказал Шлыков, - так и хочется развернуть гармонь и танцы устроить.
- Будем считать это помещение местом общего сбора, - сказал Твердохлебов - командирам рот проверить численность состава, рассмотреть варианты размещения в комнатах и боковых ответвлениях. Быть в боеготовности. Осмотреться, выяснить, где мы находимся.
- Находимся мы на третьем этаже подземного бункера, - сказал появившийся из темноты, Глымов, - сколько под нами этажей мы еще не разведали. Имеется три выхода. Большие металлические двери. Все заварено электросваркой. На самом верху помещение с вентиляционными отверстиями. Можно попытаться выбраться через них. Сколько этажей внизу еще не проверили.
- Шилкин, - позвал командира второй роты Твердохлебов, - отправь взвод бойцов осмотреть все, что под нами. Сделать план каждого этажа. Отвечаешь здесь за порядок в мое отсутствие. Я с Глымовым наверх.
В верхнем помещении, Твердохлебов с Глымовым расчистили вентиляционные отверстия. Через них удалось кое – что рассмотреть. Вентиляционная шахта возвышалась над большим холмом. Было понятно по густой траве, без малейшего признака кустов и деревьев, что это верхушка бункера. Вокруг был лес, дальше до самого горизонта виднелись зеленые и желтые поля. Твердохлебов долго смотрел в бинокль. Потом передал бинокль Глымову и сказал:
- Посмотри. Понять не могу, что такое. Нетронутые поля. Похоже кукурузные и пшеничные. Ни дыма, ни воронок от снарядов. Все ухоженное. Как - то подозрительно тихо.
- Василий Степанович, - сказал Глымов , посмотрев в бинокль, - а ведь у нас не сажают столько кукурузы. И еще, ты заметил вдали автостраду. Движения почти нет. Иногда проскакивают какие - то маленькие машинки к бело – голубому строению с навесом. Покрутятся там, постоят и уезжают.
- Да, я обратил внимание, - ответил Твердохлебов, - думаю это пункт заправки. Все как - то необычно. Надо сделать разведку, выяснить, что тут происходит? Что - то немцы приготовили. Какой - то маскарад и камуфляж. Вот только с какой целью?
Спустившись на пункт сбора, Твердохлебов провел совещание. Шилкин доложил, что внизу еще два этажа. Много комнат с разобранным непонятным оборудованием. Разбитые ящики, какие - то детали, агрегаты, запчасти приспособления. Везде срезана электропроводка. Одна комната доверху заполнена резиновой оболочкой от медных проводов. Цветных металлов практически нет.
- Действуем так, - сказал Твердохлебов, - обживаемся здесь. В первую очередь, пока окончательно не разрядились фонари, ищем любые средства освещения. У входа в тоннель, откуда мы пришли, установить постоянное дежурство. Часовым соблюдать тишину. Менять через каждые два часа. Глымову подобрать надежную разведгруппу. Найти вариант выхода на окружающую местность. По мере возможности скрытно подойти, как можно ближе к дороге и попытаться захватить языка. Огонь не открывать. Еще раз повторяю, попытаться уйти незамеченными.
Глымов взял с собой Шлыкова и двух бойцов из нового пополнения, Гапеева и Лапина. Последние отличались большой силой и хорошим знанием рукопашного боя. Ближе к вечеру, разведгруппа расчистила и расширила вентиляционные отверстия и выбрались наружу. При продвижении к заправочному пункту, разведгруппа обнаружила бело – голубую машину с надписью «полиция». Машина стояла в кустах на проселочной дороге, ведущей к широкой автостраде. Двое полицаев, одетых в черную форму и бледно - зеленые накидки с надписью «ПИДР», держа в руках короткие полосатые дубинки, стояли рядом.
- Да, - шепотом сказал Глымов, - видно плохи у фрицев дела, коли они пидоров в полицаи стали принимать.
- Так это же правильно, - сказал Гапеев, - кто полицаем добровольно станет? Только опущенные и презираемые чушки.
- Пидр не только кем, но и как угодно станет, - вмешался Лапин, - и полицаем, и предателем.
- Тихо, - скомандовал Глымов, - будем брать обоих.
- Не буду я руки об этих петухов пачкать, - возмутился Лапин. Грохну обоих. Других найдем.
- Не думаю, - сказал Глымов, - вряд ли среди полицаев непродырявленные найдутся. Выруби обоих, но не убивай. Гапей подстрахуй его.
Выждав момент, когда полицаи повернулись лицом к автостраде, Лапин и Гапеев налетели на них из кустов. Вырубить и связать полицаев, оказалось секундным дело. Далее, без лишних приключений разведгруппа с двумя языками вернулась в бункер. К этому времени весь личный состав штрафбата уже хорошо ориентировались по этажам и коридорам. Составлены схемы и поэтажные планы всех помещений. Твердохлебовым были определены комнаты для содержания и допроса пленных. Один из пленных был довольно толстый лет пятидесяти, другой молодой, рослый и широкоплечий. Твердохлебов в присутствии разведгруппы начал дорос языков.
- Кто вы, и почему перешли на сторону врага? - задал вопрос Твердохлебов.
В ответ пленные стали говорить непонятно что…
- Это вы кто такие, - с вызовом произнес молодой, - мы то представители государственной власти. Полицейские инспекторы дорожного регулирования. Вы что не видите, с кем дело имеете. По всей строгости закона ответите.
- Я вижу перед собой продажных полицаев, прилепивших на свои мундиры символику власовского флага, - крикнул Твердохлубов, - которые отвечать будут по всей строгости нашего военного времени.
- Ко всему прочему, потерявшие ориентацию, - ухмыльнулся Глымов.
- Ка же не потерять, - сказал второй пленный, - налетели, схватили, рот заткнули и потащили неизвестно куда. Вы наверно из штрафников, которые мстить нам надумали, за то, что штрафуем за нарушения правил дорожного движения. Так хуже будет.
- Какие такие правила? Кому хуже будет? - сказал Глымов, - вам, что не в рот, а в другое место засунуть кляп? Вы кого ждали на дороге? Ясно же было, что в засаде кого - то ловили.
- Откуда сведения, что в вашем районе должны появиться штрафники? - спросил Твердохлебов, - и почему вы только вдвоем собрались их ловить.
- Почему должны появиться? Штрафники каждый день на любой дороге попадаются. Никого мы в этот раз не собирались ловить, - ответил толстый полицай, - у нас другое задание. Нам поставлена задача обеспечить безопасность и неразглашение проведения тактических учений гвардейцев. По инструкции экипаж патрульной машины состоит из двух полицейских. С чего вы взяли, что мы одни. Дорожные патрули на всех перекрестках расставлены.
- Сколько же вас мразей полицаями стало, - сквозь зубы сказал Глымов.
- Что за гвардейцы, и что это еще за учения? - задал новый вопрос Твердохлебов.
- Вы что не знаете, что такое гвардия? – удивился полицай, - в трех километрах отсюда расположен бывший военный городок. Там подразделение гвардейцев отрабатывает приемы успокоения народных волнений. В ближайшее время они двинуться на машинах в сторону Москвы.
- Какого еще успокоения? – треснув полицейского по затылку, - уточнил Глымов.
- Я уже сказал, - ответил полицай, - для разгона и подавления несанкционированных митингов и демонстраций против существующего правительства. По ночам, чтобы не вызывать разговоров у местного населения.
- Ничего не пойму, - сказал Твердохлебов, - какие демонстрации в середине лета, да еще в военное время? Против какого правительства? У руководства государства, одна задача, - организовать и сплотить весь народ против врага. Ради нашей страны. Ради будущего. Народ это понимает. Не время митинговать. Громить надо захватчиков. Как может гвардия выступать против своего народа?
- Может у краснопузых крыша поехала? – высказал догадку Глымов, - в загранотрядах от пролитой крови многие звереют хуже фашистов.
- Штрафами не отделаетесь, - не выдержал молодой полицай, - в тюрьму пойдете, на большой срок.
- А ты нас сроками не пугай, - сказал Глымов, - пуганые. О своей доле подумай. В лучшем случае пулю получишь. Если народ судить будет, то все ваше сборище перевешают. Будете языки друг другу показывать с виселиц и дорожных фонарей.
Допрос был прерван посыльным дозора, охраняющего выход тоннеля, ведущего на немецкий склад.
- Командир, - доложил посыльный, - с той стороны, откуда мы пришли, по тоннелю передвигаются группы людей. Пока неясно кто это.
- Быстро все туда, - сказал Твердохлебов.
- А что с этими делать? – Спросил Гапеев.
- Снять с них обувь, все ремни, срезать пуговицы на брюках, - ответил Твердохлебов, пусть посидят в темноте.
- Верно, - сказал Шлыков, - в темноте босиком, держа штаны в руках, далеко не убежишь.
- К ним другое выражение больше бы подошло, - добавил Глымов, - сломанными руками выбитые зубы не то что в темноте, но и на свету собирать довольно сложно.
Слушавший эти предложения Стира ничего не стал добавлять. Он допил ром из своего неприкосновенного запаса и со словами: - попробуйте пятками эти склянки в темноте пособирать, если прогуляться надумаете, разбил бутылку перед пленными.
У входа в тоннель, Твердохлебов провел краткий инструктаж.
-- Огонь не открывать, - сказал Твердохлебов, - пользуясь темнотой и тем, что наступающие не знают, что перед ними, постараться разоружить и взять в плен. Возможно, немцы тоже нашли вход в тоннель и производят разведку.
Но это были не немцы.
Под руководством Головачева по туннелю шли на соединение оставленные в окопах часовые и группа прикрытия. Разоружать их не требовалось. Радость от встречи чуть не испортил Головачев.
- Где Твердохлебов, - с ходу закричал Головачев, - за нами двигаются части НКВД. У них приказ расстреливать всех, как изменников и дезертиров.
-Хорошо, что предупредил, - отозвался Твердохлебов. - Успокойся, Андрей Сергеевич, подойди и попытайся понять, что произошло, и где мы находимся в настоящее время. Это в наших общих интересах. Даже тех, которые идут за тобой. Они далеко? Как это ты, со своей группой пришел без них?
- Майор Харченко построил нас в две колонны, - ответил Головачев, - опутал длинной веревкой, чтобы контролировать наше передвижение, и приказал преодолеть голубую стену. После прохождения я должен был дернуть веревку три раза, если все нормально.
-А если бы стена каменная была, лбами пробивали бы? - спросил Глымов, - и че не дернул?
- Как только это марево рассеялось, сигнальная веревка растаяла на глазах, - растерянно сказал Головачев, - мистика какая.
- Бойцы, - чуть громче сказал Твердохлебов, обращаясь к штрафникам, - соблюдать тишину, не стрелять. Рассредоточиться в боковых комнатах и проходах. Действуем группами. Темнота и внезапность на нашей стороне. Постараемся обойтись без крови. Надо направить их в нижние этажи. Загранотряды берем в плен, а дальше разъяснительную политинформацию проводить будем.
Ждать пришлось долго. Прошло несколько часов прежде чем послышалась отдаленная стрельба. Затем стали появляться раненные и отступавшие. Никаких проблем с пленением и разоружением вновь прибывающих почти не возникало. Единственный, кто произвел много шума, так это майор Харченко. В темноте его чуть не зарезали, как поросенка. Жизнь ему спас Глымов. В память о прежних заслугах майора, Антон Петрович не пожалел старой портянки. Затолкнул ее вместо кляпа майору в рот, и отвел в укромное место, где тот в безопасности мог мычать и пускать пузыри через нос. В очередной партии пленных Твердохлебов по блеснувшей лысине узнал генерал – майора Лыкова.
- Илья Григорьевич, - сказал Твердохлебов, - вы то, как здесь оказались.
- Черт дернул послушать Харченко, - ответил Лыков, - когда его освободили на немецком продскладе, он тут же прислал донесение, что штрафбат оставил позиции и в полном составе подался к немцам. Попросил помощи. Я в сопровождении роты спецподразделения лично выехал разобраться. Немцы начали артобстрел. Вход с нашей стороны был разрушен. После обстрела немцы пошли в атаку. Мы с большими потерями стали отступать в тоннель. Там был самый настоящий ад.
- Хоть узнаешь в каком аду мы постоянно воюем по воле таких как ты начальничков, тихо сказал Шилкин, - а то только звезды да ордена себе вешаете за пролитую нами кровь.
- Твердохлебов, - сказал генерал Лыков, - что происходит? Где мы находимся?
- Хотел бы я и сам знать, - ответил Твердохлебов, - могу лишь только предположить, что в другом времени и другой стране.
- Ты мне околесицу не неси, - закричал Лыков, - задницу свою хочешь прикрыть. Дезертировать собрался со своим отребьем?
- Гражданин генерал – майор, вы кого отребьем называете, - гневно сказал Твердохлебов, - тех, кого вы своим головотяпством на верную смерть обрекли. Тех, кто Родину защищает, когда им в спину выродки из НКВД стреляют. Это отребье, тоже народ, который такие, как Харченко и ему подобные, предают, гнобят и гробят. Штрафбат каждый день, как последний проживает на полях сражения. Нечего нам терять, а в этой ситуации особенно.
- Ладно, ладно, Твердохлебов, - сменил тон Лыков, - это я погорячился. Сам понимаешь после такой передряги и не то, можно сказать. Я как прошел через этот жуткий холодец, чуть совсем разума не лишился. Тоже почуял, чем - то потусторонним повеяло.
- Объясните тем, кто пришел с вами, чтобы не дергались и не провоцировали штрафбат, - сказал Твердохлебов, - надо разобраться и выработать совместный план действий. Разведка захватила двух полицаев. Мы их допрашивали, говорят непонятно что. Побеседуйте с ними. Может вы, что поймете?
- Харченко у вас? – спросил Лыков, - это он мастер заплечных дел. Вот пусть и допрашивает.
- У нас, - ответил Твердохлебов, - но рано ему допросы проводить. Пускай немного остынет, пообвыкнет.
На этот раз, пленных допрашивали в зале общего сбора. Пленные выглядели растерянными и деморализованными. Может той перспективой, которую нарисовал им перед уходом Глымов, но скорее темнотой, непонятным видом и поведением допрашивающих. Методика Харченко была не нужна.
- Из какого подразделения? - Разглядывая необычную форму, поинтересовался Лыков, - власовцы, или с вермахтом сотрудничаете?
- Какой вермахт? - сказал пожилой полицейский, - мы сотрудники второго дивизиона городского отдела дорожно - патрульной службы полиции.
- А почему на мундире власовский флаг? - Задал следующий вопрос Лыков.
- Это государственный флаг, - ответил полицейский, - по всей стране такие флаги.
- Ты, что городишь, подлец? – не закричал, а заорал Лыков, - а наш красный, Советский флаг?...
- Вы что? Из прошлого века? – спросил второй полицейский, - или из сумасшедшего дома сбежали?
Советского Союза и в помине нет. Это Российская Федерация. СССР давно Горбачев упразднил.
- Кто упразднил? – недоуменно сказал Лыков, - какая федерация? Что, черт возьми, происходит?
- Гражданин генерал –майор еще раз повторяюсь, - вмешался Твердохлебов, - как не фантастично звучит, мы действительно попали в будущее.
- Ты, хочешь сказать, что здесь, на оккупированной территории полицаи свое государство с власовцами образовали, - сказал Лыков.
- Я не знаю, что это за территория, - ответил Твердохлебов, - но то, что мы в другом времени, это факт.
- Допустим, - сказал Лыков, - давайте послушаем байки, которые эти полицаи рассказывают.
- Мы в своем времени, в своей реальной действительности, - сказал толстый полицейский, - объясните откуда вы здесь появились? Это подземелье, если я правильно понимаю, бывшая станция противоракетной обороны. Еще в Советское время было запланировано третье защитное кольцо Москвы. Были выделены большие средства. В период перестройки деньги разворовали. Министерство обороны затребовало еще несколько десятков миллионов. Наступил девяносто третий год. Штурм дома Правительства. Тут уже стало не до противоракетной обороны. Строительство забросили. Местные жители стали растаскивать цветные металлы. Здесь помимо медных и алюминиевых проводов были серебряные, золотые, платиновые контакты и соединения. Это оборудование для станции космического слежения. Дельцы из военного ведомства свое взяли еще при строительстве и комплектовании объекта. Остальное списали на местное ворье. По неофициальным данным областного следственного комитете, здесь работало двенадцать бригад добытчиков цветного металла. Теперь уже многие понимают, что все было запланировано. Позднее все входы в подземелье замуровали и заварили электросваркой. Каким образом оказались здесь вы в таком количестве? Кто вы? Откуда?
- Мы из штрафбата, - сказал Твердохлебов,- и нам больше ничего сказать.
- Мы сначала думали, что вы диверсанты из незалежной Украины, - сказал молчавший все это время молодой полицай, - а теперь поняли, что вы привидения из прошлого. Только слишком реально выглядите и ведете себя так, как наверно и должны были бойцы второй мировой войны.
- С каких это пор Украина диверсантов начала сюда присылать? – спросил Лыков, - мы же одно целое. Вместе врага громим.
- С тех самых, как стали отдельным государством, - ответил молодой полицай.
- Ты скажи, что еще и Белоруссия отсоединилась, - сказал Лыков, - мы нашу славянскую кровь сообща на всех землях проливали. Защищали Родину от чужеземной напасти, а теперь какая то нечесть, то, что мы отстояли, на княжеские уделы страну поделила?
- Ну да, - сказал молодой полицай, - все бывшие республики получили статус отдельных государств.
- А почему двуглавый орел у тебя фуражку украшает? – спросил Лыков, - от деда белогвардейца кокарда досталась?
- Герб России, - ответил полицай, - такие же орлы над кремлевскими башнями крылья раскинули.
- Вы что рехнулись? Кто это придумал? Неужели народ захотел, то, что было свергнуто отцами и дедами, снова водрузилось над страной, – во весь голос закричал Лыков, - что это за страна? Царская империя? Царь сидит на престоле и управляет вами холопами?
- Вообще то управляет государством президент, - ответил старый полицейский, - но на троне он сидит больше двадцати лет. И еще столько же сидеть собирается, так, что с полным основанием можно его и царем называть.
- Теперь понятно, почему царская гвардия собирается демонстрации разгонять, - сказал Твердохлебов, - на Руси испокон веков царей свергали. Этот наверно не понимает, что русский народ ничего не остановит.
- Ты прав, Твердохлебов, - сказал Лыков, - надо нам эту гвардию прощупать, чем она дышит. Сделаем несколько вылазок. Произведем разведку боем.
- Нет, - сказал Твердохлебов, - никаких боев. Здесь нужна другая тактика. Пленных полицаев поместить вместе с Харченко. Они должны положительно повлиять друг на друга.
- Ага, - сказал Глымов, - как в детской сказке. Волки от испуга скушали друг друга.
- Ничего пусть посидят вместе, - вмешался Лыков, - потом Харченко проведет политинформацию со своими подопечными из загранотряда. Объяснит им, как вести себя дальше. А мы вырабатываем план действий.
На оперативном совещании было принято решение. После обстоятельной разведки, небольшими группами просочится в военный городок. На рассвете, используя внезапность, попытаться без выстрелов захватить в плен спящих гвардейцев, связать, запереть в помещениях.
Все получилось, как было задумано. В первую очередь пленили полицаев, дежуривших на дорогах. Гвардия нападений не ожидала, поэтому часовых не было. При каждом гвардейце оказалось по две пары наручников, поэтому проблем с обездвижением вообще не оказалось. Оружие, щиты и защитные шлемы находились в автомашинах, рядом с посадочными местами гвардейцев. Там же находился сухпаек. Твердохлебов приказал своим бойцам переодеться в трофейное обмундирование. К самому окончанию операции подоспел Лыков. Он привел остатки спецотряда под руководством вконец ошалевшего Харченко. Майор, после беседы в темной комнате, с подселенными к нему полицаями окончательно дезориентировался. Особенно после того, как молодой полицай, узнав его фамилию, спросил: - запиденец?
- Сам ты пи*денец, -ответил Харченко, -повторяю, я майор особого отдела Харченко, а вот кто ты, сволочь, я еще разберусь.
- Может и не с Западной Украины, но бандеровец точно, - сказал молодой полицай и пользуясь тем, что руки были не связаны, врезал ему по морде. Харченко не впервой было получать. В свое время Твердохлебов провел с ним подобную акцию, поэтому он не стал дальше продолжать дисскуссию.
После такой обработки, выйдя на белый свет, Харченко молчал, озирался и для сохранения своего авторитета только растопыривал пальцы и пускал сопли пузырями. Это состояние длилось у него недолго. Как только Лыков поручил ему заняться анализом плененных гвардейцев, он тут же обрел прежнее служебное спокойствие. Благодаря его служебному рвению многие гвардейцы выпали в осадок и даже не помышляли о каком -либо противодействии. Но, настоящий переполох в сознании и поведении гвардейцев произвел скромный и незаметный боец, Владимир Пукин по кличке Пука. Человек ниоткуда, так прозвали его в штрафбате. Он появился как будто действительно ниоткуда во время перехода по тоннелю из немецкого продсклада в подземный пункт противоракетной обороны вместе с последней группой штрафников. Когда Головачев спросил, почему не по форме одет, и как фамилия, возникшая в темноте личность невнятно ответила: - Пукин. Он все время молчал, осматривался и старался быть незаметным. Это вездесущий Стира дал ему кличку Пука. Стире очень понравилась легкая и теплая защитная куртка Пукина. Выбрав момент, он предложил сыграть на нее в карты. Если Стира предлагал кому - то сыграть с ним в карты, отказаться было невозможно. Обработать новенького зачуханного бойца для Стиры было, как два пальца об асфальт. После куртки на кон был поставлен свитер. Вполне естественно Пукин остался в одной рубашке. Он мог бы остаться вообще в одних трусах, но игра была прервана командой к выступлению. Пукин больше всех рвался на белый свет. С передовым отрядом штрафбата он один из первых участвовал в захвате гвардейцев. Ему, как Стире и Гуку было довольно сложно подобрать на себя гвардейскую форму. Гвардейцы были не ниже среднего роста, а эта группа была не выше нижнесреднего размера. Пришлось подвернуть штаны и рукава. Подразделение мастеров анализа политической благонадёжности под руководством Харченко, спешно провело индивидуальный диспут с каждым гвардейцем. Сразу после завтрака Лыков объявил общее построение. Полуодетые гвардейцы, со следами анализа на физиономиях, стояли с изумленным, недоумевающим видом напротив штрафбата под прицелом шмайстеров и ППШ.
- У вас есть возможность искупить свою вину перед Родиной, - сказал Лыков, обращаясь к гвардейцам. - Для штрафников действует закон первой крови. Но вы, негодяи, хуже штрафников. Я допускаю, что многие попали в эту зондеркоманду не по своей воле. Кто по слабоумию, кто по недоразумению. Предлагаю, осознавшим всю тяжесть преступления перед партией и народом, не пожалеть жизни ради будущего нашей страны в славном боевом походе. Даю пять минут на рассуждение. После этого…
Что будет после этого Лыков не успел договорить.
- Кто не с нами, тот против нас, - потрясая немецким автоматом крикнул Стира.
Гвардейцы повернулись в сторону кричавшего. Рядом с Шустровым стоял Вовка Пука. При виде Пукина вся гвардия буквально остолбенела. Кто - то прокричал: - Ура! Да здравствует наш главнокомандующий!
- Жидки на расправу, - сказал Глымов, - умом тронулись.
- Немудрено, - сказал Твердохлебов, - видно они с безоружными привыкли воевать, а когда сами под стволами оказались, тут же обделались.
Опытный Харченко задумался и стал анализировать, почему изменники и предатели Родины единой массой поменяли свою точку зрения и поведения при взгляде на штрафника Пукина.
- Надо его допросить, - подумал Харченко, - не замаскированный ли это агент из этой братии.
- Так я тебе и дался, - подумал Пукин, поймав на себе пытливый взгляд Харченко.
До Харченко, хоть он и не обладал такими телепатическими особенностями, как Пукин, дошло, что тот подумал. Как это принято у силовиков, Харченко не стал тратить время на сомнительные размышления. Поинтересовавшись у ротного Шилкина, как фамилия штрафника, стоящего рядом с Алексеем Шустровым, Харченко жестом подозвал Пукина.
- Осужденный Пукин, - сказал Харченко, -почему я тебя раньше не видел?
-Я не осужденный, -ответил Пука, - моя фамилия звучит иначе и будьте добры, обращайтесь ко мне, как положено, на вы.
-Смотрите какие мы культурные, - сказал Харченко, - иначе? Тогда, как? И почему скрыл свою настоящую фамилию? Наверно еврей, да еще после плена?
- Владимир Пупин, - невнятно произнес Пука, - русский.
- Следуйте за мной рядовой Пупин, - сказал Харченко, - и подробно расскажите, как вы здесь появились?
То, что он услышал, привело его еще в большее замешательство. До перехода через тоннель Харченко выбил бы у Пупина признание, что тот даже курительную трубку у Сталина спер, но после выхода из подземного бункера методы дознания, как и собственное серое мозговое вещество у него немного изменилось. В виду особой важности, Харченко пригласил генерал – майора Лыкова. Он сказал Лыкову, что стал не то, чтобы верить, а не ставить категорично приговор тому, что услышал от подозреваемого в клевете на ту правду, которую хотелось бы услышать. Такою замысловатую манеру разговорной речи Харченко перенял во время беседы с Пупиным. Тот, кто умеет внушать, непобедим в любом диспуте. Вот, что услышали Харченко с Лыковым от непобедимого Человека ниоткуда.
-Как бы не звучало фантастически, я президент страны, в которой вы все оказались, - сказал Человек ниоткуда. -Пробыв два президентских срока на своем посту, мне, чтобы не нарушать конституцию, пришлось передать свою должность премьер – министру Менделю Давиду Аароновичу. На время. Так я думал. Но не так думал Давид Ааронович. Чтобы по - прежнему управлять страной и контролировать Менделя я принял решение четыре года побыть на его месте. Ну а потом, с новыми силами, обновленным и обнуленным, на благо всего народа, вернуться на свое место и опять вести страну прежним курсом. Давид внутри оказался хитрее и продуманнее чем выглядел снаружи. Он предложил мне побывать в секретной лаборатории на архипелаге Земля Франца Иосифа, где в свое время еще Третий рейх производил эксперименты по перемещению во времени и пространстве. По словам Менделя, можно было переместится в любое место и любое время на нашей планете и тут же вернуться обратно. Возможно произошла какая - то поломка машины времени, но скорее всего Давид заранее все продумал и подготовил.
- Тут и к бабке не надо ходить, - вмешался Харченко, - кто же не захочет поцарствовать без всяких конкурентов. Я на его месте так же поступил.
- Я оказался в густом голубом тумане, - не слушая Харченко, продолжал Пупин, - с обоих сторон была темнота. Через какое - то время стали проходить ваши люди. Мне ничего не оставалось, как присоединиться к ним.
Лыков тут же пригласил Твердохлебова и Головачева. Ввел их в курс дела.
- Что будем делать, - произнес Лыков, - какие предложения?
- Я предлагаю рассказать эту историю двум полицаям, которых захватил Глымов, - сказал Твердохлебов, - они стали спокойнее реагировать на ситуацию, в которой мы все оказались и даже оказывают содействие. Затем показать им так называемого президента.
- Годится, - сказал Лыков, - посмотрим, что из этого получится?
Эффект был потрясающий. Полицаи вытянулись в струнку при виде Пупина.
- Так вот почему в стране все пошло наперекосяк, - сказал старший полицай, после ознакомления с материалами дела, - президента оказывается подменили. Народ недоумевает. Почему президент стал отказываться от своих слов и перевирать все, что ранее говорил и планировал?
- Что именно? – спросил Пупин.
- Вы говорили, что никогда не нарушите конституцию, не будете избираться на третий срок, - сказал молодой полицай, - не поднимите пенсионный возраст. В саму конституцию не будете вносить никаких изменений.
- Говорил, - ответил Пупин.
- Ну вот, - сказал старший полицай, - а ваш, как мы теперь понимаем, двойник, все делает наоборот во вред стране и народу. Принимаются идиотские законы, запреты и ограничения. Придумываются и повышаются налоги. Даже то, нас переименовали в полицейских, можно назвать идеологической диверсией. А то, что для дорожных инспекторов позорную аббревиатуру придумали, разве не издевательство. Также как махинации с пенсиями. Да что там, милиция и армия всегда стояли на защите интересов народа. Мы то понимаем…
- Очень хорошо, что вы понимаете, - сказал Лыков, - только не время разглагольствовать. Если это действительно так, вы обязаны вместе с товарищем Пупиным провести разъяснительную работу с захваченными в плен гвардейцами. Они должны быть вместе с нами. Ведь это тоже народ, только одурманенный хорошим государственным жалованием.
- У нас официально давно упразднено слово товарищ, - сказал Пупин, - вместо этого введено обращение господин.
- Мы сейчас здесь все товарищи, - сказал Лыков.
- Даже штрафники? – Уточнил Харченко.
- Да! Даже штрафники, - повторил Лыков, - мы в особой зоне, в особых условиях.
- Вся страна сейчас в общей зоне, - тихо сказал старший полицейский, - только колючей проволоки не хватает.
- Значит так, господин, товарищ, барин, - сказал Твердохлебов, обращаясь к Пупину, - или идешь к народу, исправлять вранье, или народ поднимется против тебя и твоих подручных, продолжающих и дальше топить страну.
- Я так понимаю, - сказал Харченко, - враг изнутри. Окопался в самом сердце страны. К стенке всех вредителей и врагов народа.
- А если эта стенка кремлевская? – спросил Твердохлебов.
- Ты, что городишь, - вскинулся было Харченко, - а впрочем, какая разница? Врагов надо мочить в любом туалете.
- Классное выражение, - сказал Пупин, - оно будет нашим лозунгом в борьбе против террористов, пытающихся захватить власть в стране.
- Ты уж не подведи нас стариков, - сказал Лыков, - насколько я понимаю мы долгожители. В сорок первом, когда началась война, мне было за сорок. Твердохлебову, Головачеву, лет на десять – пятнадцать поменьше. Теперь - то нам наверняка больше ста лет. Тем не менее, мы все готовы в бой. За будущее страны и народа. Так, что не ударь лицом в грязь. Останься в истории, честным народным правителем, а не каким - то Лжедмитрием пукиным.
Далее время и события стали распространяться с быстротой распрямляющейся спиральной пружины. Пупин выступил перед гвардейцами и бойцами подземелья, призвал объединить все силы в борьбе за свержение оккупантов и установлению законной народной власти. Некоторые гвардейцы не поверили в сказанное. Харченко было поручено всех несознательных и маловерных отконвоировать в подземелье до голубой стены временного перехода. Кому - то же надо было и в прошлом изгонять оккупантов. При посадке на машины между призраками подземелья, так стали называть гвардейцы штрафбатовцев, и сознательной частью гвардии возникли конфликты. Гвардейцы требовали вернуть форму, но большинство призраков уверяло, что это трофеи. Примером к примирению послужил диалог Шустрова и Пупина.
- Ну что? Проигранный бушлат теперь потребуешь обратно? – спросил Стира.
- Карточный долг дело святое, - ответил Пупин, - то что проиграно в карты, обратно не забирают.
- Неправильное я тебе дал погоняло, - сказал Стира, - никакой ты не Пука, а Пуп. Самый настоящий пуп земли русской. Правильный мужик.
- Был уже такой случай, - вмешался Глымов,- Пушкин описал. «Капитанская дочка» называется.
- Товарищи, там про заячий тулупчик речь идет, - похвастался своей начитанностью Пупин, - и ситуация несколько иная. Пугачев от Гринева тулупчик в подарок получил, а не в карты выиграл.
- Кремлёвский волк тебе товарищ, - сказал Глымов.
- Ну, я не Пугачев, - сказал Стира, - а ты не Гринев поэтому перетирать этот случай не будем, но, может я еще на что и сгожусь для тебя, а слово товарищи происходит от словосочетания товар ищи. Получается, что мы с тобой коллеги.
МЫ ИЗ ШТРАФБАТА
(вторая серия, - ПРИВИДЕНИЯ ПОДЗЕМЕЛЬЯ)
Перед отправкой колонны в путь Пупин выступил перед объединенными силами. Сначала он обратился к ветеранам, вышедшим из кромешного ада:
- Вы теперь не штрафники. Считаю нужным присвоить штрафбату особый статус «Привидения подземелья». Затем, обратившись к еще не полностью пришедшим в себя гвардейцам он продолжил:
- Те, кто, проникнув духом и мировоззрением наших дедов и отцов, собирается отстаивать интересы народа от лживой идеологии временного незаконного правительства будут называться «Дети подземелья» до тех пор, пока не докажут словом и делом свою преданность. Вы спросите, почему дети подземелья? Отвечаю. Потому что у вас пока еще детский разум. Выражаясь резче и конкретнее вы сейчас, как незрячие псы в темноте. Вам давали еду, чтобы вы с голоду не умерли. Вы радовались и готовы были лизать руки, тому, кто вас кормит. За свое благополучие, готовы защищать тех, кто одел на вас ошейник, не понимая, что подойдет момент, когда с вас сдерут шкуру и выкинут как падаль на помойку. Вы существуете не зная, что есть свет и совершенно другая жизнь.
Дети и привидения выслушали горячую речь и молча погрузились на машины. Впереди колонны двигался автомобиль ДПС. За рулем сидел осознавший свою вину перед народом, пожилой полицай. Чтобы он нечаянно не забыл об этом рядом с автоматом в руках сидел Гапеев. На заднем сидении для контроля над ними расположился Тимофей Александрович Менделеев .
- Пускай с ними отец Михаил едет, - посоветовал Твердохлебову Глымов, - неровен час застрелит Гопа полицая.
Он угадал. Гопа был настроен категорично.
- Давай что ли познакомимся, - сказал Гопа, - в случае чего, ежели придется отстреливаться, тебя первым к праотцам отправлю. Как хоть тебя зовут, полицай?
-Василием Ивановичем меня кличут, а то, что меня полицаем называют, так я не виноват, - ответил полицай, - это идеологические происки современного правительства.
- Ишь ты, - сказал Гопа, - Чапаевское имя отчество присвоил. Ты еще скажи, что название твое, - диверсия правительства против предателей Родины.
- А то как же, - оживился Василий Иванович, - самая настоящая идеологическая диверсия. Мы же всегда стояли на страже интересов народа. Люди знали, что милиция готова в любой момент защитить их от разбоя и беззакония. И вдруг нас стали называть ненавистным для русского народа словом полицай. Если хотите знать, дорогой товарищ, Россия сейчас, - это оккупированная территория.
- Вот ты как заговорил, - засмеялся Гопа, - шакал пархатый тебе товарищ. Что мент продажный, что полицай, одного поля ягода.
- Разве я виноват, что вся власть в руках евреев и их пособников, - сказал Василий Иванович, - нет законного правительства. Есть бандиты, захватившие власть. Братки, которые расхищают природные ресурсы и все, что было построено и создано предыдущими поколениями. Все против народа. Ни одного закона нет в пользу народа.
- Я так понимаю, что нет и самого народа, - вмешался отец Михаил, - есть терпилы, которые позволяют унижать себя и свою страну.
- Правда ваша, - ответил Василий Иванович, - даже президента унизили как могут.
- Это как же? – спросил отец Михаил, - кто осмелился верховную власть унизить.
- Идеологи оккупантов, - ответил Василий Иванович, - недавно показали фильм «Отпуск президента». Там президент захотел, как бы неузнанным, в народ пойти. Подгримировали его и в окружении также подгримированных под обслуживающих его холопов отправили в отпуск. Президент, имея профессиональные навыки хамелеона, сумел скрыться от охраны. В это время появился похожий на него другой отпускник. Лакеи перепутали и стали прогибаться перед двойником.
- Ну и что же тут криминального, - сказал отец Михаил, - все закономерно.
- Артиста на роль президента подобрали, который всегда только блатных шавок играл, - сказал Василий Иванович, - каково президенту такую рекламу делать.
- Ну наверно старались похожим показать, - засмеялся Гопа,- что делать если у него рыло такое.
Молодой напарник Василия Ивановича был в автомобиле с приведеньями подземелья. Глымов, Стира, Гуков составляли ему компанию. Здесь тоже шла оживленная дискуссия, также, как и в следующей машине, где вместе с гвардейцами ехал Головачев и Харченко.
- Ну что, полицай? – спросил Стира, - когда вешаться будем? Сам в петлю полезешь, или помочь?
- Иуда, между прочим, сам повесился, - добавил Гук, - осознал, что натворил и сплел сам себе лапти на тот свет.
- Хватит наезжать, - вмешался Глымов, - мы сейчас одна команда. Успеет еще осознать. В бою проверим. Кровью искупит. Если не обделается и ноги не сделает, на торжественном параде зачислим в штрафбат.
- Нужен мне ваш штрафбат, - огрызнулся полицай, - прояснится обстановка, сами обделаетесь.
- Любая обстановка проясняется только обстакановкой, - ухмыльнулся Стира, - ну ка, кореша, подставляйте кружки, у меня кое – что с немецкого склада осталось.
Пупин находился в головной машине с Лыковыми и Твердохлебовым. Здесь разговор был намного серьёзней.
- Владимир, - сказал Лыков, - у вас было зажигательное выступление, но некоторые определения прозвучали не совсем верно. Я думаю, что не следует обижать гвардейцев таким прозвищем. Не лучше ли назвать их «Молодые волки». Ведь это за ними будущее страны.
- Пока это только собаки, виляющие хвостом при виде косточки, - ответил Пупин, - надо приложить немало усилий, чтобы они переменили хозяина и стали молодыми волками.
- В детстве я зачитывался Киплингом, - сказал Лыков, - особенно любил «Маугли». Так вот, там волки противостояли рыжим псам. Сдается мне, что к власти у вас прорвались рыжие псы. Если вы их не уничтожите, они сожрут все.
- Молодые волки должны осознать. Быть ли им в услужении у рыжих шавок, или жить по своим законам, - ответил Пупин. – У меня просьба. Как только будет возможность остановиться, пригласите командира гвардейцев. Хочу узнать, какая сейчас политическая и экономическая ситуация. Что произошло за эти годы?
Лыков дал команду сделать остановку немедленно. Ему тоже очень не терпелось узнать во что превратилась страна. Командир подразделения гвардейцев вначале отмалчивался, но постепенно Пупин смог его разговорить. Вот что он рассказал:
- В вооруженных силах и силовых структурах находится более сорока тысяч израильских офицеров. Они занимают ключевые посты в ОМОНе, нацгвардии, МЧС, системе УФСИН. Недавно министр обороны заявил, что в ближайшее время состав вооруженных сил России будет на 95 процентов заменен иностранными солдатами и офицерами. В системе УФСИН 666 исправительных колоний.
- Число зверя, - сказал Лыков, - случайно? Или это очередная сионистская провокация?
- Я не знаю, - ответил командир гвардейцев, -но, это они управляют и отдают команды при разгоне митингов, демонстраций и любых народных выступлений. Проводится политика, что нашей национальной идеей является публичная власть, легитимность власти и защита ее от всяких посягательств.
- Если следовать вашим словам, - сказал Твердохлебов, -то здесь национальной идеей является сила, наглость и хамство.
Между тем колонна машин приблизилась к территории, огороженной забором из бетонных плит. Поверх плит виднелась порванная и проржавевшая колючая проволока. На старых облезлых воротах остались следы от больших звёзд. Не доверяя гвардейцам, Лыков поставил задачу перед бойцами штрафбата взять штурмом территорию.
- Чтобы это не было, - сказал Лыков, - воинская часть, или какой - то иной административно - силовой объект, операцию по захвату постараться провести без кровопролития и лишнего шума.
Это оказался военный городок. Переодетые в гвардейскую форму, бойцы штрафбата произвели мгновенный захват. Обитатели городка, вначале шокированные, через какое – то время стали приходить в себя. Лыков, поручив Твердохлебову расставить посты, приказал собрать абсолютно всех обитателей гарнизона в помещении местного клуба. Когда – то здесь размещался полк правительственной связи. Кабельная связь ушла в прошлое. Истинная технология и подоплёка появления беспроводной мобильной связи была известна немногим. Весь мир пользовался сотовыми телефонами, не задумываясь и не понимая, что это повальная слежка и контроль тёмной сущности нелюдей. Перед собравшимися выступил Пупин. Аудитория отреагировала на происходящее довольно спокойно. Народ уже давно ко всему привык. Удивить кого - то выступлением двойника президента было довольно сложно. Были, конечно отдельные провокационные выпады и высказывания, но в целом, собрание прошло спокойно. Эти люди давно уже были запуганы и инертны. После общего собрания выяснилась одна очень интересная подробность разрыва дружеских отношений Менделя и двойника Пупина. В более тесной обстановке, комендант гарнизона, полковник Серпиков рассказал, что у него имеется секретная видеозапись, как двойник сделал премьер – министру замечание за то, что тот появился на рабочем месте в рабочее время в нетрезвом состоянии. Эту запись комендант предоставил для просмотра в своем кабинете. На записи четко было видно начало рабочего конфликта.
Одутловатая физиономия Менделя заявила, что так как он является премьер министром Российской федерации, то для большей близости и понимания чаяний простого народа хочет быть таким, как русский мужичок, поэтому и пить будет также. Напрасно Цвайпупин говорил, Менделю, что он и так по паспорту русский, но по сути своей не должен позорить нацию, представителем которой, как и всё правительство является.
- Ты что пьёшь, - спросил Цвайпупин.
- Коньяк, - ответил Мендель, - иногда с утра вино со своих итальянских виноградников.
- А русские мужички самогонку, - продолжал Цвайпутин, - иногда с утра бормотуху местного производства, а то и просто бражку.
-А ну, ребята, - обратился он к охранникам, - залейте ему пару стаканов самогона в горло, как русскому мужичку.
После третьего стакана русский дух полностью овладел Менделем и он ушёл в запой. Чтобы вывести его из этого состояния, Цвайпупин приказал охране отбуздать Менделя, мотивируя тем, что так поступают со всеми русскими мужичками. После того, как Мендель пришёл в себя, двойник ехидно спросил, - ну и каково чувствовать себя русским мужичком.
-Всего третий день как русский, - ответил Мендель, - а как я вас евреев ненавижу. И вот с этого то и начался экономический спад в стране, волнения и геноцид коренного населения. Кризис усугубился ещё и тем, что подорожал сахар. Народ по привычке поволновался и успокоился.
После просмотра вещьдока стихийно произошёл новый расширенный совет. Были приглашены представители всех времён и структур. Видя, как растерян Пупин, в каком замешательстве Лыков, инициативу взял в свои руки Твердохлебов.
- Что будем делать, - сказал он, - история вернулась на много веков назад. Это не татаро – монгольское иго, страну захватил хазарский каганат. Какие будут предложения?
Затянувшееся молчание нарушил Глымов.
- Предлагаю наших союзников гвардейцев в сопровождении майора Харченко с его подручными отправить по тоннелю назад, на немецкие продовольственные склады. Взять в плен как можно больше фрицев. Доставить их сюда. Устроить, так называемый полит просвещённый карантин. После того, как они поймут, где, в каком времени и какой ситуации оказались, направить передовыми отрядами на Москву. Ведь в наше время это была основная цель ихнего блицкрига.
- Эта прямая измена, - закричал Харченко, - запустить врага в самое сердце нашей Родины. В столицу великого государства.
-В этом великом государстве, - сказал Серпиков, - враги уже давно сидят в правительстве, всех силовых ведомствах и административных округах. Для начала приведу один пример. Только враги могут позволить разместить иностранные военные базы на своей территории.
- Какие ещё базы, - поинтересовался Лыков.
- Военные базы НАТО в Ульяновске и Жуковске, - ответил Серпиков, - эти базы абсолютно неподконтрольны нашей пограничной и таможенной службе. С американских самолётов здесь десятилетиями беспрепятственно разгружают неизвестно что и складируют в ангарах и хранилищах.
- Такого быть не может, - сказал Лыков, - это противоречит не то, что законам безопасности страны, а даже самому понятию о здравом смысле руководителей государства.
- Государства давно нет, - продолжал Серпиков, - есть фирма РФ, зарегистрированная в Великобритании с председателем Менделем Давидом Аароновичем. Есть точная дата, когда в Кремле появился враг под власовским флагом. 21 сентября 1993 года. Уже тогда было внедрено полторы тысячи американских советников во все ведомства и министерства. Какой может быть здравый смысл у тех, кто распродаёт страну? Никакого! Только личное обогащение. Акционеры этой фирмы планомерно распродают всё, что было построено руками многих поколений, территорию. В первую очередь все природные богатства с этой территории. Это даже не враги. Это террористы всего человечества. Здесь и сейчас у нас действуют колонизаторы. Не только всё наше правительство, но и так называемые народные избранники, депутаты Государственной думы, это предатели, не думающие о своём народе и государстве. Их дети не живут в России, сами они тоже не собираются здесь жить, поэтому продают всё, что только можно и переводят наворованные деньги за границу.
- Не понимаю, - сказал Твердохлебов, - как можно продать хоть часть земли, за которую мы проливали кровь.
- В декабре 2014 года был подписан закон №473 – ФЗ, позволяющий иностранцам арендовать и эксплуатировать 60 % территории нашей страны на срок до 70 лет с последующим продлением, - сказал Серпиков, - осуществлять принудительное выселение коренных жителей со своих земель и домов. Полностью или частично отменять экономические и таможенные границы и действующие законы. Добывать и вывозить минералы, углеводороды и другие полезные ископаемые. Вырубать древесину, вылавливать рыбу и отстреливать животных в любых количествах без возмещения убытка. Избирать и быть избранными в законодательные органы местного самоуправления. Не платить обязательные платежи и федеральные налоги. Крупнейшие промышленные предприятия или разорены, или переданы в руки иностранных владельцев. Даже оборонные заводы принадлежат иностранным концессиям. Сельскохозяйственные угодья оккупированы агрокомплексами, принадлежащими хазарской мафии. Эта же мафия взяла в свои руки передвижение по дорогам. Плати не только за передвижение, но еще и за установку камер, по которым отслеживается твоё передвижение. Штрафы, доходящие до абсурда. Запрещено собирать даже грибы и ягоды, введён закон о валежнике. Запрещается разводить всякую живность на своём садовом участке. Смертность превышает рождаемость в несколько раз. Как во время войны.
- Выходит все наши усилия, миллионные потери были напрасными, - сказал Лыков, - если в стране тысячи людей умирают без войны, а правительство ничего не предпринимает против этого, значит войну ведёт правительство против своей страны и своего народа.
- Если жизнь солдата из штрафбата, такие как Харченко, сделали ничего не значащей, - сказал Глымов, - то коню понятно, что прорвавшиеся к власти власовцы, будут также ценить жизнь любого гражданина страны, превращаемой ими в штрафбат.
-Я думаю, что эти колонизаторы даже своих гвардейцев переведут в штрафники, - сказал Харченко.
- А я думаю, - засмеялся Глымов, - что, по прошествии определённого времени, всех твоих последователей из силовых структур с лицами не колонизаторской национальности они также переведут в разряд штрафников.
- А я считаю, что если 40 тысяч израильских офицеров, находящихся на командных постах в силовых ведомствах, увеличатся хотя бы в десять раз, то они в первую очередь загонят в штрафники всех, кто сейчас действуют по их приказам, - сказал Харченко.
- Ну вот, наконец то, даже до Харченко дошло, - сказал Твердохлебов, - пока в армии и право охраняющих органах включая ваше МВД и КГБ точно также не поймут к чему всё идёт, ничего не изменится. Слишком хитро закручен сценарий этой колонизации.
- Вы же с немцами снюхались, перед тем, как мировые «юды» натравили Германию на СССР, - продолжал Глымов, - недаром Ритббентроп с Молотовым пакт подписали. Вот и давайте возьмём как можно больше фрицев в плен, перетащим сюда через временной тоннель, проинформируем, завербуем и подпишем пакт о совместной деятельности против лиц с лицом хазарской национальности. У фрицев большой опыт и желание пустить эти лица на мыло. Насчёт штрафбата ошибочка вышла. В концлагерь превратят при таком подходе всю страну колонизаторы, а не в штрафбат. В штрафбатовцев будут набирать из этого концлагеря в качестве поощрения тех, кто молчит и согласен с существующим режимом. Дальше сами понимаете, что будет. Руками недовольных, но трусливых и равнодушных, будут убирать довольных и недовольных. И падут смертью храбрых все трусливые. Равнодушные и неравнодушные.
- Аминь, - подытожил отец Михаил, - к этому добавлю, что эта ваша воровская власть держится не на штыках опричников, а на чудовищной пассивности, эгоизме, недальновидности, политической безграмотности и бездуховности народа, которому наплевать на свою страну, на свои исторические корни, своё благосостояние, и будущее своих детей и внуков.
- Как мы видим положение в стране сложилось катастрофическое, - сказал Лыков,- наверно следует подумать над предложением командира роты штрафбата Глымова Антипа Ивановича.
- А всё потому, - сказал Гопа, толкнув в бок находившегося рядом с ним полицейского инспектора дорожного регулирования, - что руководство страны оказалось пидорастическое.
- Одному из правительственных остряков – самоучек принадлежат такие слова: «Мы будем жить плохо, но недолго», - продолжал Серпиков, - вот вам главная национальная идея, которую воплощают власовцы и юды всех мастей для русского народа.
- Не надо мешать хрен с пальцем, - сказал Стира, - сколько не ковыряйся пальцем в носопыре, только хрен прочистит нос, да и мозги заодно от соплей.
-Я так понимаю палец, - фрицы, хрен - вы, а сопли - это хазары. - сказал Серпиков.
- Правильно понимаешь, - сказал Твердохлебов, - жить и дышать нормальному организму сопли всегда мешают. Вот это ваше сопливое правительство надо вычищать ядрёной огородной культурой, а не шевелением пальца в носу.
- Поговорим лучше о нашем предстоящем наступлении, - сказал Лыков, - надо произвести разведку в каком состоянии сейчас находится армия? Что из себя представляет министр обороны? Сможет ли он грамотно организовать оборону против нас?
- А что тут разведывать, - подал голос Серпиков, - тайны никакой тут нет, всё известно. Во – первых, нынешний министр обороны никогда не служил в армии.
-Разве такое возможно? - удивился Лыков.
- У нас теперь всё возможно, - ответил Серпиков, - до него был министр обороны, так тот хоть с ефрейтора срочной службы начинал.
- И что, до фюрера дослужился, - сказал Глымов.
- Дослужился он по гражданской линии до руководителя мебельной фабрики, - сказал Серпиков, а по военной так и остался ефрейтором по уму и сути своей.
-Как же его назначили руководить обороной страны, - сказал Лыков, - поподробнее если можно.
- А так и назначили, потому что он был женат на сестре помощника премьер – министра, - сказал Серпиков, - Питерская воровская управляющая компания на все ключевые посты пропихнула своих представителей. В народе этого министра прозвали Толькой Сердючкой, по аналогии с одним эстрадным певцом. Такой же шут. Как только в зятья пролез к замминистру, тут же его назначили начальником налоговой полиции.
- Мытарем сделали, - уточнил отец Михаил.
- Каким еще мытарем , - возмутился Стира, - смотрящим по штрафам и налогам.
-Этот смотрящий мытарь, став министром обороны, начал рьяно разваливать армию, все подчинённые ему ведомства, - продолжал Серпиков, - упразднил военные училища, сократил численность войск. Распродал и разворовал всё военное имущество. Вместе со своей любовницей, он проворачивал одну аферу за другой. После скандалов и огласки его дел был просто переведён в другое ведомство, на новую руководящую должность. Новому министру он оставил три конверта и наказал, как возникнут проблемы вскрыть первый конверт, станет хуже вскрыть второй конверт, а уж, когда дела пойдут совсем плохо, открыть последний.
- Я догадываюсь, что он написал - сказал Лыков, - вали всё на меня?
- Совершенно верно, - ответил Серпиков, - в двух конвертах так было и написано, а вот в последнем другое наставление. Готовь три конверта.
- Ну и что, - сказал Лыков, - готовит?
- Нет, новый министр обороны совместно с другими министрами готовит корпус тридцати - сорокалетних генеральш, - ответил Серпиков, - а три конверта, судя по всему, уже приготовил президент управляющей компании.
-Какие молодые генеральши? - сказал Лыков, - за какие такие заслуги они так быстро звания получили? Участвовали в боевых действиях? Разрабатывали сверхсекретные операции? Сверхсекретные разведчицы?
- Разведчицы- минетчицы, - буркнул Стира, - «мин нет», наверно по всем штабам надписи оставили.
- Можно сказать, что они участвовали в боях без правил, - сказал Серпиков,- из рядов молодых и бесправных, руководители, правильнее сказать рукоблудители, делают прапорщиц. Затем из тех, кто особенно хорошо поддаётся дрессировке и беспрекословно выполняет команды: - лежать, стоять, а также хорошо поднимает ноги на строевой подготовке, делают генеральш.
- Наверно они больше другие команды выполняли, - сказал Глымов, - добавить в рифму?
- Не стоит Антип Петрович, - сказал Твердохлебов, - и так всё ясно с этими генитальшами.
- Я бы попросил без пошлостей, - крикнул Лыков, - этак вы и меня гениталь- майором начнёте называть. Я своё звание не лизанием и причмокиванием начальства заслужил.
- У нас сейчас в верхнем эшелоне особо не церемоняться с переменой сексуальной ориентации, - сказал Серпиков.
- Какой, какой ориентации, - недоумённо переспросил Лыков.
- Я в смысле секса, - повторил Серпиков.
- Какой секс, что за слово такое, - снова вскипел Лыков, - что ты загадками говоришь?
- Илья Григорьевич, - обращаясь к Лыкову, произнёс отец Михаил, - мы не знаем не только многих слов в мире, в котором оказались, но даже понятия и значения. Чувствуется, что это нехорошее иноземное слово. Засоряют родную речь наши потомки. Разве за это мы бились по ту сторону тоннеля? Непросто сказано, «вначале было слово». Это слово несло определённый смысл и информацию. Теперь же специально уродуют и коверкают нашу речь, мышление и миропонимание.
- Согласен с попом, - сказал Харченко, - это самая настоящая фонетическая и филологическая диверсия. Вредительство и подрыв боеспособности нашего народа. Я так понимаю, что всё это хазарские происки, поэтому поддерживаю план похода против хазарского каганата.
- Как ныне сбирается вещий Олег, отмстить неразумным хазарам, - сказал Глымов, - их сёла и нивы за буйный набег обрёк он мечам и пожарам. Сделаем эти слова нашей строевой песней и двинемся на врага.
- А вот за это вас сразу признают экстремистами, - сказал Серпиков,- призыв к мести и насилию. Мало того, ещё и оштрафуют за оскорбление евреев.
- Я их не оскорблял, - ответил Глымов, - это Пушкин за буйный набег, предложил отплатить той же монетой.
- Ну как же, - продолжал Серпиков, - вы их назвали неразумными, а они сразу обидятся. Они же считают себя самой умной нацией.
- С обиженными, - знаете, что делают, - сказал Глымов, - с этими нацистами надо поступать так как они этого заслуживают.
- Ты эти свои блатные замашки брось, - грозно сказал Лыков, - аполитично рассуждаешь.
- Ударили тебя по правой щеке евреи, подставь левую, - сказал отец Михаил, - так я понимаю пропаганду и политику этой власти. Им можно всё, а гои должны терпеть лишения и унижения до полного уничтожения.
- Главное, чтобы народ вместе с со всеми вооружёнными силами ничего не понимал, вот основная задача власти, - сказал Твердохлебов, - стал тёмным, забитым. Безропотным и безучастным стадом приготовленным на убой.
- Гитлеровские нацисты просто дети по сравнению с сионистскими нацистами, - сказал Лыков, - мы оказались в совершенно другой стране. Оккупационный режим этой страны более изощрён и жесток.
- Прошу прощения, - вмешался отец Михаил, - ваше атеистическое образование не позволяет судить о всей жестокости и кровожадности этой нации. Чтобы понимать идеологию ветхого завета и психологию, писавших этот завет, надо прежде всего знать историю этого избранного народца. Разврат и насилие присутствовали в любом обществе и государстве, но особенно ярко это проявилось в сионской общине. Господь через своего сына показывал иной путь, но евреи распяли посланника. Причём сделали это чужими руками, а сами вроде бы непричём.
Непричёмыши, - сказал Глымов, - а кто кричал: «Распни его»?
Естественно они, - продолжал отец Михаил, - далее они, частично, как смогли, по - своему переделали его учение, и в этом виде понесли по всему миру. Столетиями продолжают экспериментировать в извращении Божьей воли.
- Ты, это самое, кончай свою проповедь, - сказал Харченко, - времени мало. Надо решать, что делать дальше?
- Дальше, надо гнать всю нечисть с родной земли, - сказал Твердохлебов.
И как можно дальше, - добавил Стира, - а ты что молчишь?
С этими словами он толкнул стоящего в углу Пуку. Пука за всё время не сказал ни слова. Он стоял, отвернувшись к стене и о чём - то напряжённо думал.
-Властитель слабый и лукавый, плешивый щёголь, враг труда. Нечаянно пригретый славой, над нами царствовал тогда, - снова продемонстрировал знание классика поэзии Глымов, - это с твоей подачи начался такой бардак в стране?
-