Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Признавшись в одной из предыдущих статей, что двадцатый век для меня, как автора, по сравнением с веком девятнадцатым оказался чистейшей воды энергетическим вампиром, тем не менее, труды свои не брошу и - для чистоты эксперимента - продолжаю. Постараюсь, чтобы сегодня было немного пооптимистичней.
Как-то нечаянно сложилось, что уже третья статья цикла открывается письмами Антона Павловича Чехова. Я, признаться, крайне рад этому обстоятельству: во-первых, не самый скверный корреспондент, всем бы такого... А во-вторых, он просто выручает меня: его и читать приятно, и качественный материал для статьи всегда имеется. Итак, 17 ноября 1901 года Чехов из Ялты пишет жене Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой.
"Милая моя супружница, слухи о Толстом, дошедшие до вас, насчет его болезни и даже смерти ни на чем не основаны. В его здоровье особенных перемен нет и не было, а до смерти, по-видимому, еще далеко. Он, правда, слаб, на вид хил, но нет ни одного симптома, который угрожал бы, ни одного кроме старости... Ты ничему не верь. Если, не дай бог, случится что, то я извещу тебя телеграммой. Назову его в телеграмме «дедушкой», иначе, пожалуй, не дойдет. Алексей Максимович здесь, здоров. Ночует он у меня, и у меня прописан. Сегодня был становой.
Я пишу, работаю, но, дуся моя, в Ялте нельзя работать, нельзя и нельзя. Далеко от мира, неинтересно, а главное — холодно... У меня в кабинете горит теперь лампа. Пока не воняет керосином, ничего себе.
Алексей Максимович не изменился, всё такой же порядочный, и интеллигентный, и добрый. Одно только в нем, или, вернее, на нем, нескладно — это его рубаха. Не могу к ней привыкнуть, как к камергерскому мундиру.
Погода осенняя, неважная. Ну, оставайся жива и здорова, светик мой. Спасибо за письма. Не хворай, будь умницей. Кланяйся своим. Целую тебя крепко и обнимаю. Твой муж Антонио.
Я здоров. Москва подействовала на меня изумительно хорошо. Не знаю, Москва ли это, или ты виновата, только кашляю я очень мало"
Казалось бы - "всё ни о чём", а какова подача! Сколько любопытной для нас информации! Какой заряд позитива! Описанное так и встаёт перед нами: и сухой, жилистый Горький в "нескладной рубахе", и "вонючая" лампа "ничего себе", и, оказывается, осенью 1901-го вся Москва почему-то вдруг решила "похоронить" Толстого... И, конечно, особый чеховский как бы приглушённый юмор, которым изнутри освещены все его произведения. Нехорошо читать чужие письма, да-с, но что же делать, коли они - едва не единственный источник не официальной, а "фоновой" атмосферы времени?
А другой наш постоянный корреспондент (правда, заимствованный мною из цикла о XIX веке) - Николай Александрович Романов, наконец-то, озадачился происходящим в государстве. Небольшая запись, сделанная им в дневнике, датирована 17 ноября 1917 года.
Такая же неприятная погода с пронизывающим ветром. Тошно читать описания в газетах того, что произошло две недели тому назад в Петрограде и в Москве! Гораздо хуже и позорнее событий Смутного времени.
Не предполагалось кощунствовать (тем более, что немного ему далее и отмерено), но... Невольно хочется вступить с низвергнутым оппонентом в дискуссию... Что-то вроде: - Минуточку! А что Вы писали в своём дневнике после Ходынки? А во время русско-японской кампании? А после 9-го января? А все предыдущие три года?.. "Читали с Аликс". "Гулял. Убил кошку" (!!!) "Всё это неприятно"... И чьё венценосное упрямство, граничащее со слабоумием, привело к "...хуже и позорнее событий Смутного времени"? Уж умолчу о печальной судьбе единственного человека, наверняка смогшего бы затормозить печальные процессы, - Столыпина, фактически, "отданного на убой" с молчаливого согласия Императора. Понятно, споря с давно убиенным Государем, я и сам больше всего напоминаю... слабоумного, а потому умолкаю, только прежде предложу компиляцию из записей Николая от... нескольких дней - 25, 26 и 27 октября 1917 года.
"Тоже отличный день с лёгким морозом. Утром показывали Кострицкому все наши комнаты. Днём пилил... От 10 до 11 час. утра сидел у Кострицкого. Вечером простился с ним. Он уезжает в Крым. День простоял чудный, на солнце 11°. Долго пилил... Великолепный солнечный день. Днём помогал трём стрелкам копать ямы для постановки столбов под новый навес для дров, даже вспотел..."
Я, конечно, могу допустить, что про день, когда шарахнула "Аврора", бывшему царю сразу могли своевременно и не сказать. Ну, а на следующий? А два дня спустя? Это как? Стоическое напускное равнодушие? Мол, делайте, что хотите, меня это более не касается... Или отставной Император нашёл себя в новом призвании - "долго пилить"? Нет, хоть что со мною делайте, но этого человека я не пойму никогда!
17 ноября 1936 года некто П.Шубин (к сожалению, не удалось идентифицировать автора доклада, впрочем, можно предположить, что это - должостное лицо из прокуратуры, либо "судейский"), адресуясь к Председателю Совета Народных Комиссаров СССР товарищу Молотову, предлагает:
Многоуважаемый товарищ Молотов!
Позволяю себе изложить свои предположения относительно некоторых легко осуществимых улучшений в практике судебного производства. В желательности этих улучшений я убедился, находясь на процессе троцкистско-зиновьевских террористов; а также знакомясь с клеветническими приемами, применяемыми фашистскими и социал-демократическими защитниками этих бандитов.
... О вещественных доказательствах. Ссылка товарища Вышинского на приобщенные к делу террористов вещественные доказательства (гондурасский паспорт, визитная карточка Тукалевского) помогла нашей заграничной печати наглядно опровергнуть ложь — будто обвинение «целиком построено на голословных сознаниях, не подкрепленных материальными уликами». Но судебные органы могли бы значительно расширить эту категорию объективных улик (приобщив к делу, например, взрывчатые вещества, оболочки снарядов, чемодан с двойным дном Гольцмана, найденная у него троцкистская литература
и т.д.). В деле троцкистско-зиновьевского центра фактическая
сторона преступления была до такой степени ясна, что от самого обвинителя зависело отобрать или предъявить соответствующие вещественные доказательства. Но можно представить себе и дела с фактической стороны более сложные и вызывающие еще большее бешенство фашистского врага. В этих делах особенно важно, чтобы следственные органы уже в процессе предварительных действий учитывали необходимость обеспечить наличие вещественных доказательств, которые могли бы быть предъявлены в открытом суде...
... Допрос и обвинительная речь; прокурор и председатель. Без всякого ущерба для установления виновности и с пользой для правильного хода судебного заседания представляется, мне кажется, желательным более строго разграничить эти стадии процесса и эти функции. Когда сидишь в зале суда, охваченный негодованием против злодеев, то испытываешь естественную радость, когда прокурор уже при допросе клеймит злодеев. Но иное впечатление может в этом случае возникнуть у мало подготовленного читателя, который знакомится с ходом процесса, даже по добросовестному отчету.
Классовый враг во всех случаях, конечно, не откажется от применения отравленного оружия клеветы против пролетарского суда. Но можно сделать все, чтобы вырвать из его рук и это оружие"
Дважды перечитав это довольно сумбурно и прескверным "пролетарским" пером написанное послание, так и не понял - что именно предлагал П.Шубин? Ощущение такое, что хотел просто "отметиться" в развернувшейся кампании: главное - побольше эмоций с корявыми полухудожественными, далёкими юриспруденции эпитетами ("бешенство фашистского врага", "естественная радость" при "клеймении злодеев". И - не смешно, конечно, - но... "Гондурасский паспорт"? "Чемодан с двойным дном"? "Оболочки снарядов"? Это - точно "матёрые шпионы"? Невольно припоминается песня группы "Манго-Манго":
Сапёры роются в грунте,
Зарывают стотонную мину,
Но она всё равно не взорвётся:
Шпиён отвинтил контрагайку!..
Вот уж и в самом деле - театр кровавого абсурда. Нет, не люблю я этого "зверя" - ХХ век...
Ввод в октябре 1956 года советских войск в Венгрию (6000 военнослужащих Советской армии, 290 танков, 120 БТР, 156 орудий) и последовавшие за этим события вызвали "широкое одобрение всего советского народа". Показательным образчиком такого "народного мнения" может послужить опубликованное в "Правде" письмо некоего В.В.Иванова... разумеется, снова товарищу Молотову! (Возникает непраздный вопрос: не сменил ли "предыдущий оратор" П.Шубин имя и фамилию? Уж больно стилистика и пафос схожи...)
"... Считаю, что верно сделали, когда ввели советские войска в Будапешт. Сомневаюсь лишь в том, не ошиблись ли мы, когда 25/X внезапно вывели!? Дали буржуазии (реакции международной) поднять голову и получить сторонников среди трудового народа. Хотя рабочие и трудящиеся на собственном опыте разглядели позднее, что Красная Армия - армия пролетарского интернационализма и верный страж интересов народа.
Тот не интернационалист, кто хоть на минуту усомнится в необходимости такой акции. До 1945 г. в Будапеште проживало 50% немецких бюргеров, которые представляли наиболее привилегированный слой населения, а государственными]языками были немецкий и венгерский. Офицерский (Хорти) 10 корпус гордился немецкими фамилиями. Мы много потеряли товарищей во время штурма 1945 г. Они же удрали, главным образом в Западную Германию, а с 1947 г. постепенно под венгерской фамилией (Франц=Ференц) возвращались в столицу для реванша. Удобный момент наступил, и они встали во главе движения. Венгерские рабочие постепенно осознают, кто их товарищ.
Из Венгерской Народной Республики в ближайшее время не следовало бы выводить войска. Не позволять так называемым "войскам и наблюдателям ООН" вмешиваться в суверенные права Венгерского Рабоче-крестьянского правительства. Не бояться окриков мировых империалистов и их прихлебателей. Не поддаваться влиянию мелкобуржуазной стихии филистеров... Твердо держите государственный корабль!
Впрочем, нет, каюсь - не Шубин! Чувствуется опыт человека, прошедшего всю войну, его искреннее непонимание: как же так? Мы их от фашистов освободили, социализм на блюдечке поднесли, а они?.. Имре Надь, обратившийся в ООН с просьбой защитить суверенитет Венгрии и заявивший о выходе своей страны из Варшавского договора, после падения социализма - национальный герой Венгрии. В июне 1958-го Надь был обвинён в государственной измене и повешен с двумя своими ближайшими конфидентами.
А мы с вами, пожалуй, давайте перенесёмся во вторник 17 ноября 1970 года и убаюкаемся: полистаем уже ставшую почти родной для цикла газету Ангарского горкома КПСС "Знамя коммунизма".
Замечательной статьёю открывается пахнущий ещё свежей типографской краской номер 229 (3980) - "Продавец - звание высокое"!
"За последние год-два у нас происходит перевод магазинов на прогрессивный метод торговли - самообслуживание... Роль продавца при этой форме торговли неизмеримо возрастает. Продавец становится своего рода консультантом, контролером и организатором... Это требует от него больших знаний... Однако только знаний сегодняшнему продавцу недостаточно. Он должен быть общительным, уметь свободно держаться в торговом зале, обладать хорошей речью, тактом, вкусом..."
Да, эпоха бойкой на язык монументальной тёти Клавы за прилавком сельпо неумолимо движется к закату... наверное... впрочем, нет! Хамство в советской торговле памятно до сих пор: нет же ничего, а они всё ходят, и спрашивают, и возмущаются... Не всем так подфартило, как героине Татьяны Догилевой в "Блондинке за углом". Но сам провозглашённый газетой лозунг, несомненно, хорош: да, нам тоже хотелось бы, чтобы нас обслуживали продавцы с "хорошей речью, тактом и вкусом"!
Кинотеатры Ангарска продолжают удивлять зрителя предлагаемым репертуаром. Вы не поверите, но в "Гренаде" в 1970-м году на полном серьёзе предлагают сходить на "Мы из Кронштадта" (1936 года выпуска!) и на "Солдата Ивана Бровкина" 1955 года! Ох, чувствую, не выполнят работники "Гренады" квартальный план!.. Зато сразу в двух кинозалах - "Юность" и "Победа" идут премьерные показы первых двух серий "Освобождения". Отличное кино, я бы сходил! А "Октябрь" зазывает посмотреть сегодня напрочь забытый чехословацкий фильм "На боевой повозке Жижки 1968 года". Никому ничего не навязываю, но лично я - на "Освобождение"!
Телевизионная программа "Знамени коммунизма" предлагает зрителям небогатый ассортимент единственного канала с ретрансляцией из Иркутска... Да, вот и несколько лет прошло с нашего последнего чтения, а красный карандаш - обводить интересные передачи - всё по-прежнему жителям Ангарска не понадобился!
10-00. Показывает Иркутск
10-05. Для школьников "Твой старший товарищ"
19-30. "Лёд и золото" Документальный фильм
20-00. Телевизионная панорама
20-15. "Председатель". Художественный фильм. 2-я серия
21-25. Молодежная программа "Баргузин"
22-15. Новости
Да, не густо, чего уж!.. Даже программу "Время" посмотреть у ангарчан (никоим образом не "ангарцев"!) пока нет возможности! Интригует, конечно, "молодежная программа "Баргузин"... Но, учитывая весьма суровый на всякие идеологические местечковые шалости год, могу предположить, что ни рок-н-ролла, ни хотя бы Эдуарда Хиля в "Баргузине" не будет, вероятнее всего, что-то о передаче опыта молодым...
Чтобы продолжить тему "прекрасного", давайте пошуршим номером 137 (5769) газеты "Советская культура" от 17 ноября 1983 года, предлагающим советскому читателю массу интереснейшего материала. Например, Булат Шалвович Окуджава делится здесь впечатлениями от просмотра телевизионной премьеры Романа Балаяна "Поцелуй" по А.П.Чехову. Завершается крайне благоприятный отклик Мастера так (не совсем, правда, ловко, но, по-видимому, от души):
"Я писал это с хорошим сердцем, ибо к впечатлению, оставленному этим фильмом, добавились впечатления от фильма Р.Балаяна "Полёты во сне и наяву", а два таких фильма - это уже серьёзно..."
Сергей Михалков в очередном своём творении - басне "Мы и они" (свежо, свежо!) - клеймит доллар
Литература и искусство
Любой земли, любой страны
Большие, подлинные чувства
В сердцах людей будить должны.
Но есть на совести народов,
На белом свете, в наши дни
Одно сообщество уродов -
Все служат доллару они...
Если подобное...ммм... творчество автора трёх гимнов было сколь-нибудь извинительно лет пятьдесят, даже двадцать назад, то к 1983-му подобные "поэзы" смотрятся жутчайшим и нелепейшим анахронизмом! Тем более, что пройдут какие-то десять лет, и "уродами" станут все, населявшие 1/6 часть суши, а более всего - сами идеологи, доллар порицавшие и клеймившие.
Инженер-химик Г.Блондина из Омска выражает своё недоумение после просмотра праздничного (очевидно, приуроченного к 7 ноября) выпуска "Голубого огонька".
"И снова удивил праздничный "Голубой огонёк". Удивил набором несоединимых вместе номеров, неинтересным оформлением, а главное - отсутствием выстроенного сценария: то роль ведущего выполняет поэт А.Дементьев, то эта функция переходит к артистам, то вдруг концертные выступления следуют одно за другим безо всяких "связок". На заре создания этой программы всем было ясно, почему выбирают именно этих участников, а не других. Сейчас трудно понять, какой принцип положен в основу сценарной разработки. Справедливости ради скажем, что были отдельные интересные номера, но не было атмосферы праздника. К такой программе, которую смотрят все, надо подходить более ответственно!"
Полагаю, Г.Блондина к 1983 -му году принадлежала уже к старшему поколению, или - как минимум - "за пятьдесят", но я искренне надеюсь, что она здравствует и поныне, и может "насладиться" концертами сегодняшними... Хотя бы для того, чтобы раскопать в "онлайне" запись именно того "Голубого огонька", подвергнутого ею же когда-то критике, и признаться хотя бы наедине с собою: эх, вот раньше были концерты... не то, что нынешние!
И, уважаемые читатели, коли уж мы сегодня такие "культурные", давайте культурою и завершим наше погружение в сегодняшний день, а для этого почитаем газету "Завтра" от 17 ноября 1997 года, в которой опубликовано интервью с депутатом Госдумы и руководителем театра “Содружество актеров Таганки” Николаем Губенко с довольно вызывающим, но актуальным и поныне названием "Какая власть - такая и культура".
"... Того успеха, которым пользовался Любимов на Таганке, на Западе у него никогда не было… И, наконец, в 1990 году, когда все, начиная от генсека КПСС, и заканчивая актерами Таганки, сделали все, чтобы помочь человеку вернуться на Родину, чтобы блудный мастер вновь припал к источнику своего вдохновения, Любимов возвращается и говорит тем, кто его спас: “Вы мне не нужны! Мне нужно 15 человек, а остальные - балласт…”
... Я своими глазами читал контракт, подписанный им с Гавриилом Поповым, где черным по белому значилось, что “только я, Любимов, вправе привлекать иностранных инвесторов, только я, Любимов, вправе нанимать и увольнять актеров… а все спорные вопросы должны решаться в международном суде в Цюрихе…” Боязнь, испуг, страх, ужас у большей части труппы! Актеры прибегают ко мне: “Это несправедливо! Защити, выручи, Коля!”
Справедливость, а по нынешним обывательским меркам - это едва ли не синоним идиотизма, заставила меня вмешаться, защитить тех, кого Любимов хотел уволить. Вот до сих пор и защищаю, выручаю. Притом, что пятый год ни копейки из бюджета, а кормить людей надо. 147 человек. Да еще здание, его надо тоже содержать, надо делать репертуар. Если бы не помощь зрителей, друзей, попечителей, мы бы не выжили...
... Россия переживает муки унижения и разделения. Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой сокращаются в школьных программах. На смену им приходит Закон Божий. Тот самый Закон, который отлучил Толстого от церкви за его ... А разве не лицемерным является отношение церкви к светской культуре? Все то же, что и в двадцатых годах, только с точностью до наоборот. Тогда изгоняли священников из храмов, теперь изгоняют культуру, которая сохранила эти храмы; на улицу, в небытие выбрасываются архивы, музеи, библиотеки, оркестры... Стыдно, стыдно и стыдно. Общность народа, государства - производное жизненных условий, в которых она формировалась веками. И сегодня культура может выжить только благодаря той же общности, сплоченности, солидарности. Не надо строить храмы, разрушая библиотеки. Надо поддерживать и то, и другое"
Замечательного актёра и патриота, режиссёра, снявшего пронзительнейших "Подранков", и просто удивительно красивого человека Николая Губенко не стало в августе 2020 года. Но, читая это интервью почти четвертьвековой давности, я не перестаю удивляться: ничего не поменялось! Только если раньше - выходило, как выходило, неуправляемые такие процессы, то сейчас всё узаконилось, и стало уже не комично, а... просто противно.
А в заключительной рубрике цикла - стихи, написанные именно в этот день, вновь придётся прибегнуть к помощи Александра Блока. Сегодня у нас написанное им 17 ноября 1900 года, и - право слово - что-то крайне созвучное нам, нынешним, в этом есть!
Мой монастырь, где я томлюсь безбожно, –
Под зноем разума расплавленный гранит.
Мне душно. Мне темно под этим зноем ложным.
Я ухожу в другой палящий скит…
Там будет зной, но зной земли всегдашний
Кровавый шар расплавит мозг дотла,
И я сойду с ума спокойней и бесстрашней,
Чем здесь, где плоть и кровь изнемогла.
Где новый скит? Где монастырь мой новый?
Не в небесах, где гробовая тьма,
А на земле – и пошлый и здоровый,
Где всё найду, когда сойду с ума!..
С признательностью за прочтение, не вздумайте болеть (поверьте - в том нет ничего хорошего) и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ