Выступление в шаурмичной, тусовки с солистом The Stranglers и бородатые айтишники на концерте Radiohead
Музыкант Антон Макаров играл с группами «Свидание» и «Дайте танк (!)», выступал с Найком Борзовым и Олегом Гаркушей из «АукцЫона», а еще пил пиво с солистом The Stranglers и по приколу звонил Юрию Лозе в два часа ночи. Антон рассказал нам о своей музыке и проекте «Диктофон», концертах в Европе и разнице между тикток-блогерами и рок-группой Grateful Dead.
Автор: Алиса Марголина
Начало карьеры, первый фестиваль и европейская публика
— Как музыка появилась в твоей жизни?
— Музыка появилась в жизни, как и у всех она появляется. Звучало радио, музыкальные каналы, саундтреки кинофильмов и видеоигр, что-то ребята слушали в школе. Мои родители включали в машине определенные радиостанции, и там тоже играла какая-то музыка. Причем в пять лет я слушал Найка Борзова и Underwood, а сейчас я с ними же и работаю.
Я не ходил в музыкальную школу, не учился петь. Просто появились гитара, клавишные, написание песен. Все это как-то срезонировало со мной, и я ушел в эту творческую среду. Не могу сказать, что точно связал свою жизнь с музыкой, я особо никогда не занимался чем-то другим, поэтому эта нить может оборваться, я этого не знаю, и никто не знает.
А петь я начал в караоке: были DVD-плееры, в которые можно было подключить аппаратуру, и я помню, как мне нравилось это ощущение, стоять с микрофоном, чувствовать себя как будто на сцене. Можно считать, что караоке и было моей вокальной школой.
— В одном интервью ты говорил, что первое твое серьезное выступление случилось, когда тебе было 13 лет. Как это было?
— Я написал письмо организатору фестиваля, что поспорил с мамой на 500 рублей, если меня возьмут выступать. И через какое-то время мне ответили: «чувак, ты выиграл 500 рублей, мы тебя берем». Из родного Жуковского я приехал в Питер на этот фестиваль, он был посвящен Джиму Моррисону. И мы приехали с родителями, я выступил. Дальше уже катался играл один, без мамы и папы.
Точно помню, что было волнительно. Но на самом деле ничего не меняется — всегда волнительна ситуация, когда ты один приковываешь внимание почти всех людей вокруг. Это испытывает любой человек в любом возрасте. И мои чувства с 13 лет почти не изменились до сих пор, на сцене ощущаю себя примерно, как тогда.
— Расскажи про Европу, с чего начались твои выступления там?
— Первый концерт в Европе я дал в 16 лет в Риге, потому что у меня там жил друг Саша Сугак, он организовал первый европейский концерт. Потом Саша переехал в Копенгаген и организовывал нам концерты в Дании и Швеции.
И я просто много путешествовал с культурологическими целями, познавал мир, языки, себя. Почти всегда брал с собой гитару, чтобы не терять навыки, выходил на улицу, посещал джаз джемы и опен эйр.
Первые поездки в Европу научили меня такой классной штуке, как космополитизму в отношении восприятия мира.
Ты не видишь другую страну, как что-то необычное, как другую планету, ты воспринимаешь это, как место просто на другой территории, с другой архитектурой, погодой и культурой. Но город остается городом, а люди людьми, и ты приезжаешь и разговариваешь на таком международном языке, как музыка. Страхи исчезают и мир воспринимается, как одно целое, и не переживаешь лететь в незнакомое место, где никого не знаешь, не боишься играть людям свои песни. Потому что музыка с тобой, и ты с музыкой.
— Как европейцы и туристы реагировали на твою музыку?
— Было разное, туристы из Китая толпой стояли слушали, пьяные компании подходили, и полиция гоняла. Полицию вызывали, когда людям казалось, что я громко играю. На самом деле, русский парень, который играет свои песни на улицах Европы — не экзотика. Местным все равно — откуда ты и на каком язык поешь. Это скорее экзотика для моего города Жуковского, что я играю свою музыку в Европе.
— А было какое-нибудь необычное место, где ты выступал?
— В шаурмичной в маленьком городе Резекне, в Латвии. Было очень мило: люди слушали музыку и ели шаурму, было три вертела с мясом. Недавно мне даже написал кто-то в фейсбук с того концерта с просьбой приехать еще в этот город.
— Публика в Германии, Швеции, Дании, это какая публика? Это русские эмигранты? Местные?
— В Германии были почти одни немцы. Я даже почувствовал себя героем детективного фильма про вторую мировую, потому что на концерт пришли такие женщины в боа, мужчины стояли в костюмах-тройках и я, такой русский грязный паренек. Я просто долго добирался до Дюссельдорфа, в котором выступал, встал в 6 утра и только к 7 вечера был на площадке, ехал на всех видах транспорта.
В Дании была разная публика, но много было русскоязычных ребят. Пришло человек 80, что не мало для концерта в другой стране. Они просили играть песни на русском языке, чего мы не ожидали. Пришлось менять сет-лист прям по ходу.
Саша Гагарин из «Сансары» недавно показывал видео, как он был на концерте Radiohead в Нью-Йорке. Он снял толпу, где стоит много пузатых мужичков, бородатых айтишников начала нулевых, для которых эта музыка может быть связана с меланхолией или с любовью. Я к тому, что они до сих пор ходят на концерты, и у нас такие люди тоже есть, и культура ходить на концерты в любом возрасте тоже есть, просто чуть меньше.
Мне кажется, что ты и есть отражение своей аудитории, если ты растешь и меняешься, то и она это делает. Тут уже не особо большая разница — Европа это или Россия.
Каверы, коллаборации и продюсирование
— А как ты познакомился с Дэном Ауэрбахом из The Black Keys и Хью Корнуэллом из The Stranglers?
— Я приехал на концерт The Black Keys в Берлине, дождался Дэна Ауэрбаха после концерта, мы с ним сфотографировались, немножко пообщались. У меня есть его автограф, но больше связи, к сожалению, не держали. Это были не отношения двух музыкантов, а больше музыканта и поклонника.
С Хью Корнуэллом история уже интереснее. Я всегда любил и слушал группу The Stranglers, однажды по приколу записал кавера на музыку Хью Корнуэлла и отправил на закрытый британский фан-форум, ну и с моей стороны это была шутка, типа «фейл, посмотрите, повеселитесь», а в итоге Корнуэлл мне ответил. Ему понравилось, сказал, что если я буду на его концерте в Берлине, то он с удовольствием пообщается со мной. Мы действительно познакомились, сидели болтали в его гримерной, делились мыслями о музыке и не только. Это конечно было круто вот так посидеть, попить пива с легендой британского рока.
— А в России это возможно? Чтобы музыкант такого масштаба не просто сделал комплимент каверу, а еще и пригласил пообщаться, попить пива?
— Мне кажется, да. Расскажу историю. Около года назад мы выпивали с друзьями, и в два часа ночи решили по приколу набирать номера менеджеров известных музыкантов. Мы нашли номер менеджера Юрия Лозы и позвонили. Сначала к телефону подошла какая-то девочка, и мы начали ей говорить, что хотим пригласить Юрия к нам на тусовку петь, прямо сейчас. Напоминаю, что мы просто были нетрезвые и это изначально был прикол. Эта девушка говорит, что она особо ничего не понимает и передает трубку самому Лозе. И в итоге я с ним разговорился, мы болтали почти полчаса обсуждали музыку, гитары и еще что-то. То есть это зависит от человека, в англоязычной среде также есть люди, музыканты, которые могут гнуть пальцы и говорить: «я не пойду с тобой пиво пить».
У меня также получилось с Найком Борзовым. Я всегда был его фанатом, все детство слушал музыку, считаю его большим талантом и работягой. Я просто написал ему на почту, которая указана на сайте, с предложением записать песню. Ответа никакого не получил, но потом я окольными магическими путями все-таки узнал его номер телефона. Мы созвонились, и он согласился. Потом мы сыграли вместе. Оказалось — проблемы нет, если есть интересная движуха. Если музыкант обращается к музыканту, то музыка — это разговор на равных.
— Ты спродюсировал альбом Олега Гаркуши, участника группы «АукцЫон». Как он нашел тебя?
— Гаркуша приятный и талантливый человек. Таких людей мало, один на миллион. Мы познакомились с ним, когда мои друзья помогали сделать ему арт-центр «Гаркундель». Они связали нас, я предложил записать альбом. Вскоре приехал к Олегу, мы записали его вокальные партии и представили это, как альбом «23». Потом сходили на квартирник к Маргулису (бывшему участнику группы «Машина времени» — Прим. ред.), где сыграли это вживую, и выступили на Вечернем Урганте с синглом «Изменилось», к 60-летию Гаркуши.
— Сейчас ты работаешь с кем-нибудь?
— Я позанимался немного песнями Найка Борзова, работаю над следующими релизами Мика Вино (Мика Винокуров, инди-музыкант — Прим. ред.). Как участник группы «Свидание» занимаюсь аранжировкой, пишу следующий альбом проекта «Диктофон». Буквально недавно вышел альбом группы Сансара «Станция “Отдых”» и еще пару проектов, о которых я пока не совсем могу говорить.
— А как началась работа с группой «Свидание»?
— Мы начали следить друг за другом с 2018 года. Мы примерно в одно время начали выпускать свои релизы, они на русском языке, я на английском, и в один момент фронтмен Андрей Зеберти предложил мне присоединиться к ним на клавишах и стать пятым участником, я согласился. «Свидание» — очень хороший прототип западной группы, они все очень работящие ребята, что очень срезонировало со мной. Они, можно сказать, пример, как должна работать хорошая, независимая, качественная музыкальная группа.
— Также ты выступал с «Дайте танк (!)», расскажи, как ты познакомился с ребятами?
— С Димой Мозжухиным мы знакомы с 2013 года, все время следили за творчеством друг друга, пытались даже что-то делать. В итоге Дима тоже позвал меня играть на клавишах, они меняли барабанщика и уделили время построению ритм секции. Вот сейчас играем вместе, я очень рад, если мои руки могут музыкально помочь ребятам.
Современная музыка, сольные проекты и ковид
— Если смотреть на количество прослушиваний новых песен тиктокеров и сравнивать с прослушиваниями музыкантов, которые начинали свой путь с улиц, баров и караоке, то появляется ощущение, что спрос на музыку сильно изменился. Что ты об этом думаешь?
— Может быть, спрос на мою музыку меньше, чем на песни тиктокеров, но сама потребность для художника очень относительная. Есть пример с группой Grateful Dead — это американская рок-группа 60-х годов, у которой была небольшая фан-база. Однако поклонники были очень активными: покупали мерч, ходили на концерты, ездили за группой по городам, это был отдельный микромир. Я вообще недавно где-то прочитал, что наше будущее стоит за вот такими микромирами, которые творческие люди создают вокруг себя. То есть если ты имеешь аудиторию даже в 10 человек, и они искренне поддерживают тебя, то ты не менее талантлив, чем тот, у кого сотни тысяч прослушиваний.
Я никак не отношусь к тиктокерам с многомиллионными зарплатами, потому что это их среда, они делают другое и занимаются бизнесом. Это направлено на досуговое развлечение и не особо касается музыки, на мой взгляд.
— Помимо артиста ты еще музыкальный продюсер. Почему люди приходят со своими проектами к тебе?
— Не знаю, почему люди приходят ко мне. Каждый раз, когда мне отправляют микс на сведение или еще что-то, я предупреждаю, что делаю в наваристом жирном стиле, за компьютером на колонках от музыкального центра, до сих пор. Кого-то это смущает, кого-то нет.
Когда я начинал заниматься музыкой, никто не мог помочь мне в том, чтобы мои песни звучали так, как я хотел — культура музыкального продюсирования была довольно низкой. Я начал записывать, сам копаться в этих программах, звуках и аранжировках. Мой опыт может помочь другим людям.
— Ты ведешь свой сольный проект «Диктофон». Как он появился?
— «Диктофон» — это проект про любовь и про межчеловеческие экзистенциальные проблемы. А название такое, потому что диктофон — как личный дневник для музыкантов, как заметки в айфоне, куда помещаешь мысли и переживания. Проект в кинематографической, черно-белой эстетике просто открывает этот личный дневник напоказ, со всеми самыми страшными и странными мыслями, о которых человек не говорит в обществе, но может написать для себя. Это резонирует со мной, поэтому и такой проект.
— Еще у тебя совсем недавно вышел альбом «Хотелось». Чем ты вдохновлялся, о чем этот альбом?
— В альбоме есть песни, под которые можно раскинуть руки, под которые можно потанцевать, под которые можно подумать о ужасе насилия. К примеру, послушайте песни «Хуже некуда» и «Убери свои руки прочь» — это музыка про растление несовершеннолетней девочки и насилие.
Я беру прямые ритмы, обычные аранжировки и стараюсь простыми словами сказать что-то сложное. И если это как-то воздействует на человека, дает пищу для размышлений, меняет его, укутывает, как плед, или дает силы что-то делать, то вот это и есть цель музыки. На фоне этого все другие цели, касательно сборов, стримов и общего достатка меркнут, я не ради этого создаю музыку.
— Ковид как-то повлиял на твое творчество?
— Прекрасно повлиял. Во время карантина я осознал много вещей. Это стало маленькой смертью для меня и дало понять: то, что я делал до ковида, закончилось и осталось там, пришло время идти дальше. Понятно, что индустриально мы все потерпели убытки, изменились планы, даты концертов и поездок, поменялись графики, цифры. А человечески этот карантин был очень важной штукой, чтобы посмотреть внутрь себя и сделать выводы. Для меня он раскрыл многие вещи, которые нужно было преодолевать и двигаться дальше.
— А что для тебя музыка в трех словах?
— Страдание, труд, счастье.
Редактор: Алексей Иванов