– А наши, то есть русские?
Ковалев покосился на штабротмистра:
– Никак нет. Курганское направление тоже ничего не дало. “Стукачи”
тоже не дают никаких наводок. Создается впечатление, что Хоревск – не транзитный пункт.
– То есть?
– Ну, то есть сырец вроде бы производят в самом Хоревске.
Бекбулатов долго непонимающе смотрел на поручика:
– Там что, маковые поля?
– В томто и дело. Никаких посадок мака ни в районе Хоревска, ни в
уезде не обнаружено, хотя искали очень придирчиво. Авиацию привлекали... Естественно, местные “торчуны” потихоньку выращивают в огородах и чуть ли не в цветочных горшках, и мы их регулярно давим, но крупную плантацию там не спрятать, сами увидите... увидишь.
Владимир хмыкнул и сменил диск в проигрывателе. В уши ударил заунывный блатной романс в исполнении модного певца по кличке Квадрат. Бекбулатов щелкнул клавишей:
– Ках ты эту бодягу слушаешь, поручик?... Так что они, в погребах мак сеют? Может, в лесах гденибудь?
– Какие там леса, Владимир Довлатович, колки сплошные.
– Чточто?
– Колки. Березовые перелески такие. Деревьев стодвести, а вокруг
поля да степь. Лесостепь понаучному. Вообще, в наших краях – не леса. У нас озера да болота на каждом шагу, а леса на севере да на западе – в сторону Миасса, Златоуста. Вот там леса так леса. Заблудиться в два счета можно.
– Ты что, поручик, лесной житель?
Двадцатипятилетний Ковалев снова смутился:
– Да я местный, Владимир Довлатович, хоревский. Леса, конечно,
знаю. Рыбалка там, охота...
– А на кого вы тут охотитесь, если лесов нет?
– На уток, на зайцев. Тут зайцев, Владимир Довлатович, пропасть, а
уток... На озерах по осени такая тьма проходит северной...
– Какой такой северной?
– Ну утки северной, изза Тюмени, из тундры. Гоголя, хохланы... – Гоголя, случаем не Николай Васильевичи?
– Не, Владимир Довлатович, тот писатель был, я знаю, не подловите.
Автомобиль, миновав шахтные терриконы Никольской, вписался в крутой поворот трассы, огибающей по берегу какоето небольшое озеро. Ковалев мог бы говорить на тему охоты еще долго, но штабротмистр решил вернуться к интересующей его теме:
– А какова, к слову, была конкретная цель той последней поездки ротмистра Чебрикова?
***
Надо сказать, что Хоревск, названный в честь основателя, казачьего атамана Хорева, срубившего первую избу на крутом речном берегу, ни размерами, ни достопримечательностями не блистал. Мирно дремавшая почти двести лет казачья станица была разбужена промышленным взрывом тридцатых, когда по именному указу императора Алексея II в короткий срок взметнула в небо пять высоченных труб Хоревская тепловая электростанция, одно время даже бывшая крупнейшей в мире. А местные залежи первоклассной белой глины и формовочного песка уже лет сто пятьдесят определяли приоритеты хоревской промышленности. Еще в позапрошлом веке дотоле мало кому известный городок, в который малопомалу превратилась разросшаяся казачья станица, благодаря стараниям местных купцов и заводчиков Нечаевых, основавших первую за Уралом фарфоровую фабрику, потеснил на рынке прославленные Мейсен и Севр, не говоря уж о многочисленных отечественных производителях “черепков”. Симпатичную белочку, украшающую донышки хоревских тарелок и кофейных чашечек, вскоре стали узнавать не только в обеих столицах Империи, но и далеко за пределами России.
Настоящую же известность (в определенных кругах) городу принесло производство керамических изделий для радиоэлектроники, основанное всемирно известным конкурентом “Сименса” электронным концерном Зворыкина, создавшим здесь в конце пятидесятых годов прошлого столетия уникальный завод.
Все эти животрепещущие подробности вкратце поведал Бекбулатову его добровольный гид, когда на горизонте вытянулись по ветру гигантские дымовые шлейфы труб электростанции. Промчавшись по шоссе, рассекающему величественный, как готический собор, сосновый бор, окаймляющий немаленькое водохранилище, созданное для нужд электростанции, “Полтава” въехала на сонные, по причине дневной жары, улицы города.
Благодаря массе зеленых насаждений Хоревск показался Владимиру похожим на малороссийские городки, памятные по годам юности.