Потеснив противника, армия Брусилова встала на отдых.
Приказано окопаться и отдыхать.
Окапываться в лесу сложнее, чем в поле, зато менее опасно.
Николай, между деревьев нашёл свободное место и, стал рыть окоп. Топором обрубив корни деревьев, принялся вырезать приступок для ног. Делал он это уже по привычке, со знанием дела. А как же было сложно и не понятно в начале войны. Да и порой делалось это в торопях, многие теряли лопаты и тогда несколько человек рыли окопы одной лопатой по очереди.
Сделав приступок, он вырезал выемку под оружие и принялся выбирать нишу для отдыха. Близится зима, земля совсем остыла. Набрав сухих веток и сучков, Николай разжёг в нише костёр. Это отец ещё в детстве научил его так прогревать землю, прежде, чем лечь на неё.
Когда ниша хорошо прогрелась, он сгрёб жар в канавку под стеной, засыпал её землёй и стал выстилать сосновой лапкой спальное место. Когда всё было готово, соорудил лаз в своё укрытие и сверху окоп прикрыл сосновыми ветками. Осмотрел своё сооружение, остался доволен, и отправился проверить, как окопались его новобранцы.
— Ты, солдат, не ленись, даже если окоп делаешь на пол-часа, делай основательно. Хорошо окопаешься, дольше проживёшь — взяв лопатку у солдата, показал ему, как правильно делать потолок окопа.
— Вот так, земли –то, больше накидывай, и всё хорошо прикрой ветками, чтобы с аэроплана не разглядели. Давай солдат, работай.
— Вот смотрю на тебя, Николай, и диву даюсь, ты словно всю свою жизнь при войне жил — услышал Николай голос унтер офицера Архипова, Родиона.
Архипов сибиряк, призвался с Омска, молодой, но очень смышлёный офицер. Они ещё в поезде подружились и попали в одну армию.
— Охотники мы, на охоте, так почитай, что каждый раз ты на войне. Только зверь хитрее человека и чует он лучше, чем человек. Всё чует, и беду свою чует и от кого эта беда исходит, тоже чует. А человеку это не ведомо, вот и получается, что волка победить или медведя, сноровка нужна. А то всё наоборот выйдет. Не ты его, а он тебя, всё как на войне — отвечал Николай, направляясь к своему окопу.
— Всё спросить тебя хочу. Ты знаешь, как тебя твои солдаты называют? — стараясь идти рядом с Николаем — спросил Родион.
— Ну? И как?
— Скударой. Говорят, что как в атаку идём, так ты всё Скудару кричишь. Кто Бога на помощь зовёт, кто Батюшку Царя, а ты всё Скудару призываешь. Вот тебя солдаты и зовут промеж себя, Скударой.
— Скудара, это хорошо. Скудара - это смелость и отвага. Скудара – это совесть, это Родина, это наша Светлая Русь. Это земля наших предков русов, земля Богов, которые нам, своим детям, оставили её в наследство. Если в тебе есть кровь наших предков, ты будешь защищать свою землю до последних сил. Видишь ли, нас заставляют поверить в то, что мы рабы божьи, а мы божьи дети. Даже в библии сказано, что мы чадо божье, а нам говорят, что мы рабы.
— Да ты социалист, батенька, церковь не признаёшь.
— Как же, признаю. Живу венчанным.
— А откуда про Скудару знаешь?
— Был у меня учитель, дед Безродный, много чего знал про этот свет.
— А я на историческом, в университете два года отучился. Вот на третий курс перешёл и, война. У нас про Скудару тема была. Правда, короткая, больше о скифах. Потому как их скифами другие народности называли и писали про них, то они сколоты, то скифы, даже русами называли, а вот скударами не называли почему-то.
— Мы тоже, всякий народ, на свой манер называем. Вот немцы, кто они, немцы? Германцы? А как они себя зовут? Ну, вот и Скудару так же, все на свой лад величали.
— Ну да. Всё так.
Я. Родион, вот что, в толк не возьму: ежели и хорваты, и сербы, и немцы, и англичане, и поляки, и болгары, и пруссаки, все от одних родителей, от русов, то почему мы друг друга убиваем?
— Ну, на земле вообще все от Адама и Евы, все люди братья получаются.
— Знаешь, библия это собранное в одно, писания мудрых людей, живших до нас кто лет пятьсот, а кто и тысячу и возможно и более тысячи. Кто они, которые писания этих мудрецов, собрали в одну книгу - библию,нам не ведано. Почему они захотели весь народ Земли–Матушки под своё знамя собрать, тоже не знаю. Но догадываюсь. что для своей корысти. Ради славы, или ради власти, смекаю, что и для того и для другого.
Сложили библию из разных писаний разных времён, вот и получилось, что оно вроде и правда, а вроде и вымысел. Приказали чтить библию, как закон божий и этим законом стали подле себя удерживать народ.
— Ну, ты определённо социалист. Ни дать не взять. Вместо библии ты книгу "Капитал" не возишь с собой?
— Нет, Родион, я всё в себе держу, в своём сердце. А что тебе твой учитель про Скудару говорил?
— Говорил, что народ этот был очень силён духом и воины были ловкие и смелые.
Все их боялись, но они ни на кого не нападали. Другие народы, добровольно шли под их защиту, поэтому владения их были в половину земли всей. Ну и воровать привычки не имели, честный народ был. Куда вот только он подевался?
— Да в нас с тобой и наших людях и живёт, куда ж он денется? Коли язык руський живёт, так как ты народ или страну ни назови, а это дети русов.
— А я вот тоже в толк не возьму, почему так, помнишь, в конце августа мы форсировали реку Гнилая Липа, гнали австрияков. Потом в начале сентября взяли Львов? Помнишь? Ах как восторженно радовался народ Львова!
Ко мне подбежал подросток и говорит, что мы рады, мы счастливы, что русские пришли. Мы, говорит, русины, единый с вами народ. У нас один язык, одна душа. Понимаешь? Подросток! Это ему родители в душу вложили, чтобы всегда знал, чьёго он роду-племени.
— Конечно помню, ко мне женщина подошла, говорит, что язык наш, как песня, как весенний ручей, просила, чтобы мы с ней говорили и говорили. Нам, говорит она, запрещали говорить на нашем языке. Она рассказала, что в их деревне нашли книгу Шевченко "Тарас Бульба", семью расстреляли, а всё село в лагерь выслали, ни стариков, ни младенцев не пожалели. Страшно, как расправляются австрияки с нашими братьями.
— Страшно. Как только немцы войну объявили, так австро-венгры всех русин в лагеря согнали. Мне один студент рассказал, что люди там от грудных детей до стариков, находятся под открытым небом и в дождь, и в холод, да ещё и впроголодь. Гибнут каждую ночь сотнями.
— Так, а мы такие лагеря освобождали, трупов там было столько, что ступить негде. Те, кто жив остался, так по телам и выходил.
— Да это же, уничтожение нашего народа. Они уже не одну сотню лет здесь русин уничтожают. Язык новый русинам придумали и, заставляют на нём говорить. Требуют, чтобы не русинами себя называли, а украйнами или поляками, на худой конец. А народ и язык свой сохранил, и город Львов, своим именем называет. Низкий поклон истинно русскому народу, народу Червонной Руси.
— Выходит, что только у австрияков, Львов Лембергом звался?
.
— Ох, Николай, это вообще многострадальный русский город.
Когда-то, в тринадцатом веке, он был столицей королевства "Русь". На остатках древнего города, его построил Даниил Галицкий и, назвал в честь сына Львовом. А через сто лет, его захватила Польша, и он стал называться Леополис.
В восемнадцатом веке, при разделе Польши, Львов отошёл Австрии и, его переименовывают из Леополиса, в Лемберг. Сейчас он вновь, после более, чем шести веков, вернул себе своё русское имя. А почему вернул? Потому что имя его, народ никогда не забывал и пронёс через сотни лет. Из поколения в поколение, передавая детям своим, имя родного города. Чудо просто. Впрочем, и Галич и Перемышль русины по-другому тоже не пожелали называть. Какой народ сильный, духом крепкий, его ломают, его морят, его жгут, его морозят, а он как феникс, восстаёт из пепла и духа русского не предаёт.
— Родион, мы все: и руськие, и русины, и русичи, и русы, и великорусы, и великороссы, и малороссы наконец, дети единых наших предков – русов. Потому и защищает эту Великую Землю российский солдат с преданностью, с честью, не жалея живота своего.
— Это так, порыв нашего брата очень высок.
— Помню, как стремительно рвались наши армии в бой. Тогда у меня ещё роты не было. Набрали бригаду, мне пришлось разделить её на части, и всю ночь делать щиты, против переправ.
Отступая, австрияки нарушили переправы, которые взорвали, которые подожгли. Вот мои солдаты, кто щиты делал, кто мосты тушил. За ночь справились, всю переправу отладили. Пришлось торопиться. Пехота-то поджимает, кавалеристы и вовсе ждать не схотели, вброд кинулись. Ох, как гнали они, этого австрияка, любо дорого посмотреть, бежал без оглядки — засмеялся Николай.
— Так вот, наши армии восьмая и третья, вместе в город вошли, а во всех газетах третью армию генерала Рузского восхваляли и до сих пор об этом говорят. А без нас, они бы и на шаг ко Львову, не приблизились. Мы же им свободный проход обеспечили, а они все лавры получили. За генерала обидно. Хороший у нас генерал, разумный, солдата бережёт.
— Да, с генералом нам повезло, Брусилов в военном деле, толк знает, солдата не предаст. Не то, что про иных, худая молва идёт.
— Обед, обед — услышали офицеры и, подхватив свои котелки, поспешили к походной кухне.
Подходя ближе к конной повозке, на которой были установлены котлы, Николай обратил внимание на извозчика.
— Уж больно на Нестора похож солдат, такой же вёрткий и молоденький — подумал он.
Солдат, словно почувствовал, что кто-то пристально смотрит на него и выпрямился в рост. Широко улыбаясь, солдат кинулся к Николаю:
— Миколка, брат, ну наконец-то я тебя встретил! — братья обнялись.
Николай, так сердечно прижал к груди брата, словно роднее Нестора, у него никого больше нет. Глаза Николая светились от радости, он то и дело похлопывал брата по плечу.
— Ну, рассказывай, когда из дома, что там, да как?
— Брат, ты садись, отобедай, а я рядом сяду, да обо всём, что знаю, поведаю.
Николаю налили борща в котелок, положили кусочек мяса, дали хлеб, он сел на упавшее дерево, Нестор устроился рядом и стал рассказывать:
— Нас всех вместе призывали, меня с Кузьмой и Ванюшкой с Санькой, ровно через месяц, после тебя.
Я вот, в госпиталь попал, не на долго, правда. — Нестор немного помолчав, продолжил — контузило, но быстро прошло. — он опять помолчал, потом добавил.
— Брата нашего, Кузьмы, у нас больше нет — проговорил он тихо и, замолчал.
Кусок хлеба застрял у Николая в горле, он прохрипел.
— Где?
— Под Варшавой. Наши там крепко прижали австрияка, а к ним на помощь немецкие армии прибыли.
Чтобы усилить наши армии, нас три сибирских корпуса в качестве подкрепления под Варшаву и бросили.
Там тогда три армии наших было, четвёртая, пятая и девятая.
Мы вышли от Ивангорода, с реки Нарев. А немцы вышли к устью реки Сан и на реке Висле заняли весь левый её берег.
Схватка была жёсткая. Немцы, не австрияки, эти просто хладнокровные звери. Косили нашего брата, почём зря. До сих пор слышу этот, непрерывный гул орудий и отвратительный, сплошной визг пуль.
К нам на подкрепление прислали ещё сибирский корпус, все новобранцы, не обстрелянные совсем, и в такую рубку. Месяц без перерыва сплошных боёв. Даже на ночь, эти сволочи, палить не останавливались.
Наступление немцев удалось остановить, но какой ценой, брат, какой ценой. Варшаву отстояли.
А сколько, в этой землице, полегло наших сибиряков, страшно подумать. Там и наш Кузьма, голову сложил. Каждая пять земли кровью нашего русского солдата пропитана.
— Сафрон ногу под крепостью Перемышль оставил, а Кузьма свою жизнь под Варшавой положил — с глубокой печалью произнёс Николай — А Иставка-то где? Он тебя старше, а его что, не призывали?
— Врачи его завернули и Илью, тоже завернули, не годными для обороны страны оказались.
—- Не прощу немцам Кузьму— сжимая кулаки, произнёс Николай — Не прощу, наших ребят-сибиряков, не прощу-у-у гадов — ударив себя по колену кулаком, сквозь зубы, процедил Николай.
Мимо братьев сновали солдаты, они мыли, в полузамёрзшем, ручейке котелки, смеялись, рассказывали друг другу какие-то истории, одни уходили, приходили другие, только ни Николай, ни Нестор никого не замечали, сидели молча, каждый думал о войне, о немцах, которые принесли эту войну, принесли горе и смерть, и залили кровью нашу землю.
— Э-эй, извозчик, всех накормили, погоняй-ка лошадок, едем, нам ещё одну роту накормить надо засветло — крикнул напарник Нестора.
— Ну, брат, храни тебя Бог, я поехал дальше — братья обнялись и попрощавшись, Нестор привычно вскочил на подножку, ловко, по-хозяйски, тронул вожжи.
— Господи, спаси, сохрани Нестора, пусть он нарожает и вырастит детей, детей Скудары, чтобы не прерывался наш руський народ, а только множился — говорил Николай, вслед удаляющемуся брату.
Немного посидев, он тяжело поднялся и медленно пошёл к своему окопу.
продолжение : Скудара-40
начало; Скудара 1