Продолжаю собирать достойные серьезные российские фильмы. На этот раз — парочка свежих работ, между которыми нет ничего общего. Кроме того, что они сняты большими мастерами, которые стали знамениты еще в СССР.
«Паркет»: странные танцы из 90-х
Фильм Александра Миндадзе по его же сценарию снят Россией вместе с Польшей и Великобританией. Это история встречи на фестивале танго некогда известных танцоров, исполнявших номер втроем (ну, такая метафора любовного треугольника).
Мужик по прозвищу Какаду с зализанными волосами и в костюме со старомодными стразами, его бывшая жена по кличке Валенсия и экс-любовница Елизабет. Все выглядят как эхо девяностых.
Троица собирается через четверть века, чтобы исполнить последний танец, вспомнить молодость, вернуть старые ощущения и где-то даже страсть. Начинается история про одиночество, про безжалостное время, про закрытие гештальтов и т.п.
Фильм с балетным названием «Паркет» лишен признаков времени и места и подчеркнуто театрален: в диалогах, в паузах, в смене мизансцен. Это как последний спектакль, после которого для героев ничего не будет.
Миндадзе и раньше повышал драматизм, создавая апокалиптические обстоятельства. На этот раз речь о том, где все мы будем. Герои пытаются осознать приближение старости и все, что с этим связано. «Все кончается. Взмах ноги, и вот уже внук клянчит мороженое», — говорит Елизабет.
Герои пытаются понять, осталось ли от них что-то из 94-95 годов (да, уж, времена, к сожалению, не выбирают). «Какаду, а мы правда ведь не знакомы, если столько лет не виделись», — говорит Валенсия.
Ты ли это — через четверть века, когда в тебе многое заменили по компонентам? Наверно, такой вопрос есть у многих. Другой дело — уровень экспрессии автора вопроса. Взрослые на то и взрослые, чтобы что-то понять о жизни и не вести себя так, как происходит на экране.
Герои Миндадзе все делают нервно, манерно и невзросло. Будучи, кстати, не так уж близко к пенсионному возрасту (Анджею Хыре и Евгении Додиной на съемках было около 54 лет, Агате Кулеше — 47 лет). По сути Миндадзе показывает кризис среднего возраста, запоздалый из-за инфантилизма да еще и с соматическими сложностями, усиливающими ощущение финала. Героям сложно сочувствовать, скорее их жаль.
С другой стороны, есть о чем подумать, ведь «паркеты» и гештальты прошлого у всех разные, и фильм Миндадзе — повод вспомнить о них.
«Иван Денисович»: лагерная сказка
Повесть Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» экранизировал Глеб Панфилов («Мать», «Васса», «Тема»). Кино вызвало диссонанс среди журналистов праволиберальных СМИ.
Некоторые из них раскритиковали фильм, упрекнув в искажении книги и в слишком мягком отношении к теме репрессий. Другие представители праволиберального лагеря фильм хвалили, отметив гуманизм, духовность и отвергнув упреки в вопросе репрессий. На самом деле оценки могут быть разными, слишком уж вольно Панфилов обошелся с текстом.
Зачем-то резко расширена долагерная история Ивана Шухова. Он превращен в героя-артиллериста, помогшего «панфиловцам»: подбил пять танков и бронемашину на Волоколамском шоссе. А перед этим он проехал на параде по Красной площади.
Потом Шухова спасает из плена призрак дочери! О чем он уверенно говорит НКВДшнику. Который разводит руками: даже от героя не примет такие байки, поэтому — 10 лет. Как вам такое? Ясно, что Панфилов устроил притчу с христианскими мотивами, но неаккуратно выходит, ведь начальник, выглядит довольно адекватным, вроде, просто так не посадил.
Лагерная история из-за затянутой экспозиции выглядит сжатой, режиссер старается представить персонажей, но времени мало. С другой стороны, вот такой один день, что успели, то увидели.
Появление старицы (Инна Чурикова), как и прочие волшебные случаи, что помогают прожить день и не нажить увеличение срока, принять легко. Панфилов делает притчу о мытарствах российского мужика, народа, о его многотерпении, духовности, способности выносить тяжелейшие испытания, не теряя человечности, любви к Родине и веры в лучшее.
И это все-таки лучше, чем механически переносить на экран детальные бытописания из книги Солженицына, местами похожие на обычную производственную драму.
С текстом книги Панфилов поступает как метамодернист, включая в действие реального художника Николая Гетмана, который дарит Шухову как бы его портрет — известную картину «Реабилитированный» 1978 года. Шухов не видит сходства, но все говорят: «Это же ты!»
Потому что духовная наполненность образа важнее точности рисунка или экранизации (тем более — в случае с произведением, которое было официально издано еще при Хрущеве и сегодня не несет больших открытий в реалистической разработке лагерной темы).
Таким образом, через этот портрет Панфилов говорит со зрителем, сразу отвечая на всю возможную критику, его притча осознает себя таковой и, несмотря на некоторые спорные моменты, на долгие годы может остаться лучшей экранизацией книги Солженицына.
Спасибо за дочитку! Подписывайтесь на канал, и продолжим!