Прочтение эстетических представлений о литературных произведениях как страстных и даже убедительных предложений истины, несомненно, заставило бы многих современных ученых съежиться, особенно тех, кто привержен постмодернистскому проекту деконструкции истины и размывания границ. Но если мы понимаем истину в ницшеанском смысле — как временную концептуальную иллюзию, которая никогда не сможет подняться до уровня метафизического или онтологического, — тогда не было бы необходимости отшатываться от авторитетных (не авторитарных) предложений об истине первоклассных художников. К сожалению, мы не смогли принять к сведению проницательные предложения стольких великих писателей за последние сорок лет, потому что мы зациклились на бесконечном разрушении истины и постоянном размывании концептуальных границ.6 Но теперь, когда мы все можем признать постмодернистскую “истину” о том, что “истина” - это постоянно развивающееся концептуальное изобретение, мы можем начать процесс тщательного эпистемологического разграничения, чтобы построить более социально справедливые и приносящие жизнь формы мышления и бытия. Это то, чего пытались достичь авторы в этом выпуске, посвященном написанию о жизни.