Супружеская жизнь с Петром не сложилась, но любовь продолжала занимать в жизни Екатерины значительное место. Она сама сознавалась в своих записках, что, не будучи особенно красивой, она всё же умела нравиться. Первым её любовником, вероятно, был Захар Чернышёв, который приглянулся ей ещё в 1745 году.
Захара она называла «горячая голова». Записка по-французски:
«Первый день, как будто ждала вас, так вы приучили меня видеть вас; на другой находилась в задумчивости и избегала общества; на третий смертельно скучала; на четвёртый аппетит и сон покинули меня; все мне стало противно: народ и прочее... на пятый полились слезы... Надо ли после того называть вещи по имени? Ну вот: я вас люблю!»
Удалённый затем от двора, он вновь явился в 1751 году и нашёл, что великая княгиня за шесть лет очень похорошела. На этот раз роман продолжался недолго.
В следующем году Екатерина увлеклась Сергеем Салтыковым, который считался самым красивым мужчиной при дворе. Говорили, что сама Елизавета была не равнодушна к нему, но он предпочёл сделаться любовником Екатерины. Когда об этой связи сделалось известно императрице, она, то ли в самом деле радея о чести великого князя, то ли из ревности, сделала вид, что гневается. Салтыков должен был уехать на время в деревню и вернулся лишь в феврале 1753 года. На этот раз Елизавета была в другом настроении: она погружена была в государственные заботы.
Стареющая императрица ждала появления у великокняжеской четы наследника и в том, что он не появлялся, винила Екатерину. В своих записках Екатерина сообщает, что императрица решила прибегнуть к радикальным мерам. В один из куртагов Елизавета стала выговаривать гофмейстерше Чоглоковой, что от верховой езды у великой княгини вот уже столько лет нет детей. Чоглокова отвечала, что относительно детей тут нет вины, что дети не могут родиться без причины и что хотя их императорские высочества. уже с 1745 года живут вместе, но причины до сих пор не было. Тогда Елизавета стала бранить Чоглокову и сказала, что она взыщет на ней, зачем она не позаботилась напомнить об этом предмете обоим супругам.
Получив такой нагоняй, Чоглокова начала хлопотать, чтобы буквально исполнить приказание императрицы. Однажды она отвела в сторону Екатерину и сказала: «Послушайте, я должна поговорить с вами откровенно». «Я, разумеется, стала слушать во все уши, — писала позже Екатерина. — Сначала, по обыкновению, она долго рассуждала о своей привязанности к мужу, о своём благоразумии, о том, что. нужно и что не нужно для взаимной любви и для облегчения супружеских уз; затем стала делать уступки и сказала, что иногда бывают положения, в которых интересы высшей важности обязывают к исключениям из правила. Я слушала и не прерывала её, не понимая, к чему все это ведёт. Я была несколько удивлена её речью и не знала, искренно ли говорит она или только ставит мне ловушку. Между тем, как я мысленно колебалась, она сказала мне: «Вы увидите, как я чистосердечна, и люблю ли я моё отечество; не может быть, чтобы кое-кто вам не нравился; предоставляю вам на выбор Сергея Салтыкова и Льва Нарышкина; если не ошибаюсь, вы отдадите предпочтение последнему». «Нет, вовсе нет», — закричала я. «Но, если не он, — сказала она, — так, наверное, Сергей Салтыков». На этот раз я не возразила ни слова, и она продолжала говорить: «Вы увидите, что от меня вам не будет помехи».
В конце концов императрица по подсказке доверенных лиц устроила врачебный осмотр супружеской четы, о результатах которого мы узнаём из сообщений иностранных дипломатов: «Великий князь был не способен иметь детей от препятствия, устраняемого у восточных народов обрезанием, но которое он считал неизлечимым» (фимоз). Известие об этом ввергло Елизавету Петровну в шок. «Поражённая сею вестью, как громовым ударом, — пишет один из очевидцев, — Елизавета казалась онемевшею, долго не могла вымолвить слова, наконец, зарыдала».
Вскоре после операции дело наладилось. Екатерина забеременела три раза подряд и, после двух выкидышей, 20 сентября 1754 года родила сына. «Только что его спеленали, — вспоминала потом Екатерина, — явился по приказанию императрицы её духовник и нарёк ребёнку имя Павла, после чего императрица тотчас велела акушерке взять его и нести за собою; а я осталась на родильной постели… Как скоро императрица удалилась, великий князь со своей стороны тоже ушёл, вслед за ним граф и графиня Шуваловы, и я никого больше не видела… Я… заливалась слезами с той самой минуты, как родила. Меня особенно огорчало то, что меня совершенно бросили. После тяжёлых и болезненных усилий я осталась решительно без прибору, между дверями и окнами плохо затворявшимися; я не имела сил перейти в постель, и никто не смел перенести меня, хотя постель находилась в двух шагах… Императрица была очень занята ребёнком и не отпускала от себя акушерку ни на минуту. Обо мне вовсе и не думали… Я умирала от жажды; наконец меня перенесли в постель, и в этот день я никого больше не видала, даже не присылали наведаться о моём здоровье».
Правда, злые языки при дворе едва ли не вслух говорили, что ребёнка надо было бы величать Сергеевичем.
С Екатериною после рождения Павла стали поступать как с человеком, исполнившим заказанное дело и ни на что больше не годным. Даже в любви не дано ей было утешения, поскольку сразу после родов императрица отправила Салтыкова с дипломатическим поручением в Швецию. По возвращении бывший любовник относился к Екатерине холодно и небрежно. Он имел даже дерзость назначать ей свидания, на которые сам не приходил. Однажды она тщетно прождала его до трёх часов ночи. К тому же до неё дошли известия о том, с какой неумеренностью Салтыков вёл себя в Швеции, где он буквально не пропускал ни одной женщины. Екатерина была этим не на шутку раздосадована. Как видно из её записок, она имела к Салтыкову большое и сильное чувство.
Впрочем, таково же было отношение императрицы к Петру Фёдоровичу. Из-за его несносных проделок и дурашливых кривляний императрица не могла пробыть в его компании «и четверти часа, чтобы не почувствовать отвращения, гнева или огорчения». Он, например, просверлил дыры в стене комнаты, где тётушка-императрица принимала фаворита Алексея Разумовского, и не только сам наблюдал за тем, что там происходило, но приглашал заглянуть в глазок и «дружков» из своего окружения. Можно представить силу гнева Елизаветы Петровны, узнавшей о проделке. Тётушка-императрица отныне в сердцах частенько называет его то дураком, то уродом, а то и «проклятым племянником».
Год после родов прошёл серо и одиноко. Екатерина много болела и почти не участвовала в светской жизни. Наконец, на одном из балов ей попался на глаза молодой польский граф Станислав Понятовский, приехавший в Россию в свите английского посла Вильямса. По всем статьям он был не чета Салтыкову: получил хорошее разностороннее образование, много путешествовал, долго жил в Париже. В свою очередь Екатерина произвела впечатление на Понятовского. «Ей было двадцать пять лет, — вспоминал он позже. — Она лишь недавно оправилась после первых родов и находилась в том фазисе красоты, который является наивысшей точкой её для женщин, вообще наделённых ею. Брюнетка, она была ослепительной белизны: брови у неё были черные и очень длинные; нос греческий, рот как бы зовущий поцелуи, удивительной красоты руки и ноги, тонкая талия, рост скорее высокий, походка чрезвычайно лёгкая и в то же время благородная, приятный тембр голоса и смех такой же весёлый, как и характер, позволявший ей с одинаковой лёгкостью переходить от самых шаловливых игр к таблице цифр».
Вильямс, вскоре заметивший взаимную симпатию молодых людей, способствовал их сближению из политических соображений. С другой стороны, Понятовский был близким другом Льва Нарышкина, большого приятеля Екатерины. Вечерами Екатерина переодевалась в мужское платье, и Нарышкин отвозил её на своей карете в дом невестки Анны. Там Екатерина встречалась с любовником, а под утро возвращалась во дворец, никем не замеченная.
Впрочем, связь её с Понятовским, как и прежняя с Салтыковым, ни для кого не составляла секрета. Даже Пётр о многом догадывался, но, поскольку он решительно не любил своей жены, ему было все равно. К тому же он был увлечён в это время графиней Елизаветой Воронцовой, и оба супруга, довольные течением своих любовных дел, старались не мешать друг другу. Один случай заставил их даже заключить что-то вроде пакта о ненападении. Случилось так, что Понятовский захотел тайком посетить Екатерину, жившую в это время вместе с мужем в Ораниенбауме. Но когда он выходил рано утром из дворца, его арестовал пикет кавалерии и препроводил к великому князю. Пётр стал допрашивать пленника и был чрезвычайно раздражён его молчанием. «Я знаю, — сказал он, — все ваши интриги с великой княгиней. Может быть, вы даже питаете злой умысел против меня. При вас есть пистолеты…»
Обеспокоенная таким поворотом дела Екатерина обратилась за поддержкой к любовнице своего мужа. Во время приёма во дворе она шепнула ей на ухо: «Вам так легко было бы сделать всех счастливыми». Воронцова все поняла и принялась хлопотать за любовника Екатерины. В тот же день, переговорив с Петром, она впустила Понятовского в его комнату. Позже Понятовский так описывал эту встречу. «Пётр, увидев поляка, воскликнул: «Не безумец ли ты, что до сих пор не доверился мне!» Затем он со смехом объяснил, что и не думает ревновать; меры предусмотрительности, принимаемые вокруг ораниенбаумского дворца, были лишь в видах обеспечения безопасности его особы». «А теперь, — сказал он, — если мы друзья «здесь не хватает ещё кое-кого». С этими словами он пошёл в комнату Екатерины, вытащил её из постели и, не дав ей времени одеть чулки и юбку, в одном капоте привёл в комнату. Указав на Понятовского, он сказал: «Вот он, надеюсь, теперь мной довольны». «После этого, — писал далее Понятовский, — я часто бывал в Ораниенбауме. Я приезжал вечером, поднимался по потайной лестнице, ведшей в комнату великой княгини; там были великий князь и его любовница; мы ужинали вместе, затем великий князь уводил свою любовницу и говорил нам: «Теперь, дети мои, я вам больше не нужен». Я оставался сколько хотел».
Снисходительность Петра имела, однако, свои пределы. Узнав, что Екатерина во второй раз беременна, он высказал во всеуслышание своё неудовольствие. «Раз у себя в комнате, — вспоминала позже Екатерина, — в присутствии Льва Нарышкина и многих других, он вздумал сказать: «Бог знает, откуда моя жена беременеет; я не знаю наверное, мой ли этот ребёнок и должен ли я признавать его своим». Лев Нарышкин в ту же минуту прибежал ко мне и передал мне этот отзыв. Это, разумеется, испугало меня, я сказала Нарышкину: вы не умели найтись; ступайте к нему и потребуйте от него клятвы в том, что он не спал со своей женою, и скажите, что, как скоро он поклянётся, вы тотчас пойдёте донести о том Александру Шувалову, как начальнику Тайной канцелярии. Лев Нарышкин действительно пошел к великому князю и потребовал от него этой клятвы, на что тот отвечал: «Убирайтесь к чёрту и не говорите мне больше об этом».
9 декабря 1758 года Екатерина родила дочь Анну. Описанный инцидент заставил её о многом задуматься. «Слова великого князя, произнесённые с таким безрассудством, — вспоминала Екатерина, — очень меня рассердили, и с тех пор я увидала, что мне остаются на выбор три, равно опасные и трудные пути: 1-е, разделить судьбу великого князя, какая она ни будет; 2-е, находиться в постоянной зависимости от него и ждать, что ему угодно, будет сделать со мною; 3-е, действовать так, чтобы не быть в зависимости ни от какого события. Сказать яснее, я должна была либо погибнуть с ним, или от него, либо спасти самое себя, моих детей и, может быть, вер государство от тех гибельных опасностей, в которые несомненно ввергли бы и меня нравственные и физические качества этого государя».
В поисках союзника Екатерина обратилась к канцлеру Бестужеву. Их сблизили общие враги и опасности. Здоровье императрицы ухудшалось, у ней начались болезненные припадки. В случае её смерти при императоре Петре III Бестужеву грозила ссылка, Екатерине — развод и монастырь. «Болезненное состояние императрицы и её частые конвульсии, — писала позже Екатерина, — заставляли всех думать о будущем. Граф Бестужев, и по месту своему и по своим способностям, конечно, не менее других должен был заботиться о том, что предстояло… Он составил план, чтобы, как скоро императрица скончается, великий князь по праву был объявлен императором, но чтобы в то же время мне было предоставлено публичное участие в управлении; все лица должны были остаться при своих местах; Бестужев получал звание подполковника в четырёх гвардейских полках и председательство в трёх государственных коллегиях, иностранной, военной и адмиралтейской».
Но Бестужев напрасно загадывал так далеко: гроза разразилась над ним гораздо раньше смерти Елизаветы. Благодаря интригам Шуваловых и вице-канцлера Воронцова он был обвинён государственной измене и арестован 15 февраля 1758 года. Следствие по его делу вскоре выяснило, что Екатерина пыталась оказать влияние на политику России. Всё это страшно раздражило Елизавету. Великая княгиня почувствовала вскоре всю силу императорского гнева. Одно время она даже готова была покинуть Россию, и лишь благодаря исключительной твёрдости ей удалось несколько смягчить предубеждение императрицы против себя.
Продолжение следует
Мой авторский проект Русское тысячелетие Х—ХХ
https://sponsr.ru/1000_let_rossia/
В настоящее время это единственный в Сети систематический цикл тысячелетней русской истории от профессионального историка. Я постараюсь компетентно (то есть используя научный подход к источникам) осветить для вас как общий ход тысячелетней русской истории, так и отдельные детали её поступательного развития. В центре внимания — события, люди, взаимовлияния русской цивилизации с другими цивилизациями и народами, культурные и ментальные явления разных эпох и столетий, спорные вопросы и загадки русской истории.
Для вас будет адаптирован огромный научный материал. Думаю, его будет способен усвоить и старшеклассник. Так что можете использовать его в процессе школьного обучения.
Каждый выпуск включает в себя подкаст (для тех, кто всегда в пути) + расшифровка текста с иллюстрациями (для неспешного чтения по любимый напиток).
Цикличность: один-три выпуска в неделю (от 10 минут до получаса).
Спасибо за интерес к нашей великой и трудной истории!
Присоединяйтесь!
https://sponsr.ru/1000_let_rossia/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)