При советской власти я, внештатный корреспондент разных газет, был настоящим Абрамовичем и Дерипаской – владельцем всей своей страны.
Я приезжал в любой аул, кишлак, колхоз, в колонию строгого режима – и меня там встречали с распростертыми объятиями. Угощали от души – не только блюдами, но и всеми местными картинами, сокровенной информаций: это был какой-то нескончаемый захватывавший сериал, пир духа.
Меня возил по Памиру, полному дивных тайн, зав местной СЭС, с которым мы познакомились в самолете. Просто так, не для чего. Я до сих пор не могу забыть эту волшебную поездку, знакомство с великим тамошним табибом Насреддиншо Джололовым, «лечившим все болезни кроме смерти»…
Я встревал в самые острые конфликты, защищал на страницах газет тех, кого считал героями, от разных держиморд. Был в самом эпицентре моей страны, был ее хозяином. Практически бессмертным.
И – не один я. В моей квартире не было дверного замка. То есть он был, но я высверлил середку – чтобы мои друзья со всей страны, которых у меня было без числа, могли, когда я где-то на Памире, приехать и переночевать.
Вот ко мне вламывается читатель из Одессы: он, портовый экономист, привез трактат, как успешно перестроить нашу экономику. А где-то в ссылке у него – как перестроить мировую, чтобы тоже не хворала. Блистательная ночь самых воодушевленных разговоров – но увы, тогдашний Горбачев не желал слушать ничего подобного. У него была тяжелая кадробоязнь: он снимал пачками тех, кто мог составить ему интеллектуальную конкуренцию.
Так были сняты: главред Комсомолки Геннадий Селезнев, главред Учительской газеты Владимир Матвеев – одушевленные той же бузой, который кипел я, прощавшие мне мою дерзость, потому что Родину любили как и я.
Так были сняты и многие герои производства, за которых я ступал а бои по властным коридорам. Но горбачевские перестройщики мне отвечали: сейчас такой демократический прорыв, что критика демократических основ недопустима… Ну, прямо-таки как сегодня: любимый Путин даст всем спать спокойно…
Сегодня таких кадров, как оставались даже при двудушном Горбачеве, нет и в помине. И уже не я, «очарованный странник», а какие-то убогие морально паразиты стали хозяевами моей былой страны, плевав на все ее чудеса и просто качая из нее гешефт.
Да, в той моей стране были всякие колбасные и прочие проблемы, которые я, молодой и наглый, пусть даже легкомысленно, пытался решать в своих задиристых статьях. Но все это ничего не значило в сравнении с тем, что я прочел когда-то в стихотворении Пастернака 1945 года – и запомнил навсегда:
Мечтателю и полуночнику
Москва милей всего на свете:
Он дома, у первоисточника
Всего, чем будет цвесть столетье.
Вот этот первоисточник мы, предав наш СССР, и потеряли. К этому страшно хочется добавить частицу «ли». Но судите сами, насколько она добавляема.
Александр Росляков