«Герой нашего времени» – одно из самых знаменитых и неоднозначных произведений русской классики. «Кавказский» роман, написанный далеко не в авантюрной традиции, да еще и с запутанным хронотопом. В 1838 году историю начали частями публиковать в «Отечественных записках», а в 1840 году она вышла в двух небольших элегантных томах, тогда еще без «Предисловия», которое появилось во втором издании 1841 года.
Двухтомник подарили Николаю I. Император неоднозначно относился к литератору, считал Лермонтова ненадежным и неприятным человеком, пусть и талантливым. Судя по письмам, 3 июня 1840 года Николай начал читать первый том, а ко второму вернулся спустя несколько дней. И за этот небольшой промежуток кардинально изменил свое мнение о первом русском психологическом романе.
Хронологически главы должны быть выстроены так: «Тамань», «Княжна Мери», «Бэла», «Фаталист», «Бэла» (окончание рассказа Максима Максимыча), «Максим Максимыч», предисловие к «Журналу Печорина». Лермонтов расставил главы в следующем порядке:
Предисловие
Часть первая
I. «Бэла»
II. «Максим Максимович»
«Журнал Печорина»
Предисловие
I. «Тамань»
Часть вторая
II. «Княжна Мери»
III. «Фаталист»
Все, знакомые с текстом, знают, что «ГНВ» выстроен не в хронологическом порядке. Это, судя по всему, и запутало государя. Он прочитал первый том, произведший на него благоприятное впечатление, и решил, что главный персонаж – Максим Максимович, он-то и есть герой того времени: порядочный безыскусный человек, не рассуждающий о превратностях судьбы. Второй том, открывающий роман совершенно с другой стороны, царю не понравился категорически.
Печорин – человек запутавшийся, постоянно рефлексирующий, довольно неприятный. Едва ли не впервые в истории российской литературы автор погрузил читателя во внутренний мир сложного героя, спровоцировавшего немало внешних конфликтов и погрязшего во внутренних. Более того, Лермонтов не осуждал Печорина, он сочувствовал своему персонажу. Рассказывая о его неблаговидных поступках, писатель уводил аудиторию во внутренний мир Печорина и предлагал ей сопереживать страданиям героя. Это был удивительный по тем временам психологический прием, который Николай и многие другие читатели просто не разгадали с непривычки. Вот что император написал своей жене Александре Федоровне:
«Я работал и продолжал читать сочинение Лермонтова; я нахожу второй том менее удачным, чем первый. <…> 7 часов вечера. Я дочитал „Героя“ до конца и нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойной быть в моде. Это то же самое преувеличенное изображение презренных характеров, которое имеется в нынешних иностранных романах. Такие романы портят характер. Ибо хотя такую вещь читают с досадой, но все-таки она оставляет тягостное впечатление, потому что в конце концов привыкаешь думать, что весь мир состоит из подобных людей, у которых даже лучшие, на первый взгляд, поступки проистекают из отвратительных и фальшивых побуждений. Что должно из этого следовать? Презрение или ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего пребывания на земле? Ведь и без того есть наклонность стать ипохондриком или мизантропом, так зачем же поощряют или развивают подобного рода изображениями эти наклонности! Итак, я повторяю, что, по моему убеждению, это жалкая книга, обнаруживающая большую испорченность ее автора. Характер капитана намечен удачно. Когда я начал это сочинение, я надеялся и радовался, думая, что он и будет, вероятно, героем нашего времени, потому что в этом классе есть гораздо более настоящие люди, чем те, которых обыкновенно так называют. В кавказском корпусе, конечно, много таких людей, но их мало кто знает; однако капитан появляется в этом романе как надежда, которой не суждено осуществиться. Господин Лермонтов оказался неспособным представить этот благородный и простой характер; он заменяет его жалкими, очень мало привлекательными личностями, которых нужно было оставить в стороне (даже если они существуют), чтобы не возбуждать досады. Счастливого пути, господин Лермонтов, пусть он очистит себе голову, если это может произойти в среде, где он найдет людей, чтобы дорисовать до конца характер своего капитана, допуская, что он вообще в состоянии схватить и изобразить его»
Кстати, Печорина часто соотносят с образом самого писателя, особенно его романтическую внешность. Но это, мягко говоря, преувеличение. Михаил Юрьевич был по всем пунктам далек от идеала: довольно маленького роста, вечно в шинели не по размеру и непропорционально большой головой. Впрочем, после неудачного перелома в юнкерской школе он романтически прихрамывал, как Байрон. А по воспоминаниям товарищей, был не по росту силен – якобы даже гнул шомпола и вообще обладал недюжинным здоровьем. Седая прядь в черных волосах и постоянно меняющийся после какой-то болезни цвет лица не добавлял поэту привлекательности, по словам современников. Печорин, как следует из текста, был «среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов, не побеждённое ни развратом столичной жизни, ни бурями душевными…», у него была детская улыбка и он выглядел моложе своих лет.
В «Нигме», в серии «Избранное» роман «Герой нашего времени» вышел с иллюстрациями Анатолия Зиновьевича Иткина. Он создавал их почти три десятка лет.