В продолжение мысли о «награде» за понесенный молитвенный труд (долгое вычитывание правила или выстаивание акафистов) прот. Алексей напоминает об известных по святоотеческим творениям ступенях духовного возрастания: раба, наемника и сына. Вычитывания «протяженно-сложенных» молитвословий, по мнению автора, является как раз показателем нахождения на первых двух ступенях: раб вычитывает из-за страха, наемник – в надежде получить вознаграждение. Путь сыновства – путь риска, «а человек религиозный не любит рисковать».
Это еще одна интересная тема – тема религиозного человека, который «потому и стал религиозным, что религия дает ему уверенность..., некую гарантированность того, что он все делает правильно, хорошо и его молитвенный труд рано или поздно сработает». Данная тема не раз обсуждалась в западном континентальном богословии в XX в. Так, например, известнейший швейцарский теолог Карл Барт употреблял термин «религия» исключительно в пейоративном значении, доказывая в своих трудах лживость и искусственный характер данного культурного конструкта. Истинное богопочитание не имеет с религией ничего общего, считал Барт. Точно так же и другой известный протестантский пастор Дитрих Бонхёффер в своем сочинении «Дешёвая благодать» (Billige Gnade) обличал современную религиозность и искал пути неформального (нелицемерного) богопочитания.
Есть в книге также одно не вполне понятное место. Автор пишет, что мы привыкли уже к сложившимся богослужебным формам, что
«наша Церковь давно стала социальным явлением… Но она снова перестает им быть! Именно сейчас наша Церковь может вдруг, неожиданно оказаться в прекрасном положении, сбросив с себя внешние… атрибуты, и наконец даст человеку свободу выбирать свою веру.., свободно развиваться, в том числе и в молитве, не ограничиваясь известными молитвословиями» (с. 40).
Почему именно сейчас для Церкви наступил тот самый «кайрос» и отчего она «снова перестает» быть социальным явлением? – в тексте не дается ответа. Можно только предполагать, что автор подразумевает наступление эпохи охлаждения массового интереса к православию в России, а также возрастание критичного отношения к церковной жизни. Быть может, именно это обстоятельство Уминский считает благоприятным для освобождения от социального закрепощения и формализма.
о. Алексей напоминает, что «длинные молитвословия» могут также сделаться причиной уныния – продолжительные «выстаивания» и «вычитывания». То же самое может произойти и с богослужением:
«богослужебный круг может иссушить, совершенно обессмыслить и лишить всякой свободы» (с. 46).
Такое может случиться, если считать, что «сама молитва тебя делает лучше». Необходимо состояние упования, надежды, поскольку
«молитва – это прежде всего форма надежды, а не форма веры» (с. 49).
Поэтому нельзя полагаться на правильное исполнение – молитвы, обряда, богослужения: без «неоправданного» упования на действие Божье (с упованием на действие свое – выполнил, вычитал и т.п.) все будет бесплодно и может охватить «мрачное уныние».
Небольшой раздел книги посвящен молитве святым. Уминский пишет, что молитва святым – «дополнительный опыт богообщения». Здесь он рушит известный стереотип, что нам необходимы «гарантированные посредники» перед Богом. «Мы общаемся с Богом напрямую, лично, а к святым обращаемся как к друзьям и помощникам» - пишет он (с. 54). Очевидно желание подчеркнуть приоритет личного богообщения, а не гипертрофированного культа святых.
Не обходит вниманием автор и тему молитвы по соглашению. Он стремится показать, что «повальная мода» на этот вид молитвы зачастую вызван неверным пониманием существа молитвы, которая есть личное обращение к живому и свободному Богу. В связи с этим силу молитвы неверно измерять количеством участников. Неверно также думать, что количеством возможно уговорить или принудить Бога к исполнению просимого. Необходимо считаться с условием нашего ограниченного знания и абсолютного вeдения Бога, Его промыслом, который вовсе необязательно будет совпадать с нашими желаниями. Местами о. Алексей достаточно даже резок:
«…вот, в такое-то время молитву по соглашению прочтут тридцать тысяч, пятьдесят тысяч.., прося Бога о том, что нужно нам, - это, мне кажется, такая ложь, такая подмена, такая манипуляция Евангелием! Чистой воды магизм!». И далее он пишет, что люди могут «искренне молиться, и жаждать просимого, и даже получать его, но я убежден, что не из-за многочисленности собрания, а только потому, что личная вера и личная искренность эту молитву творит» (с. 64).
Поднимается в книге также тема «коллективного бессознательного» в молитве и богослужении (с 68-75). Казалось бы, что общего может иметь это расхожее психологическое понятие с духовной жизнью? Возможно, автор вводит его ради его популярности, чтобы привлечь внимание к более серьезной проблеме. Коллективное бессознательное («правило», формальное восприятие общественного богослужения) противопоставляется им личному опыту молитвы – живому обращению к Богу как Отцу. Священник указывает на опасность подмены формального и неживого содержательному и живому опыту духовной жизни.
Крайне важным вопросом, затронутым о. Алексеем, стал вопрос «молитвенной подготовки ко Причащению» (с. 96-103). Здесь автор апеллирует к размышлениям известного духовного писателя зарубежья прот. Александра Шмемана о том, что подготовка требуется прежде всего внутренняя – осознание самого Причащения, т.е. осознания необходимости в нем, понимания, что «без Причастия жизнь оскудевает» (с. 97). Поэтому необходимо всегда быть готовым к нему, а
«подготовительные молитвы можно читать в любой момент, не обязательно в виде правила перед самим Причащением» (с. 98).
При этом благодарственные молитвы «можно не переставать читать и через несколько дней после Причастия».
Здесь же автор делится своим горьким опытом вычитывания «правила» (три канона с акафистом): «я так делаю уже тридцать лет и больше смотреть на них не могу…».
А смысл заключается во внутренней подготовке, и здесь «пустая вычитка» снова может сыграть дурную шутку – заменить внутренний опыт внешними формами. Уминский упоминает слова Иоанна Кронштадтского о том, что
«лучше сотворить краткую, но горячую молитву», поскольку «главное дело – живая вера сердца и теплота раскаяния во грехах» (с. 100).
Автор напоминает, что опасно, вычитав положенное, почувствовать себя «достойным Причащения». Он с сожалением замечает, что «правило вдруг стало критерием подготовленности».
В личной беседе с читателями, отвечая на вопрос о том, сколько нужно читать молитв к Причащению, о. Алексей сказал, что не нужно руководствоваться вычиткой. «А если я прочитаю только одну молитву и буду чувствовать, что мне достаточно» - спросила его читательница. -«Ну значит и достаточно!» - ответил священник. Таким образом, он призывает не к формальной, а внутренней подготовке к таинству.
«Только грех может быть препятствием к Причащению» - пишет он в книге (с. 102).
По поводу недостойного Причащения он говорит, что привести к отвержению человека от Бога в таком случае возможно только вследствие «горделивого и хамского состояния, и то, когда человек явно несет ответственность, отдавая себе отчет». Все это не значит, что готовиться к Причастию не надо. Напротив – надо готовиться к нему всегда, равно как и благодарить за него постоянно – от причащения до причащения.
Освещаются в книге вопросы, связанные с молитвой и богослужением в условиях пандемии. о. Алексей констатирует, что эта ситуация дала возможность увидеть наше отношение к этим формам бого-общения и бого-почитания совершенно в новом свете. Во-первых, обнаружилось, что богослужение для многих (если не для большинства) является всего лишь «эмоциональным переживанием» и местом для «чувственных состояний». При этом,
«когда человек лишается этого места и этого переживания, ему кажется, что он лишился Бога».
Во-вторых, обнаружилась «неготовность к собственной молитве». Казалось бы, сидя на изоляции, без спешки на работу, самое время глубоко и внимательно отнестись к личной молитве к Богу. Но нет –
«за многие годы жизни в Церкви, в православии, в вере, ничего не накоплено»! «Начинаешь читать молитвослов, а там – пустота. Начинаешь говорить какие-то слова, а они пустые»
- с сожалением замечает автор. То есть вскрылась проблема отсутствия опыта переживания того, а что же такое личное общение с Богом в молитве. Молитва стала «только правилом». Здесь же упоминается состояние тишины в молитве, о котором так часто говорил митр. Антоний Сурожский (несомненно определенное влияние его наследия на о. А. Уминского).
Есть в книге и о трансляциях богослужений, которые вошли в практику в период пандемийной изоляции 2020 г. Автор говорит, что его изначально прохладное отношение к такого рода практике неожиданно изменилось, поскольку выявился живой интерес к богослужению – на этот раз не столько к «чувственно-эстетической», сколько к содержательной его стороне.
Люди стали участвовать хоть и удаленно, но «гораздо более внимательно и осмысленно».
Убираются отвлекающие факторы «реального присутствия» - то есть человеку не надо полслужбы здороваться, писать записки и стоять в очереди за просфорами и проч. Автор свидетельствует, что его прихожане действительно крайне серьезно стали воспринимать эту форму удаленного присутствия за богослужением. Вследствие этого трансляция в данном приходе стали вести также из алтаря, можно было видеть то, что не видит обычный прихожанин – проскомидию, чтение евхаристической (анафоральной) молитвы, которые в практике произносятся «тайно».
Более того, прот. А. Уминский вместе с церковнослужителями разработали «маленькое ежедневное богослужение» - общую объединительную молитву, которую договорились совершать по своим домам в определенные часы (впрочем, не в обязательном порядке, а по возможности и желанию – т.е. это не вполне практика «молитвы по соглашению», к которой автор-священник относится довольно скептически). Прихожане по собственной инициативе «стали собираться на онлайн-молитву» - встречались в «Зуме», читали по очереди молитвы (а это были в том числе изменяемые богослужебные тексты – стихиры, чтения из Писания) и затем обсуждали прочитанное.
Единственное, что невозможно в удаленном формате – это участие в таинствах (прежде всего, Евхаристии). И это, действительно, трудноразрешимая проблема. Уминский выражает надежду, «что в Церкви что-то поменяется, потому что появился новый опыт молитвы.. Надеюсь, и евхаристически тоже что-то поменяется». Последние слова достаточно неконкретны, впрочем говорить о конкретике, возможно, пока не пришло время. Тем более, что теперь храмы вновь открыты. Впрочем, нет гарантии, что данная ситуация (отсутствие доступа в храмы) не повторится, в связи с чем на самом деле есть о чем подумать.
Самый пространный раздел книги посвящен молитве «Отче наш» (с. 127-187). Действительно, это единственная молитва, которую оставил Христос в Евангелии. И традиционно именно этой молитве проповедники на протяжении уже двух тысяч лет посвящают свои мысли. Автор вовлекает достаточно обширную палитру культурных кодов для своих рассуждений: здесь можно встретить резонансные места экзегетики Писания, жития святых, мысли Мераба Мамардашвили, рассуждения об учении о чистилище и многое другое. Современному читателю по всей видимости это должно быть интересно.
Признаюсь, комментарии, сделанные на презентации автором, вызвали во мне больший резонанс, нежели прочтение книги. Вероятно, это связано с воздействием самой личности о. Алексея Уминского – его речь намного живее, доходчивее и ярче звучит в устном обращении, нежели в текстовом формате. В книге мы не всегда найдем то, что он сказал в своих непосредственных ответах аудитории. Впрочем, этим мне не хотелось бы умалить его значение как писателя – известны многие его книги, как современный православный автор он весьма плодовит, а размышления, представленные в его книгах являются живым откликом на практические проблемы, стоящие перед православными христианами в наши дни. Однако, как мне представляется, харизма о. Алексея Уминского больше раскрывается в его устном, непосредственном общении – это человек высокой культуры и прекрасного образования, его речь неформальна, нешаблонна, так что с таким священником искренне хочется беседовать по душам.
#Алексей уминский #молитва #богослужение #православная литература