Втроем мы вернулись к карете. Узнав у Ребекки, нет ли в салоне
чего-то, что могло бы скомпрометировать ее непорочную натуру, я занялся обыском. А девушкам поручил осмотреть сундук с личными вещами леди, велев вытащить даже тряпки, если на них есть металлические или каменные детали, такие, как застежка на ремешке или пуговицы. Правда, я не рассчитывал на успех леди и ее служанки и предполагал, что придется пойти на скандал и самому все проверять, если ничего не найдется, а Ребекка откажется путешествовать без кареты. Но вышло гораздо проще.
– Дарт, посмотри на это! – позвала меня Ребекка и, ойкнув, уронила
что-то, тяжело стукнувшее о колесо.
Тут же бросив свое занятие, я выскочил из кареты и бросился к
девушкам. Ребекка стояла, глядя на что-то у своих ног, и трясла кистью
правой руки, словно обожглась, а Альма, остолбенев, округлившимися
глазами смотрела на свою хозяйку. Подскочив к ним, я спросил:
– Что случилось?
– Вот, – ткнула пальцем вниз Ребекка, указывая на какую-то бронзовую
штуковину, почти полностью погрузившуюся в грязь. – Я ее взяла, а она
прямо обжигает.