Наконец-то, мы ушли от преследования на безопасное расстояние.
По моим расчетам противнику потребовалось бы примерно полдня, чтобы догнать нас. Но всё же где-то в глубине души я сильно очковал. Вероятно, и другие ребята тоже. Особенно, когда преодолев очередной перевал, начали снова подниматься вверх.
Погода в горах портилась.
Опустились облака, стало сыро, холодно, и чувство страха от этого ещё больше усиливалось. К тому же весь наш табор сильно растянулся, часть детей отстала, а собрать в кучу всю эту ораву чтобы ускорить переход и укрыться в безопасном ущелье было крайне сложно. Поэтому наша разноцветная «гусеница» из пёстрых детских пальтишек, шапок и капюшонов, медленно ползущая вдоль горы, была отличной мишенью.
В хвосте колонны было человек пять наших, но их усилия подогнать детей были тщетны. Малыши садились прямо на землю и замирали в каких-то играх друг с другом. Кто-то из них копался в пыли, кто-то еле шёл, а некоторые группками разбредались и сворачивали в расщелины. Девочки были более дисциплинированы и часто шли парами, держась за руки. Но в целом все дети вели себя тихо и шли молча. Видимо, сильно устали. Если бы не обстоятельства, то всё это выглядело весьма комично. Но взрослым было не до смеха. Опасаясь, что детвора может сорваться, шеф послал ещё пятерых ребят вдоль колонны, чтобы следить за порядком и собрать разбросанные по тропе игрушки.
Тактика противника могла быть непредсказуема. Не исключено, что отряды врага, ушедшие в обход, возникнут где-то впереди на нашем пути, и таким малым числом в 20 человек мы не сможем противостоять им. А тем более, когда с нами ещё такой детский сад…
Это будет неминуемая гибель.
От одной мысли об этом сердце в груди сжалось.
Примерно через час (или чуть больше) горы вдруг расступились, и перед нами предстала равнина, покрытая красивым изумрудным ковром. Ярко засветило солнце, от туч, как и от наших страхов, не осталось и следа. Повсюду в зелени этого ковра, меж полянок белого и розового клевера, горели жёлтыми огоньками цветы купавки, а на горках, среди камней – колокольчик, будто впитал в себя всю синеву неба над нами. Мирно жужжали трудяги-пчёлы…
Благодать!
Глядя на всё это, вспомнил Визбора:
Есть долина мечты
В отдалённых горах,
Там сверкают цветы
На альпийских лугах.
Там рассветы роняют на сосны
Первый блеск золотого луча,
Там весёлые горные вёсны
По ущельям ручьями звучат…
Хотелось остаться в этом месте надолго. Может быть, и на всю жизнь...
Но чтобы была невидимая, непробиваемая стена. Волшебная стена, которой можно отгородиться от войны и смерти.
Тут мы и решили сделать привал перед последним переходом.
Пока наши бойцы обустраивались, доставали припасы и готовили обед, малыши разбежались по лугу, собирали цветы. Повсюду слышался звонкий детский смех.
Где-то, километрах в пятнадцати от нашей лужайки, на пути у неприятеля остался Фархад – разведчик. По замыслу шефа он должен был предупредить нас о приближении отрядов врага.
Но пока сигналов от него не было.
Я принялся осматривать место. С северо-запада равнина была окружена горами, откуда и пролегал наш маршрут. А дальше на север она сужалась и уходила в низину, зажатую между двумя горными грядами; где-то далеко даже виднелась небольшая речушка. Справа, на востоке, рельеф повышался, и равнина была огорожена небольшими скалами высотой метров 50. За ними был обрыв и громадная пропасть. Фактически, в этой пропасти нам и предстояло раствориться при подходе врага.
Тайной тропой преодолеть изгородь из скал и исчезнуть – это и есть наш последний рывок.
Место это нельзя было назвать совсем диким, так как на возвышенности этой лужайки, за выступающими из земли камнями стояла скамейка, скорее всего изготовленная пастухами.
Я сел на землю.
По прикладу ползла божья коровка.
Я загадал, если сейчас поползёт в траву, значит, нам удастся уйти.
- Дядя Вова, а вы почему один сидите?
Я вздрогнул.
Поднял глаза, передо мной стояла девочка лет пяти. Она появилась совсем неожиданно, и непонятно откуда. Вероятно, я сильно задумался.
Обычная девчонка в тёмно-зелёном пальто. Курносый нос, большие глаза. Светлые волосы завязаны в хвостик, но с боков беспорядочно выбивались короткие пряди. В одной руке у неё была белая вязаная шапка, а в другой - игрушка, в виде разноцветного человека-робота, чем-то напомнившего мне Щелкунчика, только на современный лад.
Проследив мой взгляд, она сказала:
- Его зовут Капитан Грей. Он умеет ходить и ещё говорить… - она нажала красную кнопку на спине у Капитана, и он тотчас задвигал руками, ногами и головой, как огромный жук, замигал разными огнями, и из его утробы донеслось: «Привет, я - Капитан Грэй… Я – Капитан Грэй… Передаю сигнал… Передаю сигнал…».
Я невольно улыбнулся.
- Откуда ты знаешь, как меня зовут?
- Я слышала, как тебя называли другие солдаты и Серёжа.
Серёга – это мой кореш в отряде. Удивительная наблюдательность.
- Ну, а тебя-то как звать?
- Ева, – ответила она.
* * *
На юг! На юг!!!..
Пол пятого вечера. Раскалённый асфальт магистрали.
Смотрим пейзажи, говорим, читаем… Музыка, Димка и семейные истории.
Лето и Солнце!
Размокшая Анжелка, Толикова жена, сидит на переднем сиденье большой и красивой машины. А Димка мечется, как спущенный шарик, мешает мне читать, думать, слушать Анжелку, в конце концов…
- Дима, хааарош! – Анжела, как Багира из "Маугли" красивыми коготками пытается задеть Димку. А Димка уворачивается, хохочет. Лезет куда-то в багажник машины.
Мне бы его пять лет!...
Въехали в подсолнуховое поле. Очень много пыли. Хохлов заныл: «Моя машина-а-а-а!!!.. Пыль, грязь!...»
Грязь…
Эх, Хохол, Хохол… Знал бы ты, милый, грязь-то…
Ростовская трасса, чем больше на юг, тем живописнее. Сколько мы катаемся, но никто всерьёз и не задумывался о наших родных пейзажах. А вот смотрю в окошко: новый Комбикормовый построили. Здорово!..
Где-то в глубине души понимаю, что нашим, «простым», только плюс: работа, зарплата. Они рады, конечно. Светка, соседа моего Лёшки жена, довольна: «А что, Лёха адвадцать тыщь получил в прошлом месяце, я Катюхе куртку справила, сапоги… крышу перекрыли!»
Виском упёрся в дверное стекло… Гречка… Кукуруза… Просо…
И, наконец-то, Хохлов по моей подсказке, перестроясь в левый ряд, обгонял высокие тенты лосевских дальнобоев. Я прикемарил, пропустил «выставку-продажу» павловского антиквариата на дороге. Он круто взял вправо.
Поворот.
Вот и эти домики, которые я помнил с детства.
Дорожки, где гонял на велике, форсил, поднимая пыль тормозами, производил впечатление на тогдашних внучек, приезжавших на школьные каникулы… Эх, где они все сейчас?...
Дорога пошла прямо через приречную поросль, мост… Анжелка всё спрашивала: "Вовка, а это – Битюг, или уже – Дон, а?"
Тридцать лет назад спрашивал и я: "Деда, а это - Битюг, или уже - Дон?" Дед, молча и любя гладил мои выцветшие патлы, говорил: "Дон, Дон, внучек…" Помню его веселые морщинки у глаз: а что тут смешного на такой серьёзный вопрос?... Смешно, конечно, но казаки, жившие испокон веков на этих горах ни в какую не хотели признавать себя битюцкими жителями: "Мы – донские!" и шмыгали по реке на лодках-плоскодонках с одним веслом, - по-казацки!
Вот и старое кладбище на горе.
Говорю Хохлу: - Давай, сходим… Мамку проведаем.
Вечереет. Но небо ещё светлое и чистое, в окрест стоят столбы, провода. Всё видать! Справа на холме лет двадцать тому назад стояла антиповская мельница. А сейчас – склад серых брёвен; засранные посиделки для приезжей молодежи. Лена, знакомая моя, как-то умудрилась сфотографировать, сделала картины. Фотографии в рамке. Витьке подарила. А Витёк, местный абориген, лохматый рыбак, казацких видать кровей, вывесил у себя в хате на стене, над кроватью. Сегодня посмотрим, сохранил ли?..
Иду по кладбищу, пинаю ковыльки на холмиках. Слава Богу, что змей тут нет; всё-таки от реки далеко и безопасно. А вот, и знакомый сиреневый куст, справа – берёзка. Всё как обычно – холмик, столик, гранит… С фотографии смотрит как будто совсем ещё девчушка, светловолосая, с большими выразительными глазами. И я как слепой, наощупь, читаю пальцами рельефную надпись:
"Матецкая Ева..."
(продолжение следует)
© Николай Соболев