Глава 11
Катя
Зеркало на двери шифоньера отражало такое, что мне захотелось немедленно принять меры. Например, запустить в него нечто тяжёлое.
– Я это не надену! – сообщила я маме, подавив в себе вспышку гнева и вспомнив, что у человека существует вторая сигнальная система. Значит, швыряться кирпичами не обязательно, можно попробовать объяснить свою позицию.
– Почему? – искренне удивилась мама.
Оказывается, она весь май тайно ваяла мне к выпускному это чудовищное белое платье с гипюровыми рукавами и пышной юбкой и вот за два дня до часа икс мне его, наконец, предъявила. Именно за два – чтобы успеть, если что, доработать прекрасное в божественное.
Уважаемые читатели, этот текст был написан как фанфик-кроссовер по сериалам «Не родись красивой» и «Сын моего отца» (отсюда только кое-какие идеи) Как обычно наши герои – из сериала «Не родись красивой» и новые, как обычно – с другой историей, характерами и в другом возрасте. Основное отличие, о котором стоит знать заранее - владельцы «Зималетто» – Ждановы. Александр здесь тоже Жданов, сын Павла и Маргариты, брат Андрея. (Тем, кто не видел оба сериала – не пугайтесь, текст построен так, что его можно читать и ничего ни о ком не зная) Жанр – мелодрама и немного нетипичного для автора детектива. Приятного чтения!
– Выгляжу как идиотка. И к тому же я не пойду на вторую часть выпускного. Мне не нужно платье, чтобы всего лишь получить аттестат.
Мама трагически вздохнула. Она старалась и желает, чтобы на сцену дворца культуры, где я буду получать документ об образовании, я вскарабкалась именно в этом. А они с папой сидели бы в зале и страшно мною гордились. Я – редкость. Таких результатов ЕГЭ больше нет в нашей школе. Да что там школа, во всей области! Вон и папе уже приготовлен костюм с галстуком, которые он терпеть не может.
– Ни за что!
– Прикольно, – раздалось за спиной, и я резко обернулась, чуть не наступив на подол и не растянувшись на полу. Длина пыточного платья предполагала, что я надену и туфли на каблуке.
В дверях комнаты стоял Костя с чашкой чая в одной руке и пирожком в другой. Нет бы есть за столом, как порядочные люди, – так он попёрся бродить с чаем по дому и застукал меня в таком непотребном виде.
– Только на свадебное похоже, – закончил Костя, – как будто ты не на выпускной идёшь, а под венец.
Наверное, я покраснела. Или побледнела. Или пошла пятнами. Во всяком случае, со мной что-то происходило, и это разозлило меня ещё больше. Вот даже постороннему человеку без памяти понятно, что платье не годится. И только родной маме – непонятно.
– Брысь, – сказала я ему. – Иди на кухню.
– Нет смысла меня выгонять, – пожал плечами Костя, – оно только похоже на свадебное, но оно не свадебное. А значит, на него можно смотреть заранее… до выпускного.
– А на выпускном его никто и не увидит, – подвела я итог. – А теперь всё, бесплатный цирк закончен, все расходятся, я буду снимать это безумие. Мама, извини.
Ворча, я выбралась из платья. Приходилось выбирать – или вечер неудобства и мамина гордость, или мамина обида, но собственный комфорт. В столь значимый для себя день я решила быть эгоисткой.
– Хочу поехать с вами, – неожиданно заявил Костя, когда я, уже в привычной футболке и джинсах вышла во двор. – Вы меня тут одного не оставляйте, пожалуйста.
Мне было ещё немного неловко за свой недавний вид, и я была возмущена, что он вломился в комнату и меня узрел, поэтому не согласилась сразу.
– Что тебе делать среди моих одноклассников? Полежал бы отдохнул лучше. Голове полезно.
– Ты ничего не понимаешь, – возразил он. – А сама говорила – память надо чем-то подтолкнуть. Тут я уже всё изучил. Никаких ассоциаций. По-моему, мне необходимо съездить в город. А вдруг я вообще заканчивал твою же школу. И меня там вспомнят. И я что-то вспомню сам?
– Это вряд ли, – улыбнулась я уже миролюбиво. Мне стало совестно. Что такое – проблема с платьем, когда вот она – ходячая проблема напротив. Он так и не знает, кто он, и это не может беспокоить его ежеминутно. – Если бы у нас в школе учился человек с фотографической памятью, учителя бы это не пропустили и наверняка что-то да рассказывали всем последующим поколениям. А они молчат.
– Ну хорошо, школа была другой. Но сам город… И даже если я приезжий… Ведь был выпускной и в моей жизни. А выпускной – очень яркое событие, оно должно было как-то… отложиться. Ты же не думаешь, что я со своей фотографической памятью не осилил среднюю школу? Вот увижу все эти шарики, ленточки, весь… антураж. Вдруг случится искра и мотор заработает? Может, я на выпускном впервые с девушкой поцеловался, а это ого какая искра.
– Ладно, ты прав, – кивнула я. Хотя нёс он полную чушь. С таким интерфейсом его первый поцелуй должен был состояться классе в шестом-седьмом, если не прямо в начальной школе. А на выпускном его должны были делить пара-тройка хищных девиц на каблуках и в почти свадебных нарядах…
– А в чём ты пойдёшь на вручение?
Я дёрнула плечом, но мысли с Костиного возможного прошлого на собственное послезавтрашнее будущее всё же перескочили. Вариант, собственно, был только один. Если вычеркнуть эпатажное – явиться из леса в камуфляже, и пусть все поумирают от удивления. С тех пор как я вышла из возраста, когда мама могла безнаказанно наряжать меня в платья по своему вкусу, я всегда и везде носила только брюки, джинсы и шорты. Но в конце девятого класса со мной всё-таки случился сарафан. Его тоже сшила мама, сшила так же – втихушку к вручению аттестата. А поскольку в том сарафане я не напоминала себе бабу на чайнике, как в этом новом платье, я с ним смирилась и согласилась. Сарафан был светлый, почти белый, в еле заметный цветочек, и к нему прилагались белые балетки. Словом, просто и удобно. Не из-за чего волноваться и протестовать. А размеры обуви и всего прочего за два года у меня не изменились…
Да что ж это такое! Думая о сарафане, я сказала вслух слишком много. В частности, про размеры. Теперь Костя разглядывал мою фигуру, и в его глазах только что сантиметровая лента не отражалась.
– Но верх у платья очень даже, – тем временем сказал он. Раньше, чем я психанула бы и ушла подальше. – Только юбка неудачная.
– Кроме верха у него есть низ, и это закрывает тему.
– Ну да, ну да, – задумчиво пробормотал Костя. – Кажется, я впервые вижу девушку, которая не носит платьев. А о сарафане говорит как об уникальном событии.
– Ты вообще не помнишь, какие девушки у тебя были, – отбилась я. Не очень вежливо, зато правда. Сколько можно меня смущать.
– Значит, договорились, я еду с вами.
Отойдя от меня, он прошёл под железной трубой, задуманной папой как турник, автоматически на ней подтянулся, как опять же часто делал папа, и скрылся на заднем дворе. А я отправилась под крышу. «Еду с вами» на выпускной – это было ещё ерундой. Главное, что после Костя должен был ехать со мной прямо в Москву. Так решил папа, и мама с ним согласилась. Конечно, там он даст объявление на телевидение и наверняка быстро найдёт своих родителей. (О том, что найтись может, например, не мама, а жена, я старалась не думать, ведь обручального кольца при Косте не было, и не может быть, чтобы ему пробили голову с целью его отнять). И на этом наше знакомство скорее всего и закончится. Но первое-то время… Мы могли бы пообщаться, поиграть в шахматы, просто побыть рядом. А возможно, и это ещё не будет финалом. Ведь мы познакомились при таких обстоятельствах, какие бывают далеко не у каждого. И девушку из семьи, где он оказался, потеряв память, не так просто будет забыть! В его идеал я наверняка не вписываюсь, но в качестве просто друга? На секунду я представила Костю таким же другом, каким был мне Колька. Как мы приезжаем в Москву, и тётя Валя селит нас в комнату, разделённую ширмой. И… Катенька помирает. Ведь то, что было возможно с Зорькиным, с Костей даже при секундном размышлении выглядело неправдоподобным бредом. Хорошо, что тётя Валя одна в огромной квартире, оставшейся от её мужа-начальника. Была я там давно, и тогда квартира показалась мне просто бесконечной. Но даже если сделать скидку на возрастные особенности восприятия, вряд ли я приняла спичечный коробок за грузовой контейнер… Тётя найдёт, по каким углам нас распихать. Потому что наблюдать в паре метров от себя настолько подходящий объект и не втрескаться – будет преступлением против биологии и психологии. Кстати, о биологии… Папа поведал, что стрелять наш незнакомец не умеет вообще, зато может довольно долго ходить по лесу в неподходящей обуви, а мышцы на руках и в целом спортивное телосложение было заметно и мне. Значит, какие-то выводы о нём можно было сделать. Вряд ли это офисный хомячок, не поднимавший ничего тяжелее компьютерной мыши. Или он может работать в офисе, но всё-таки заниматься спортом. И спорт этот – не шахматы. Иначе он не был бы таким выносливым, да и меня бы легко обыграл. С такой памятью у него обязательно высшее образование. Нет жены, или мне так удобнее думать. Какие-то выводы можно было бы сделать по особенностям его речи, но никаких региональных фишек в его речи не прослушивалось. Впрочем, я не очень-то разбираюсь в подобном. Ещё меньше разбираюсь в марках одежды, и, может быть, кто-либо продвинутый мог бы сделать вывод по маркировке на его джинсах или кроссовках, но только не я. Для меня он был одет совершенно банально. Толстовка на молнии – ясен пень, в лес в футболке не попрешься, сожрут комары. Футболка, джинсы, обувь – всё как у всех, скорее городских, чем сельских… Анализировать то, в чём не понимаешь, и пытаться зацепиться за несуществующие зацепки – всё-таки очень утомительно, а ещё утомительнее – переживать столько нового в такой короткий период, и я не заметила, как заснула.
Проснувшись, поняла – уже утро. Я продрыхла весь вечер и всю ночь, так что теперь чувствовала себя очень бодрой. Словно заспала все предыдущие годы и была готова к совершенно новой жизни. Хотя, в общем-то, так оно и было. Студенчество – не детство. А уж в столице и подавно всё начнётся с чистого листа.
Сбегав во двор и умывшись, я вошла в кухню, откуда уже привычно пахло кашей и блинчиками. Непривычным оказалось наличие на этой кухне Кости за швейной машинкой. Нет, я уже видела, как он ловко ремонтирует погрызенные собакой штанины, но сейчас в его руках было не что-то ему принадлежащее. Это было моё жуткое платье. Вокруг валялись белые обрезки, а физиономия самого Кости при моём появлении стала такой, какая бывала у Зорькина, чего-то натворившего, но вообще не раскаивающегося. Вроде и виноватая, но поверхностно – для зрителей, а для себя – хитрые глаза и полное довольство.
– А что происходит?
– Катенька, ты только сразу «нет» не говори, – предупредила мама от плиты. – Мы тут решили…
– Ты же всё равно бы платье ни за что не надела, – продолжил Костя. – В его первоначальном варианте. А в таком, может быть, наденешь? Всяко будет наряднее, чем какой-то сарафан.
И принялся крутить ручку машинки, заканчивая некий шов. После чего стряхнул обрезки и нитки, вывернул изделие, и передо мной предстал вчерашний кошмар, но уже с абсолютно другой юбкой – умеренно короткой и куда более человеческой. Что делало его не таким уж и кошмаром.
– Это как? – только и выдавила я.
– Это Костя за ночь сделал, – с гордостью сообщила мама. Гордость была такая, словно это она научила Костю шить за эту самую ночь.
– Так что если я не вспомню, кто я, то устроюсь в ателье и буду строчить выпускницам наряды. А почему нет? В жизни каждой девушки куча выпускных. Начиная вроде бы с детского сада. А ещё новогодние корпоративы, Восьмое марта, дни рождения. Женщинам нужна уйма платьев, юбок и прочего. О, я неплохо проживу!
Я взяла платье. Надо было ещё что-то сказать, но в горле пересохло, и, в конце концов, я ещё не примерила результат этих ночных стараний.
Пройдя в комнату и закрыв дверь, я снова посмотрела на нижнюю часть платья – теперь она должна была сесть по бёдрам. Но как это возможно без примерок? Влезая в платье и убедившись по отражению – село как надо, я старалась думать, что мама сообщила Косте мои параметры, ну или он снял мерку с каких-то моих брюк. О том, что он определил мои объёмы, разглядывая меня вчера на улице, лучше было не размышлять. Насмотревшись в зеркало, я подвернула подол и провела пальцем по шву – он был идеальным. Мне такого никогда не добиться…