Повизгивания стали громче, будто гибнущее существо (а в тот момент я не сомневался, что это было именно так) услышало мой вопрос и получило дополнительные силы, которые в него вселил мой голос.
Я должен был двигаться. Меня спасло то, что я перестал думать о себе, а стал думать о существе, которому необходимо помочь, иначе оно умрёт. А умирать оно в тот день не хотело.
В начале я разработал пальцы на руках, затем суставы. Приходилось торопиться, потому что стоны, по всему исходящие не от человеческого существа, вновь начали затихать. Тот, кто их издавал, постепенно окоченевал. Но вот я и на ногах. Наплевать, что они не гнутся, главное, что они могут идти.
Но куда?
Тут меня охватил ужас, потому что я не имел ни малейшего понятия о направлении, в котором мне надлежало двигаться. Визг исходил отовсюду.
Тогда я шагнул наугад. Моя нога запнулась обо что-то, и я чуть было не упал, но удержался. Потом ощупал препятствие. Камень. Простой камень. Но вот звуки словно стали ближе. И, правда.
Наконец, среди тонкого слоя белого снега я увидел чёрное пятнышко. Я наклонился и подобрал с земли комочек. Он был тёплый и дрожащий, но я не почувствовал и не увидел, потому что мои руки напрочь закоченели, а глаза застилали слёзы; я знал это.
Я принёс комочек домой. А когда увидел, что это крохотный, – месяц с небольшим, – доберман, то вопросов по поводу его клички не встало.
Я тут же поскрёб по сусекам и, как ни странно, наскрёб на пакет молока нам с Нордом.
После этого я залез отогреваться в ванну. Вылез, схватил в охапку Норда и прыгнул под одеяло. По всем признакам я должен был (да что там должен – обязан, просто обязан был) заболеть. Но не заболел. Я даже не чихнул ни разу, ни на завтра, ни потом.
Но это всё цветочки. На следующий день мне позвонил один знаменитый продюсер по поводу кассеты, которую я ему отослал, не помню уже когда, по крайней мере, не год назад, а гораздо раньше, и пригласил меня на прослушивание, взятое, как незначительный барьер для бегуна. Через пару месяцев я уже мотался с сольными концертами по всей стране.
Что и говорить, ко мне пришла небывалая удача. Но она пришла не сама, её с собою принёс Норд, поэтому он для меня больше, чем друг, он мой ангел-хранитель. Благодаря ему я жив и имею всё то, что ты видишь.
– Я тоже. – Афродита с потерянным выражением смотрела в пустую чашку из-под кофе.
– Может быть, ещё кофе? – поинтересовался Арти. – Я могу сварить.
– Нет, спасибо, – девушка забрела в только ей ведомые дебри своего сознания. – Пойду к себе.
– Афродита, пожалуйста, останься, – взмолился Арти. – Прости меня, если чем расстроил тебя, но ты же сама попросила побольше рассказать про Норда. Я и себе ещё раз напомнил всё, что он сделал для меня. Я даже подумать не могу о том, чтобы усыпить его.
– Ты ни в чём не виноват, – ответила Афродита и посмотрела ему в глаза.
Мужчина не смог выдержать её взгляд.
– Ты не виноват даже в том, – продолжала она тем временем, – что не остался со мной, когда мне это было нужно, и когда я тебя просила об этом. Ты ничем не расстроил меня, просто это всё так странно. Твой рассказ слишком многое всколыхнул во мне, поэтому…
Она отвернулась, и каскад прекрасных волос зашелестел по не менее прекрасным плечам. Затем было три шага по коридору, томительные секунды тишины, поворот головы.
– Поэтому я не смогу сегодня остаться с тобой. Я не смогу испытывать счастье, когда тот, кому я обязана всем, абсолютно всем, страдает, когда ему плохо. Мне и самой будет плохо, пока он не выздоровеет. Жаль, если ты не таков. Тогда у тебя просто нет сердца.
– Прости.
– Мне не за что тебя прощать.
Она ушла. Ещё один вечер ушёл вместе с ней, но Арти чувствовал, что не только вечер, но и весьма значительный кусок его жизни.
Он встал из-за стола, подошёл к бару, открыл его, вынул из бархатных внутренностей бутылку текиллы, взял рюмку, наполнил её жидкостью из бутылки и осушил одним глотком.
Над городом царила ночь.
Глава шестая. Август
Прошедший месяц был для меня чередой подвигов и разочарований. Нет, меня регулярно посещали хозяева, баловали всякими вкусностями; лечили лучшими лекарствами. Однако я лишился возможности свободно передвигаться, а для любого пса это чрезвычайно неприятно.
Спустя неделю я настоял на том, чтобы меня развязали (я был спеленат, словно младенец, якобы для того, чтобы не навредить самому себе), и я попробовал подняться на лапы. Безрезультатно. Острая боль пронзила раненую (было ещё больнее, чем когда в меня выстрелили), и я едва не потерял сознание. Мне пришлось лечь и пролежать ещё целую неделю, прежде чем мне снова разрешили попытаться подняться.
В этот раз всё получилось, но я имел лишь три лапы, четвёртая отказывалась слушаться. Я смог сделать всего несколько шагов, после чего опустился на пол: обессиленный и выжатый, словно лимон. Меня тут же подхватили заботливые руки и отнесли на место.
Последующие дни я провёл в закреплении пройденного и ещё через неделю я мог несколько раз взад-вперёд проходить по комнате. О былой резвости мечтать не приходилось.
Вскоре меня выписали, и хозяин приехал за мной вместе с Афродитой на её новой машине. Надежды, что пока я лежал в клинике, их отношения продвинутся, не оправдались. Когда они приехали за мной, я понял, что скорее, наоборот: между ними затихли и те чувства, которые трепыхались при мне. В этом виноват был я и только я. Если бы я не подставился так по-глупому, то шанс ещё был бы, а теперь… вряд ли. Хотя…
Существовал один парадокс. Несмотря на всё, о чём сказал, я был единственным фактором, который ещё связывал их. На этом мне предстояло сыграть, но как, я пока не догадывался.
Но что это я всё о себе и о себе? Через неделю после того, как меня привезли из клиники, произошло то, что назревало давно. Наверное, с тех пор, когда девушка по имени Афродита переехала к нам. Её с самого начала угнетала мысль, что она своим присутствием стесняет кого-то. Раньше было легче: она заботилась о квартире, но теперь, когда она уделяла ей меньше времени, чем хозяин, Афродите было не по себе. Тем более что эта квартира так и не стала для неё домом, а мой хозяин – близким. Она сняла себе отдельное жильё.
В чём-то я её понимаю. Я бы тоже не смог долго прожить в той клинике, где меня лечили, невзирая на то, что там работают очень милые и приятные люди.
Короче, это произошло ровно через пять месяцев после того, как Афродита появилась в нашем доме. Надо сказать, что я мало, чем мог помешать произошедшему, ведь я даже по квартире толком передвигаться не мог, не говоря уже о чём-то большем.
***