26 ноября 1718 года Петр Великий подписал Указ о Переписи податного населения. Результатами ее царь был весьма озлоблен.
Задумка была проста. Самодержцу требовались деньги на развитие русской армии, которая вследствие бесконечных войн и головотяпства начальников теряла солдат, была плохо вооружена и вообще находилась в стадии становления. А деньги следовало взять с населения, облагаемого податями. Вот для того, чтобы понять, сколько душ способны уплатить налоги и была задумана Перепись.
В ней не было бы нужды, если б все ответственные лица честно исполняли свое предназначение. Но помещики укрывали своих крестьян, губернаторы покрывали помещиков, а ревизские сказки безбожно врали. И царю русскому невозможно было понять, сколько всего населения живет в России и сколько денег должно собираться с него на нужды государства. Посему он решил людей пересчитать.
И Петр дураком не был. Он предполагал, что и во время переписи населения обязательно найдутся те, кто будет обманывать, скрывать и врать. А потому прописал в Указе строгие меры предостережения оного:
1. Если помещик или вотчинник скрывает от занесения в сказки своих крестьян мужского пола (женщин и девиц не переписывали), то донесший об этом получал утаенное.
2. Если переписчик таки обнаруживает крестьян, не внесенных в сказку, то "оные крестьяне с их землею и всем отданы будут тому переписчику".
Ежели переписчик или иной чиновник покрывал утаение крестьян, то ему грозили следующим: "А буде кто, как переписчик, так и офицер, сей своей должности и указу пренебрегут, кaзнeны будут cмepтuю."
Доносчик, который сдал такого чиновника, получал все крестьянские души, что были утаены.
А сроку на Перепись дать год.
Указ суровый, что и говорить. Но не ясный, некоторые категории поданных обрадовались, думая, что коснется оное лишь крестьян помещичьих. Но рано радовались.
22 января 1719 года последовал новый Указ с дополнениями и разъяснениями. Переписи надлежали все дворцовые люди и прочие государевы люди, а также патриаршие, архиерейские, монастырские, церковные, помещичьи и вотчинные крестьяне. Кроме того, переписать также следовало однодворцев и татар.
«Кроме, завоеванных городов и Астраханских и Уфимских Татар и Башкирцев и сибирских ясачных иноземцов, о которых будет определение впредь".
Новый Указ уточнял, что переписывать нужно "по именам есть мужска пола всех, не обходя от старого до самого последнего младенца, с летами их." И добавлял меры ответственности — утайников среди помещиков и церковного начальства — лишать головы без всякой пощады. А земли их, имущество и крестьян (помимо тех, что предназначены доносчику) записывать на Петра Алексеевича, Самодержца российскаго.
Помещичья и Патриаршья Россия вздрогнула, перекрестилась и... ничего не изменилось. Бригадир Василий Зотов, ставленный на контроль Указов, рассылал по землям курьеров, взывал к совести, требуя скорейшей подачи сказок (срок государев поджимал!). Но их просто не подавали. Тогда 17 апреля 1719 года Сенат пресек и этот путь утаивания сведений — неописанные села и деревни становились собственностью Государя.
Казалось, деваться некуда, принимай переписчиков и солдат, подавай правдивые сведения и плати за свои души подати. Уже отправлены воинские команды с поручиками в губернии и земли, с жесткими наставлениями, рвать и метать, но сыскать требуемое и занести в реестр.
Инструкция гласила: "Всех тех, от которых оное пренебрежено, сыскав и собрав в Канцелярию, держать на цепях и в железах скованных (не выключая и самого Вице-Губернатора, ежели от него чинилось) не выпуская никуда, пока в оном деле, как Его Царского Величества указ повелевает, совершенно исправятся, и сказки с указанными ведомостьми подадут все, и посланы от них будут исправно, и в том их понуждать непрестанно".
Но проходили дни, недели, месяцы, а переписные сказки все не приходили. Помещики и прочие землевладельцы, а также подмазанные ими чиновники, тянули до последнего. Надеялись, что горячий царь забудет про сказки и найдет себе новую забаву. Те же редкие документы, что приходили от помещиков, вызывали большие сомнения.
Гвардия Петрова штыками выковыривала из ответственных лиц нужные бумаги. Но те подавались с помарками, кляксами, без подписей, либо были писаны настолько безграмотно, что ничего не разберешь. И Зотову приходилось возвращать сказки для исправления недочетов. На радость землевладельцам.
Прошел год — ничего не изменилось. "Ноябрьский" Указ в срок был не исполнен. Царь свирепел и требовал — поданные проявляли невиданное усердие в Переписи, но винились, что замешкались, не поняли, а также случались прочие оказии.
В январе 1720 года Петр наносит по провинциальной бюрократии новый удар. Теперь переписи подлежат не только полевые работники, но и прочие крестьяне, а также духовные лица. Ничего не изменилось, в столицу поставлялись такие каракули, что разбирать их оказалось невозможным. Вице-губернаторы на местах успешно отчитывались о произведенных дознаваниях, ревизоры и воинские переписные команды вольготно прижились в городках и селах.
28 февраля 1721 года Петр Первый приказал переписать в городах, помимо прочих, и посадских с разночинцами. Но и тут русская знать проявила смекалку. Хозяева просто отправила из посадов всех лишних на кормление по деревням, к знакомым помещикам на утайку, а при ревизии в тех поместьях — отправлялись обратно, в проверенные уже посады. И перепись эта также не была достоверна.
Не помогли и сличения предоставленных данных с церковно-приходскими книгами. Книги те терялись, сжигались случайным образом (от огарков и случайных искр, конечно, а не никак иначе), были закапаны воском до неразборчивости. Лишние крестьяне объявлялись помершими, о чем делались записи, но продолжали исправно исполнять свои обязанности у помещиков.
Война за души продолжалась, государство терпело в ней поражение. Канцелярии были завалены тысячами жалоб на помещиков и от помещиков, на переписчиков и от переписчиков, от чиновников на помещиков и наоборот, а также от крестьян на всех вышеперечисленных лиц.
Не помогла и амнистия, которую Государь предоставлял всем, кто решит сознаться в утайке. В Указе от 15 марта 1721 года сообщалось: "А вина за тое утайку всем отпущена будет без всякого истязания и штрафа, и из деревень тех утаенных имано не будет". Вина отпущена, но людей своих все равно никто не выдал.
5 февраля 1722 года царю пришлось помиловать тех, кто был уличен в посадско-деревенском трафике населения. Генеральный ревизор Сената граф Василий Зотов отчитался, что согласно Переписи в России найдено и учтено пять миллионов податных душ. К тому времени сиятельный Василий Никитович оброс богатством, скарбом, душами и поместьями.
Петр Великий не поверил. Зотова сменил генерал-майор Г. П. Чернышев, коему было поручено перепроверить все переписные сказки и реестры. Чернышев оказался более ответственным. Он рьяно взялся за дело. Нарушений выявилось столько, что стало очевидно — перепись провалилась.
Более того, оказался негодным весь контролирующий ресурс. И иже с ними те, которые были обязаны уплачивать за своих людей подати. Оказалось, что провинившихся дворян, управителей, приказчиков, старост и офицеров обнаружено такое множество, что если, согласно Петровским Указам, их всех аннигилировать, то это подрубит экономику Империи. Решено было виновных сослать на галеры, а потом их и вовсе простили.
Война за души, которую Самодержец Российский вел с российскими сословиями с 1718 по 1725 год, и которую проиграл.